Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Первое: возможность изучить Источник Рождения в землях анай.
Она не колебалась ни секунды.
— При условии, что рядом с вами будет присутствовать Способная Слышать, Жрица или Боевая Целительница, а также, что никто из вашего народа не будет иметь к нему доступа в целях размножения. — Лицо Юванара потемнело, и Эрис презрительно хмыкнула. — Ты думаешь, я не знаю, зачем тебе это нужно, Юванар? Источник Рождения принадлежит анай, а тебе придется искать другой способ, чтобы поддерживать численность Аманатара.
— Если бы я не знал, что тобой говорит Великая Мать, я бы решил, что ты чернее самого Аватара Хаоса, — эльф подвигал челюстью, потом сумрачно кивнул. — Я согласен. Второе условие, — он повернулся к Лейву, — вы отдадите нам Фаишаль. Это эльфийская реликвия, она принадлежит моему народу, а не вам, и не вам ее хранить.
— Раз этот ваш Ирантир был каким-то дальним родственником бабки Эрис, то и Фаишаль принадлежит ей по праву, — пожал плечами Лейв. Эльф посмотрел на него так, что Лейву очень сильно захотелось вернуть свои слова назад, и он сразу же зачастил: — Однако, думаю, при определенных условиях мы сможем договориться на совместное владение им или передачу его из рук в руки. Но об этом говорить вы будете уже с царем Небо и только после того, как приведете свои войска на линию фронта.
Юванар очень долго молчал, бросая хмурые взгляды на них обоих и алчные — на обломок Фаишаля в руке Лейва. Потом слегка повернул голову и бросил через плечо:
— Шарис! Труби сбор! Аманатар выступает на войну против Неназываемого.
По губам Эрис скользнула улыбка, и она благодарно кивнула Лейву. Тот только осклабился в ответ. Иногда даже и от проклятых баб был прок, хотя лично на его памяти это случилось впервые.
==== Глава 44. Услышать песню ====
Сосновые поленья тихонько потрескивали в небольшом костре, шипя и разбрасывая во все стороны алые искры. Костер протопил в снегу глубокую круглую ямку, снег по краям плавился, застывая рыдающей ледяной коркой, и капли воды стекали на сухие иголки, устилающие землю. Языки огня танцевали, яростно взметаясь вверх над почерневшей древесиной, кое-где еще покрытой тонкой розовато-рыжей корочкой, чем-то похожей на человеческую кожу. Пламя тянулось вверх, выше и выше, словно стремилось разогнать беспросветный мрак чернильной зимней ночи, колыхало низко склоняющиеся к земле разлапистые ветви древних елей. Только ночь была слишком черна, и этого крохотного огонька было недостаточно, как и редких булавочных головок звезд, что едва-едва проглядывали сквозь затянувшее небо марево туч.
Черно было и в душе Леды, что молча сидела у костерка, немигающими глазами глядя в рыжее пламя. Она уже и не помнила, сколько времени сидит так, казалось, что вся вечность сжалась до этого крохотного огонька света, нестерпимого яркого, режущего замерзшие, иссохшие от слез глаза. Пламя кувыркалось, будто дурашливый щенок, смеялось, назойливо и весело, яростно стремилось вверх. И в нем Леде виделись рыжие кудри, пылающие на солнце ярче полированного золота.
— …Смотри! — Эней хватает старую деревянную раму, оставшуюся от чьего-то окна, что они нашли на свалке за становищем. Вид у нее хитрый, Эней держит ее прямо между собой и Ледой и очень серьезно говорит: — Представь, что это зеркало. Спорим, мы одновременно сделаем следующее движение?
— Спорим, — кивает Леда.
Она знает, что сделает Эней: как всегда скорчит рожу и высунет язык. Эней так и делает, но Леда, вместо того, чтобы повторить ее жест, отвешивает ей крепкую затрещину. Вид у Эней словно у бестолкового пса: глаза круглые, волосы взъерошены, лицо вытянулось.
— Ты чего дерешься?! — обиженно рычит она, а Леда заливается хохотом. — Ах так! — Эней отбрасывает прочь оконную раму и прыгает вперед, врезаясь головой Леде в грудь. — Ну я тебе сейчас!..
Костер выплюнул большой сноп искр, одна из них упала прямо на белые штаны Леды чуть ниже колена, почти что над самым краем сапога. Леда досадливо наклонилась вперед, стряхивая с ноги уголек, и он с шипением упал в снег. Боли или ожога она не чувствовала: Каэрос и пламя руками загребать могли, но вот ткань штанов портить не хотелось. Ей только-только выдали новый комплект зимней формы, в котором впервые за долгое время было тепло. Не следовало портить его сразу же, как только получила.
