Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Ты прекрасно знаешь, что ждет дуру, рискнувшую хоть одним глазком взглянуть на эти развалины, — в полудреме бубнит Эрис, поглубже пряча нос в теплый плед. — В худшем случае — изгнание.
— Да знаю, — отмахивается Эней, — но помечтать-то можно!
— Нет там ничего, — вяло бурчит Эрис, сладко зевая и прижимаясь поближе к бедру Эней, — камни одни, да болота, камыши да утки. Не на что смотреть.
— А мне бы все равно хотелось хоть одним глазком взглянуть! Хоть разочек! — отвечает Эней, с невероятной нежностью на лице глядя на Эрис. Эта нежность сквозит в каждом ее жесте, когда она осторожно и легко-легко перебирает темные прядки Эрис и словно боится пошевелиться, чтобы не потревожить ее. — Хоть разочек, — тихо шепчет она уже почти что себе под нос, и в глазах ее — нежность.
По щекам вновь побежали горячие струи, и Леда отстраненно удивилась этому. Казалось, она уже выплакала все слезы, всю свою кровь, всю себя, а ведь все равно еще что-то осталось. Вокруг нее никого не было, смущаться было некого, а на обморожение ей было плевать. Поэтому она просто позволила слезам течь. Это было единственное, что она еще могла сделать в память о своей сестре. Только это.
Горная долина, которую буквально пару дней назад покинула армия анай, казалась пустой и вымершей. Лишь ветер негромко пел где-то в скалах на противоположной стороне, да шелестел оставшимися на тяжелых еловых ветвях иголками. Перекопанное тысячами ног снежное плато застыло неровным ледяным настом, и темные тучи, что медленно ползли над ним с востока на запад, грозили буквально с минуты на минуту просыпаться снегом и полностью скрыть под его толстой шапкой все следы пребывания здесь анай.
Леда подняла голову и взглянула сквозь толстые еловые лапы на темные подбрюшья туч. Первые несколько секунд вверху не было видно ничего: свет костра полностью перебил ночное зрение. Но почти сразу же глаза адаптировались, и она смогла разглядеть над тревожно качающимися остроконечными верхушками елей волнистые темные перекаты, холодные и одинокие. Ей так хотелось, чтобы наконец уже пошел снег. Чтобы он засыпал все эти белые сугробы, а вместе с ними — и ее саму, чтобы стало чисто и тихо, и можно было просто лежать, раскинув руки, мягко засыпая в этой сладостной дреме, и вновь видеть зеленые луга сочных трав с жужжащими над ними насекомыми, и смеющуюся Эней, что катается по траве будто щенок и захлебывается хохотом, а облака над ними белые-белые и такие мягкие, что хочется упасть в них на спину, будто на перину…
Костер затрещал, и она опустила голову, глядя на плюющиеся искрами поленья. Прямо в его сердце бесновалась и рычала Огненная Богиня с прекрасными глазами цвета солнца.
— Тебя нет, — тихо сказала Леда костру, ощущая внутри тупую колющуюся злость. — Лэйк сказала, что тебя нет и никогда не было. Что ты — лишь бред обезумевшей Крол и ничего более. А если даже ты и есть, то я проклинаю тебя за все, что ты сделала. За то, что отняла у нас наш дом, нашу веру, нас самих и даже саму себя. И я больше не верю тебе.
Она ждала, возможно, даже, в тайне надеялась, что прямо сейчас с неба ударит молния и спалит ее дотла, так, что и пепла не останется. Или что земля разверзнется, и огненные кипящие валы глубин поглотят ее. Она ждала, что случится хоть что-то, но ничего не произошло. Костер продолжал все так же тихо трещать, а ветер — трепать бурые гривы елей, хлопать стенкой сиротливой палатки Леды и резать ее мокрые опухшие глаза. И никакая Огненная не пришла, чтобы покарать ее за клеветнические слова. Не пришла, потому что ее не было.
Леда грустно шмыгнула носом, закусывая губу и давясь солеными слезами. Внутри вдруг стало больно, до такой степени больно, что впору было кричать. Впрочем, она уже кричала, кричала до тех пор, пока не сорвала себе глотку, и голос теперь был надломанным и хриплым. Она уже металась по лесу, рубя и кромсая ни в чем не повинные, молчаливые, уснувшие до весны стволы елей. Она падала в снег и в ярости била и пинала его ногами, словно хотела причинить боль самой земле, что поглотила тело ее сестры, ее отражения. Только все это не помогало ей, совсем не помогало.
