Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Царица, — негромко проговорила она, и в голосе ее была надежность, устойчивость, неторопливое ожидание. Лэйк вдруг подумалось, что Дара сама — точно ее мастерство, кропотливое, упорное, основательное и очень надежное.
— Наставница, — Лэйк поклонилась ей, как кланялась всегда, почти что в пояс.
В глазах Дары промелькнула усмешка.
— Пришла с инспекцией?
— Можно сказать и так, — дернула плечом Лэйк, неловко улыбаясь. Сейчас она вновь чувствовала себя ученицей, нерадивой и криворукой, что вечно роняет фирах или спотыкается о ведра с водой, проливая их на пол. И это было так хорошо! Роксана, Ману Небесная, как же хорошо!
Дара кивнула ей, оглядывая ее с ног до головы, словно Лэйк сама была той самой металлической заготовкой, которую мастер изучала на предмет того, что именно из нее следует сделать. И почему-то внутри появилась так давно забытая робость, выколоченная из нее кулаками и клинками дермаков. Лэйк переступила с ноги на ногу, чувствуя себя донельзя бестолково, и при этом спокойно, словно в тех объятиях мани.
— Где твой долор, царица? — негромко спросила Дара, и в голосе ее была усмешка. — Поменяла на новую игрушку?
— Ну, не такую уж и новую, — рассмеялась Лэйк, вытягивая из-за спины копье Ярто Основателя и протягивая его в руки наставнице. — Тьярд говорил, этому копью две тысячи лет, и сделано оно с помощью энергии Источников.
— Вот как? — Дара задумчиво покрутила в руках древко, потом одним плавным движением сняла чехол с клинка и поднесла его к свету, разглядывая узор структур. В отблесках пламени по лезвию побежали ало-рыжие сполохи, окружившие его загадочным танцующим ореолом. Довольно пробурчав себе под нос что-то неразборчивое, Дара подняла голову и взглянула на Лэйк. — Да уж. Прав твой Тьярд. Копье действительно древнее, и делали его действительно с помощью энергии. Однако одного я не понимаю: чем тебе твой долор так не приглянулся, царица? Или он чересчур стар для тебя? — В голосе ее зазвучала ирония. — Чересчур традиционен?
— Нет, наставница, — покачала головой Лэйк, осторожно забирая из рук Дары копье. — Долор мне как раз по руке. Только он стал ценой, которую я отдала за то, чтобы между нами и вельдами больше не лилась кровь.
Некоторое время Дара внимательно разглядывала ее лицо, потом улыбнулась самым краешком губ.
— Не забыла как ковать, девочка?
— Помню, наставница, — вновь поклонилась Лэйк, чувствуя, как в груди затрепетало сердце. Сладкое волнение, такое знакомое, такое любопытное, словно взметающий вверх старые сухие листья первый весенний ветер. — Только вот, боюсь, что рука уже не та.
— Проверим, — буркнула Дара, отворачиваясь к горну.
В груди что-то сжалось, и к горлу подкатил ком. Лэйк осторожно отставила в сторону свое копье и с невероятной бережностью подхватила лежащий рядом на бочке кожаный фартук. Он слегка заскрипел под ее пальцами, и от этого звука губы сами раздвинулись в улыбку. Все это было теперь волшебным, по-настоящему волшебным, как в самый первый раз, когда она только что пришла в кузню, но теперь иначе, сильнее, глубже. И Лэйк наслаждалась каждым мигом этого ощущения, проживая эти секунды, как величайший подарок из всех, что ей когда-либо делала Роксана.
Сбросив пальто, она накинула фартук и привычным движением завязала завязки за спиной. Казалось, что она уже не помнила, как это делать, но руки хранили мастерство, руки помнили и двигались сами. Шагнув к горну, Лэйк ощутила, как трещинки все быстрее и быстрее бегут по ее панцирю, охватывают все ее тело, всю ее душу, все сердце.
— Дай мне заготовку под кинжал, — приказала Дара, не поворачивая головы.
Лэйк подчинилась, садясь на колени у ящика с длинными металлическими брусками из мифара. Руки сами принялись ощупывать заготовки, одну за другой, выбирая подходящую. Температура нагрева в походном горне была ниже той, что требовалась для ковки обычного оружия, но как раз подходящей для… долора! Руки Лэйк на миг замерли, а в груди полыхнуло, полыхнуло так, что электрический разряд прошил ее тело насквозь.