… Теплое лето, яркое, солнечное. Трава в полях напитана солнцем и упоительно пахнет, а прикосновения знойного ветра баюкают, словно руки мани. Но Леде не до того: она убегает. Садовница застукала их с Эней, когда те воровали сочную спелую клубнику прямо с грядок, и теперь приходится уносить ноги, чтобы не получить трепку.
В спину несутся разъяренные крики Садовницы, угрозы, что она найдет их и взгреет так, что мало не покажется. В лицо бьет горячий ветер, вперемешку с крохотными жуками, что с громкими щелчками отскакивают от носа и щек. Ноги глухо стучат по сухой пыльной земле, и высокие травы хлещут голые коленки. Бежать неудобно: Леда обеими руками прижимает к груди туесок с клубникой, стараясь не сжимать его слишком сильно, чтобы не подавить ягоду.
Впереди, буквально в шаге от нее, бежит сестра. Рыжая коса словно бешеная змея колыхается в разные стороны.
— Скорее! — орет Эней во всю глотку. — Скорее!..
Потом она вдруг с громким криком падает и кубарем катится по земле, рассыпая во все стороны алую клубнику. Нога зацепилась за жесткую щетку мышиного горошка, запуталась в ней, но Эней только стискивает зубы и встает, чтобы кое-как ковылять дальше.
— Цела? — на бегу оборачивается Леда.
— Бхара!.. — ворчит в ответ Эней. В волосах ее запуталась солома, а все форменное платье в пятнах от клубники. — Больше половины рассыпала! Теперь Эрис не смогу угостить!..
Пламя слегка спало, и Леда, не отводя от него глаз, вслепую зашарила руками по снегу. Где-то здесь должны были еще оставаться поленья. Одно из них попало в руку, и она бездумно сунула его в костер, отстраненно слыша, как шипит на коре талая вода. Ей не было холодно, казалось, она просто не способна уже ощущать холод или забыла, что это такое. Внутри стало слишком пусто, чтобы оставалось место на что-то еще.
… За окнами стучит дождь. Серые тучи заволокли все небо, затянули его без конца и края. В их небольшом домике на плато Младших Сестер уютно потрескивает печка, ее бок совсем теплый, и Леда блаженно приваливается к нему спиной, завернув плечи в теплый шерстяной плед.
Напротив нее на кровати, подложив одну ногу под себя, а другую спустив на пол, сидит Эней. На ее коленях — книга о приключениях царицы Крол, а на лице — восторженное, детское выражение, будто и не читала она ее сотни раз подряд, будто не затерла страницы почти что до дыр так, что бумага пожелтела и пошла пятнами.
— Болота все не кончались, трясина медленно засасывала маленький отряд, что ковылял по ней на юг. Тучи комаров кружились над их головами, от болотных испарений тяжело было дышать. По ночам их донимал холод, а днем душный зной, и не было конца и края этому топкому мареву. Но царица Крол вела их вперед, без устали, без отдыха, все вперед и вперед следом за зовом, что звучал в ее сердце, доверяя лишь золотой длани Великой Мани, осеняющей ее с небес…
У ног Эней, привалившись спиной к кровати, сидит Эрис, и рука Эней рассеяно поглаживает ее волосы, перебирает их в пальцах. Эрис тоже почти что дремлет, прикрыв глаза и закутавшись в плед. Сейчас их здесь только трое, остальные ушли купаться в горячие источники, и Леде так хорошо, так уютно. Она тихонько улыбается под нос, думая о том, что они сейчас, будто совсем маленькие, как в далеком детстве, сидят и читают сказки, что читали уже столько раз подряд. И внутри от этого тепло и нежно, а еще — грустно почему-то.
— За спиной царицы лежали остатки великого города, чьи небесные башни подпирали самые облака, впереди — неизвестность и бескрайние болота. Но она вела своих дочерей вперед, наперекор всему, вела их к их великому будущему и бесконечной славе. — Эней замолкает, чему-то тихонько улыбаясь, потом вскидывает взгляд на Леду и заявляет: — Я вот всегда мечтала увидеть Кренен. Никогда не поверю, что он разрушен до самого основания. Скорее всего, там что-то осталось, и было бы крайне любопытно на это посмотреть.
