Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Хорошо, тогда просто скажи мне, как это сделать, — сдалась она, глядя на сальвага. — Я вот вся из кусочков и хочу снова стать целой. Объясни, что для этого нужно.
Сальваг молчал, глядя на нее, и Леда чувствовала от него затруднение. Словно он изо всех сил пытался мыслить как она, пытался подобрать хоть какие-то объяснения, чтобы она поняла. Волк беспокойно перелег с лапы на лапу, потоптался в снегу, дернул ухом и почти что по человечески тяжело вздохнул.
«Ты слышишь, как я говорю?» Леда кивнула на эти слова, Сейтар выглядел довольным. «Когда я говорю, я не режу. Когда ты говоришь — ты режешь. Говори так, чтобы не резать».
— Богиня, я не понимаю, что ты от меня хочешь! — устало всплеснула руками Леда. — Как мне это сделать? Как?
Сальваг вновь недовольно затоптался в снегу. Леде вдруг показалось, что он насупился и смотрит на нее из-под нахмуренных бровей.
«Как глупый щенок, которого учат, а он артачится». В голове возник образ волчонка, который сует морду прямо в иглы дикобраза, несмотря на предупреждение старших, а потом с громким воем и визгом принимается скакать на месте, зализывая поврежденный нос. «Перестань резать. Смотри целиком. Целиком. Все — одно, и ты тоже часть этого. Двуногие забыли, порезали на кусочки, разложили вокруг себя и успокоились, а только это грызет их изнутри, как червяк дерево. Нужно, чтобы ты стала целой. Тогда ты почувствуешь и поймешь».
— Целой, — проворчала Леда, глядя на настойчивого волка, не спускавшего с нее глаз. — Я не могу уже стать целой, потому что часть меня умерла.
«Глупая. Ничто не умирает. Смерть — это когда ты все режешь. Она есть только у двуногих. Для нас ее нет».
Что-то шевельнулось внутри, и Леда взглянула на Сейтара по-другому. Маленькая золотая щекотка прямо в середине груди, хотя Леде казалось, что боль давно уже разворошила там все так, что этого золота больше никогда не будет. Сейтар говорил что-то верное, очень верное, только она никак не могла понять, в чем же там дело.
«Не режь. Не суй нос к дикобразу, не режь! Слушай!» — настойчиво повторил сальваг, и Леда вновь ощутила, что ухватила суть, но на этот раз не стала об этом думать.
Глубоко вздохнув, она прикрыла глаза. Он сказал ей слушать, а для этого нужно было расслабиться. Золотая пульсация Роксаны в груди стала сильнее, совсем чуточку, но сильнее. В этом было что-то правильное. Леде казалось, что она уже никогда не вернется, да и не хотелось, чтобы возвращалась. Все так давило на нее, так гнуло к земле! Словно каменный склон упал на плечи, а она едва держалась, чтобы…
«Прекрати резать! Сколько можно тебе говорить?» — на этот раз голос Сейтара был уже сердитым, словно у потревоженного ежа в норе. Леда кивнула ему, соглашаясь. В конце-то концов, попробовать стоило.
Она вновь замолчала, прогоняя все мысли. По-видимому, Сейтар хотел от нее именно этого. Избавиться от назойливого шума в голове было сложно, так сложно, что Леда даже удивилась этому. Словно полные уши ос, которые жужжали ей на разные лады ее же собственным голосом столько всего, что запросто можно было сойти с ума. Отбросить это совсем у нее так и не получилось, но она смогла сосредоточиться на золотом клубочке огня Роксаны в груди, а потом принялась раздувать его, будто бы держа в ладонях.
Это было так же, как когда их только учили летать. Комочек казался слабым и израненным на ощупь, больным, едва отзывался, мерцал и почти что гас, но Леда осторожно накрыла его обеими ладонями и грела, грела своим дыханием, посылая ему волны чего-то, что можно было бы назвать успокоением. В ответ он доверчиво прильнул к ее пальцам, а его тепло стало ощутимее, пульсация — сильнее.
«Вот так, маленькая сестра!» Судя по ощущениям, Сейтар был доволен. «Давай. Еще немного, и ты уже сможешь услышать».