Лицу стало мокро, и Лэйк закусила губу, часто смаргивая соленые слезы. Потом махнула головой и принялась искать среди заготовок ту, что лучше всего подходила. «Долор — душа анай. И его изготовление — задача не для твоих кривых рук». Ком в горле грозил вот-вот вылиться из глаз целым водопадом, а в груди полыхало жарче, чем в кузнечном горне, и кровь кипела в венах, пела, вторя треску пламени в горне. Она позволит мне! Роксана, она позволит мне!..
Выбрав необходимую заготовку, Лэйк встала и подошла к наставнице, показывая ей сталь. Дара, глянув мимоходом, кивнула на горн.
— Грей. Я пока закончу.
Ловко подцепив клещами разогретую полосу будущего меча, Дара под углом ввела лезвие в воду. Послышался громкий треск, почти крик стали, шипение воды, над которой поднялся толстый слой пара, сразу же заволокшего помещение. Убедившись, что полосу не покривило во время отпуска, Дара разогнулась, отложила в сторону клещи и отряхнула руки. Решив больше не ждать, Лэйк погрузила заготовку в горн.
— Качай, — буркнула Дара, обходя ее и ухватываясь руками за толстые деревянные ручки мехов. — Недостаточно жара.
Вдвоем они налегли на мехи, качая поочередно и раздувая недовольно рычащий горн. Лэйк, словно завороженная, смотрела и не могла насмотреться на то, как толстый столб воздуха выдувает вверх целый хоровод алых искр, как рычит и беснуется бело-рыжее пламя, яростно набрасываясь на угли, как начинает медленно-медленно зацветать по краям прямоугольный брусок заготовки. Руки двигались сами, они хранили память о том, как работать. Они пронесли эту памяти через три года сражений, холода и боли, через тоску и отчаянье, через слезы и смех, и Лэйк внезапно поняла, что не забывала никогда. Она помнила в черной ночи Вахана, по пояс в ледяной воде, отчаянно скалясь сквозь зубы в искаженные яростью лица дермаков. Она помнила в стылых, продуваемых всеми ветрами стенах Серого Зуба, помнила в бескрайних степях под проливными дождями, налегая на застрявшие в грязи тележные колеса. Помнила в густом чужом лесу где-то на самом краешке мира, в руинах старого города, в котором когда-то разбилась на осколки, словно старинная ваза, память ее народа. Она помнила, когда умирала, и помнила, когда возрождалась, когда плети Ларты срывали мясо с ее костей, а ее кулаки калечили ее лицо, помнила, когда вставала против армии, затянувшей весь Роур, покуда глаза глядят, черным пятном, помнила, когда за ее спиной умирали ее дочери, а над ее головой рвалось на куски окровавленное стонущее небо. Помнила и не могла больше никогда забыть.
— Жара мало, — недовольно поморщилась Дара, поглядывая на то, как прогревается сталь.
Лэйк и сама видела это. Сталь для долора была пористой, для нее использовался только самый лучший мифар, самый качественный и чистый, а сталевары отливали заготовки таким образом, чтобы их легче всего было нагревать. Однако жара, что давал походный горн, было слишком мало. Может быть, достаточно для того, чтобы закалить уже готовую заготовку, чтобы перековать или подправить попортившееся оружие, однако не для того, чтобы сковать новое.
Не думая ни о чем, она взмолилась Роксане. Возможно, это был последний раз в ее жизни, когда у нее еще была возможность что-то сковать. Возможно, в следующем же сражении чья-то стрела все-таки достанет ее, или найдется ведун, которого она пропустит, или копье вынырнет оттуда, откуда его никто не ждал. Возможно, через час за ней уже пошлет Великая Царица, и они начнут развертывать войска, или придут донесения, или прибудут армии… Помолчи. Неужели же тебе не хватило всего того грохота, что был все это время? Ты пришла сюда, пытаясь найти тишину. Вот и найди ее.
Прикрыв глаза, Лэйк качала и качала мехи, и что-то было в этом успокаивающее, обволакивающее, одурманивающее и при этом донельзя правильное. Ревел огонь, плюясь искрами, разгорался все сильнее, медленно краснела заготовка, а вместе со всем этим нагревалось и что-то внутри самой Лэйк, и в его огне сгорало все лишнее, обугливаясь и опадая прочь, словно шелуха. И все теперь казалось гораздо проще, чем раньше, гораздо прямее, спокойнее. Лэйк расслабилась еще чуть-чуть и тихонько взмолилась, прося Огненную явить милость.
