Ветер Безлюдья (СИ) - Татьмянина Ксения (лучшие книги .txt) 📗
— Может быть. Но не уверен.
— Послушайте, — я не выдержала, — если человека десять раз спросить, уверен ли он, он усомнится, что уверен. Что не так? Гранид Горн даже не из Сиверска. Это я пытаюсь намекнуть — где его дело, а где мы. Зачем вопросы о нас?
— А зачем вы следили за Тимуром Дамиром? Верю, Гранида вы обнаружили случайно, но зачем вы шли в тот день за ним?
Следователь даже указал на соцработника, и тот совсем опешил.
А у меня на секунду возникло желание сказать правду и посмотреть на реакцию собеседников. Но ведь не поверят же. Сказать, что мне понравился сам мужчина — тоже не поверят. Рыхлый, замотанный и на вид старше себя лет на десять Тамерлан — не приманка для женского взгляда.
Выдерживая паузу, думала, что сказать, но правдоподобной версии в голову не приходило.
— Чего молчите?
— Не хочу лгать, и не хочу говорить правды. Остается молчать.
— Имеете право.
Даже без чтения мыслей я по выражению лица поняла, что Андерес хотел повести разговор иначе. Он разозлился, на себя, сцепил пальцы и вздохнул. Сказал вслух:
— Идите.
Хорошее предчувствие
До метро мы с Тамерланом шли вместе. Он был взволнован, и потому торопливо говорил:
— Да, а я вот сейчас по делам снова в старый Сиверск поеду. Уже с принт-ноутом сросся, никуда без него. То это надо распечатать, то другое. Никуда без бумаг… Работы навалилось, что и в праздники не отдохнуть. Кошмар какой-то. По Горну думал, что быстро, а запросы все по нулям. Нет его нигде, не существовал вроде. Стерли.
— Вот так и нет ни одного материального доказательства его прежнего существования?
— Не знаю. Как он попал в Сиверск он не помнит, по госданным сети ничего нет, а запрос в материальный архив Тольфы пока ничего не дал. Молчат там уже сколько времени. Я не только туда отправлял заявки на поиск, и по месту его службы, и по месту заявленных работ, но тут сложность в том, что из-за специфики образования он служил и работал в секретных частях. Оттуда непросто достать какую-либо информацию.
— А родные, родители?
— Сирота абсолютный. Еще отказником попал в дом малютки в тридцать третьем году. Это было очень тяжелое время, и судить мать с высоты нынешних лет нельзя. Может быть тем самым она вообще спасала сына от смерти. Мы ведем работу…
— Вам интересна его история, вы верите ему?
За все время разговора, только сейчас голос у соцработника стал спокойнее, а речь не такой быстрой. Он даже чуть сменил тон, повеселел:
— Да. Я очень рад, что следователь Андерес привлек именно меня. Я… устал от скучной работы. А тут необычное дело. Я, получается, тоже веду следствие. Хоть и по своей линии, а не по уголовной…
Пока мы шли, я была без наушника. Не знала, о чем вдруг он задумался, молчать стало неловко.
— А как возможно стереть человека из системы? Разве это реально?
— Реально, — со значением вздохнул Тамерлан, — при условии, что есть высший допуск.
— Но ведь такой масштаб. Если даже взять соцсети — я молчу, про личные странички, но человек может попасть на снимки к тысячам людей, кто делает фото или селфи, пусть на фоне, пусть мельком. И все это в сети. Программа распознавания лиц способна отыскать человека даже по фрагменту лица, попавшего в кадр, или нет? А прибавим сюда все видео с стационарных камер, коптеров, сканеров…
— Эта же программа, если ей поставят такую задачу, может и уничтожать или заменять все снимки, где находятся нужные черты даже фрагментарно.
— Это могут быть миллионы данных. Хорошо, я верю, что можно пройтись и стереть частные снимки, но как возможно удалить видео или фото, если они принадлежат полицейскому, банковскому, социальному цифровому архиву? Как?
— Вам или мне — никак. Я повторяю, — высший доступ… — Последние два слова соцработник произнес, понизив голос. — И знаете, что в этой истории самое правдоподобное? Гранид еще в больнице назвал трех человек, что могли бы подтвердить его личность — его друг, его жена и его шурин. Так вот последний, брат этой жены, как раз чиновник нужного уровня. У него есть доступ. Все трое уже опрошены и их полицией, и нашей дистанционно, — никто о Граниде никогда и не слышал. «Не знаем такого», и все тут.