Леда отбросила прочь взметнувшиеся вдруг в голове вопросы о том, что именно она должна услышать. Они поколебали ее спокойствие, волны добежали до маленького огонька в груди, и он вновь в страхе сжался, но на этот раз успокоить его было проще. Леда обняла его и прижала к себе, как прижимала Фатих, как прижимала маленькую Эней, как когда-то ее саму прижимали к груди теплые руки мани.
Что-то изменилось. Она не могла бы сказать, что именно, но что-то ощутимо менялось. Стало физически легче, с плеч словно медленно сваливалась тяжесть, камень за камнем, ухая в черную пустоту вокруг. Стало как-то светлее, и голова стала почти что прозрачной, как тонкая корочка льда, сковавшего в предрассветном сумраке стоящие с ночи лужи.
«А теперь слушай. Я помогу тебе».
Леда ощутила, как сознание Сейтара мягко обволакивает ее, словно накрывает сверху прозрачной тканью. Это было так же, как когда он посылал ей свои образы, только теперь они исходили не снаружи, а отовсюду сразу. Они поднимались изнутри самой Леды и разворачивались, направляемые тонким потоком сознания Сейтара, который очень осторожно подталкивал их, указывал дорогу, как отыскивает дорогу первый ручеек, бегущий вниз с холма.
Все стало еще мягче, легче, прозрачнее. Леда поняла, что улыбается, как ребенок, светло и глупо, и что ей плевать на то, как это выглядит.
«Открой глаза», — тихо приказал сальваг.
Повинуясь мягкому толчку его воли, Леда очень осторожно приподняла веки и начала оглядываться. Вокруг нее была все та же ночь: все тот же костер танцевал на земле, искрился снег, и елки слегка трепыхали темными ветвями. И в то же время: все изменилось.
Леда будто полным ртом, оголенными нервами, открытым мясом чувствовала все вокруг. Словно в ледяной поток прыгала, словно с немыслимой высоты падала, закрыв крылья. Мир втек в нее через каждую пору, через каждую крохотную клеточку ее тела, и теперь плескался внутри, мощно перекатывался золотыми волнами ряби прямо по ее телу.
Огонь танцевал перед ней, сильный, мощный, ревущий, своевольный и не подчиняющийся ничему. Его пляска никогда не повторялась, он был легким, он не был физически твердым, он не был предметом, но Леда все равно могла его потрогать, и теперь на ощупь он ощущался иначе, едва ли не как ее тело. Маленькое чудо, танцующее само для себя между небом и землей.
В абсолютной тишине немого удивления, будто заново рожденная, ничего не знающая и чистая, как горная роса, Леда вскинула голову, широко раскрытыми глазами глядя на мир. Черные лапы елей задумчиво покачивались в темноте под мягкими прикосновениями теплых струй воздуха, и Леда почти что ощущала, как им сонно просыпаться от вязкого зимнего сна, как медленно ворочается внутри них жизнь, едва-едва доставая до самых кончиков иголок, и глаза их налиты сонливой дремотой. А пушистый снег, веселый, как щенок, серебристый, как маленькие светлячки, лежал на каждой крохотной иголочке, на каждой сухой чешуйке коры. Он жался к елям, словно ребенок льнул, смеялся и хотел играть, только им было лень, им было неохота…
— Что это?.. — дрожащими губами прошептала Леда, чувствуя, как слезы бегут по щекам, и золотая радость переполняет всю ее, не дает дышать, опьяняет. — Как это?..
«Это песня», — тихо ответил ей Сейтар. «Так поет мир. Но пока ты режешь его на части, ты не можешь ничего услышать».
Порывы ветра пронизывали насквозь холодный воздух. Леда чувствовала, как ветер гневается, как рычит и кусается, словно потревоженный барсук. Он только слетел с высоких горных пиков, сварливый и не желающий никого пощадить, он подхватил с земли полные пригоршни колючих снежинок и в ярости расшвырял их вокруг, бесясь еще больше, что никому до этого не было дела.
Сверху на него смотрели тучи. Их неповоротливые брюха тянулись, словно черепахи, они ползли и трудно думали о том, что ветер слишком быстро подгоняет их вперед, слишком сильно пихает, маячит и скачет вокруг, мешая их теплым мокрым снам. А еще выше искрились звезды. Там было совсем тихо, там замирало даже время, и сквозь невероятную опустошающую черноту вниз падали серебристые копья тонких лучей, разбиваясь об искристую поверхность снега, что так хотел играть с ними, так хотел…