Леда ведь чувствовала, все это время чувствовала, что что-то не так. С какого-то времени внутри образовалась странная сосущая пустота, которую не могли заполнить ни мысли о Фатих, ни мечты о будущем и том, что ждет их после того, как война закончится. Леда знала все, почувствовала в тот самый миг, когда все случилось, но не хотела верить, не желала слышать, гнала от себя прочь так, как только могла. Вот только это не меняло самого факта, это не могло ничего изменить.
Зло шмыгнув, она все-таки утерла лицо рукавом, не обращая внимания на жгучую боль в обмороженной коже. Все это не имело больше никакого значения, ничто не имело значения.
Вдруг сзади хрустнула ветка, и Леда, скорее по привычке, чем по желанию, обернулась через плечо. Прямо под раскидистыми ветвями елей стоял громадный волк и молча смотрел на нее глубокими синими глазами. Языки костра отражались в них, танцевали на выпуклых радужках, и в нем сейчас было что-то демоническое. Вот только Леде было все равно. Она просто отвернулась к пламени, заворачиваясь глубже в свое пальто и вновь шмыгая носом.
Несколько секунд было тихо, потом чуткое ухо Леды уловило шелест снега и едва слышный шорох больших лап, проламывающих намерзшую на сугробах ледяную корку. Волк медленно обошел костер и лег на другой его стороне, не сводя своих синих глаз с Леды.
Она прекрасно знала, что это Сейтар, чувствовала это где-то глубоко внутри себя. Огромная голова волка едва ли не размером с голову лошади возвышалась над маленьким рыжим огоньком, отсветы пламени танцевали на его серебристой шерсти, отсвечивали на большом мокром носу. Только вот глаза его пристально сощурились, будто у человека, и он, слегка склонив голову набок, смотрел на Леду, почти не мигая.
— Ну и что ты пришел сюда сейчас, царь гор? — хрипло проговорила Леда, отводя взгляд и вновь глядя в пламя. — Мы с тобой уже обо всем договорились. Как только придет время ударить по ондам, сюда прилетят гонцы, и мы с тобой отправимся в Рощу Великой Мани, чтобы делать свое дело. Но они еще не прибыли, и сказать мне тебе нечего.
Сейтар просто смотрел на нее, и Леда усмехнулась сквозь слезы. Она была в таком ужасающем состоянии, когда умоляла Лэйк отправить ее одну в эти горы, к сальвагам, что забыла обо всем на свете, в том числе и о том, что говорить с ними она не может, и вряд ли они поймут хотя бы одно ее слово. И теперь оказалось, что она подвела всех вокруг, ровным счетом всех, взяв на себя ответственность за дело, выполнить которого не могла. Да к тому же, еще и в тот момент, когда от каждого решения зависела судьба всего ее народа.
Сальваг лежал рядом, и от его огромной морды в воздух валил пар. Леда слышала его шумное раскатистое дыхание, словно кто-то качал кузнечные мехи. Ей подумалось, что в сущности из сальвагов вышли бы отличные собеседники: существо вроде бы и разумное, а вот ответить на ее реплики никак не может.
— Ая говорила, ты понимаешь наш язык, поймешь, если я просто буду говорить, — звук собственного голоса как-то согревал Леду. Ей одновременно и хотелось выговориться, и хотелось не произносить ни слова. — Ты мне теперь вроде как брат, — горло вновь стиснуло болью, но она изо всех сил прогнала прочь спазм. — А раньше у меня была сестра. Вот точно такая же, как я, веришь? Рыжая, как подсолнух, конопатая, будто перепелиное яйцо, смеющаяся так звонко, что даже глухари от ее гогота в испуге срывались с ветвей. — Леда громко всхлипнула, давясь слезами. — И вот теперь ее нет. Эти дрянные мелкие черные мрази застрелили ее, и мое отражение теперь высоко в небе, точно так же гогочет, словно гусь, прямо между звезд, и распугивает кометы своим голосом. Знаешь…
Горло перетянуло окончательно, Леда согнулась вперед, содрогаясь в глухих рыданиях. Они все рвали и рвали грудь, и казалось, конца края этому нет. А потом вдруг в голове что-то сместилось, поменялось… Леда была так удивлена, что на миг позабыла обо всем, когда перед глазами возникла картинка: осенний ветер срывает с деревьев золотые листья, стаи диких гусей клиньями тянутся на юг, и подросший щенок, подняв нос, нюхает несущий зиму ветер. Видение схлынуло прочь, оформившись, сжавшись в несколько слов, произнесенных бестелесным голосом, похожим на тихий шелест трущихся друг о друга сухих камышей.