— Если они врут, то что же такого страшного сделал Гранид, что они трое захотели вот так с ним поступить? И стереть, и убить физически?
— Деньги, думаю… Нет, чего-то я разболтался. Нервы и усталость, простите меня. Лучше Андереса расспросите, он если скажет, он в курсе, что можно раскрывать посторонним. Спросите самого Гранида. Он же теперь с вами живет. Я вам ничего не сообщал.
— Хорошо.
Тут он остановился, — до входа в метро оставался один поворот, — и тронул меня за плечо.
— Подождите. Эльса… а вы правда тогда специально за мной шли?
— Да.
— Зачем?
Подумав, как ответить, сказала:
— Увидела в метро, показалось, что знакомый, но не была уверена. Думала, что присмотрюсь подольше, пойму. Или догоню и спрошу, но не получилось.
— Мне не послышалось! Вы тогда по телефону назвали меня Тамерланом, а так меня звали в детстве, это прозвище я не слышал ни от кого уже много-много лет! А вот следователь меня пытал вопросом, но я колебался… — его глаза превратились в щелочки, и он улыбнулся мне как давней подруге. — уверен теперь, что на самом деле видел вас раньше. Дружили детьми?
Я пожала плечами, но это его не расстроило.
— Убейте меня, и я не помню. Вернее — я точно помню, что друзей у меня не было… по разным причинам не очень все складывалось. Позволите на ты?
— Да.
— Хорошее у меня предчувствие. Последнее время все на свете было так плохо, а теперь вот хорошее предчувствие. До свидания, Эльса. Я всегда на связи, если что.
Нет… неспроста странности стучатся ко мне именно из далекого прошлого. Наталья, Тимур, Андерес — всем знакомо мое лицо или имя. Никто не знает откуда. Я не видела этих людей раньше, уверенна, но за то я слышу их мысли. Что за загадки прошлого? Даже Гранид видит во мне кого-то, кого точно давно знает! Двойник? Сестра-близнец, которая сгинула при рождении и выросла параллельно со мной, и нас теперь путают? Бред… хуже маминых романов. Как выяснить, что происходит? У кого спросить? Родители только посмеются надо мной.
Тут я вздохнула, вспомнив о том, что они так и не откликнулись. Нарочно, как на зло, как обидевшиеся дети, не разговаривали со мной. Разве так можно?
Будни
Дальше дни нового года потекли для меня непривычно и обыденно одновременно. Я с головой окунулась в работу, но приходилось подстраиваться под своего вынужденного постояльца, уединения в квартире я больше не находила. К счастью, он на несколько дней забыл о своей желчи, не доставал меня суждениями и много спал, все ел и исправно принимал лекарства.
Соседки я опять не слышала в квартире. Родителей отмечала в онлайне в сетях, посмотрела даже мамин свежий ролик, выложенный для читателей, прочитала папину статью, убеждаясь, что они живы и здоровы. Письмо на пятое мне ответили, что приняли какое-то решение и собираются к февралю ближе со мной серьезно поговорить. Как только утрясут все между собой. А что у них там снова между собой, я и представить не могла.
Непривычным было и то, что я не ходила к ним в гости, они настояли. А вместо этого дольше разбиралась с тетиными коробками новых покупок. Курьеры исправно все доставляли, а тетя Эльса не все могла сама распаковать или собрать. Немного обидно было увидеть выброшенными пледы, которые я дарила в один из праздников, отправленный в отставку телевизор, который я же купила ей в самом начале вселения сюда, и она сама его выбирала. Много вещей, на которые когда-то ушли деньги, которые оставались еще в хорошем состоянии — в приказном порядке были приговорены к выбрасыванию.
Я не понесла их в мусорку, а перенесла в комнату-склад.
Хотелось позвонить Виктору и напроситься в гости. Но всякий раз меня брали сомнения — а хотят ли меня видеть в тех Дворах на самом деле? Может, только вежливость не позволяет Виктору и его родителям, добрейшим людям, как-то отвадить меня? И еще работа. Я подписалась под большее количество заказов, чем обычно, и времени мало на что оставалось. Пару раз даже приходилось пропускать свой бассейн и занятия, и заказывать продукты с доставкой. Из всех удовольствий досуга мне оставалась лишь готовка. И вдвойне мне было приятней, что Гранид не стеснялся — утолял голод, не хвалил, не говорил — вкусно-невкусно, но ел с явным аппетитом все. И я видела, что ему физически все лучше.
