Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Я не понимаю, какое отношение это имеет… — начала Эрис, но Юванар лишь поднял кисть руки, и она вдруг задохнулась, выпучив глаза.
Лейв в удивлении посмотрел на нее и понял, что и сам не может издать ни звука: словно весь воздух из его горла вытянули, а легкие обвисли двумя пустыми мешками, не способными даже перекачивать воздух. Лейв не задыхался, нет, но он больше не мог использовать воздух для того, чтобы говорить. Его горло было мягким, словно желе, и сколько бы он ни пытался напрячь голосовые связки, из этого ничего не выходило.
От удивления Лейв почти что растерял весь свой боевой пыл, а следом схлынул и гнев. Он прекрасно помнил, Дитр не раз говорил, что эльфы не могут Соединяться с Источниками, а коли так, то какой же властью обладал Юванар? И можно ли было ей противостоять? Вот если я прямо сейчас выхвачу кинжал и прыгну ему на спину, сумеет он отразить атаку или нет? А то ишь чего удумал, рот мне затыкать! Взгляд Лейва скользнул в сторону стоящих за спиной эльфа охранников. Они не шевелились и вроде бы даже не мигали, застыв безвольными статуями. Однако, когда Лейв, казалось, совершенно незаметно расслабил правую руку, которая уж точно невзначай висела возле рукояти небольшого поясного кинжала, глаза стражников моментально переместились на него. Они не двинулись, ничего не сказали и не сделали, просто смотрели. В голову Лейву закралась мысль, а не могут ли они читать его мысли, и он сразу же представил себе спелый арбуз, чтобы хоть как-то сбить их с толку, только взглядов от него охранники так и не отвели.
Тем временем, Юванар медленно поднялся из кресла и сделал шаг в сторону, закладывая руки за спину. Он больше не смотрел на них, и лицо его приобрело отрешенное и далекое выражение.
— Создатель — жонглер и фокусник, а шарики, что исчезают и вновь рождаются между его пальцев, — миры. Он перекидывает их то так, то эдак, захочет — выбросит совсем, захочет — раздавит между пальцев, чтобы из остатков слепить новый шарик для забав. Так случилось с тем местом, откуда мы когда-то пришли сюда. Так случится и с этим миром, когда он надоест своему хозяину. — Лейв попытался заявить эльфу, что тот прогнивший до самого дна, зазнавшийся индюк, но из его горла не донеслось ни звука. Кинуться на него с оружием он тоже не мог на глазах у бдительной стражи. Ему осталось лишь стоять и сверлить спину бессмертного яростным взглядом, как делала и Эрис. Не обращая на это ровным счетом никакого внимания, Юванар продолжил говорить. — В чем смысл этой вечной игры? Миры, в которых все расписано до мелочей, миры, что существуют для того, чтобы однажды погибнуть. Рождаются и умирают существа, государства, нации и расы, рождаются и умирают боги и вселенские силы. Все это сцеплено в огромный разноцветный клубок, в котором каждая нить движется так и только туда, куда ее ведет рука того, кто эту нить вяжет. Вы думаете, что ваше сопротивление что-нибудь решит? — он хмыкнул и дернул плечом. — Я слышал о мирах любви и мирах знаний, о пространствах света и тьмы, о тех, где живут лишь тонкие сущности, и тех, где жизнь тяжела, неповоротлива и настолько тупа, что даже камень показался бы рядом с ней легким перышком, наполненным сознанием. Все это — лишь эксперимент, как и мир, в котором живете вы, мир Хаоса, где все подчинено его ритму и ничему больше. Рано или поздно этот мир выдохнется, как выдыхались и другие. У вас больше не останется сил воевать, а может, ваш противник останется один наедине с самим собой, и воевать ему будет больше незачем. И тогда все будет кончено, потому что вы исчерпаете истинную причину своего бытия. И Создатель сделает вот так, — Юванар поймал в раскрытую ладонь падающий с дерева золотой лист и смял его, растирая между пальцев.
Золотая пыль медленно посыпалась на землю, и Лейв отчаянно заорал ему, что все не так, вот только глотка его не издала ни звука. Мало того. Теперь он не только не мог говорить, он не мог и пошевелиться, ни одним мускулом дернуть не мог, только и оставалось, что яростно вращать глазами. Рядом точно также напряженно застыла Эрис, Лейв видел, как подрагивают кончики ее ресниц. Судя по всему, она тоже отчаянно боролась, но ничего не могла с собой поделать.
— Весь этот мир от его корней глубоко в твердой несознательной земле до ветвей, пронзающих тонкие небесные миры, весь этот мир будет превращен в однородную массу, а из массы этой родится что-то новое. — Юванар опустил голову и взглянул под ноги, на проглядывающую сквозь слой золотистых опавших листьев землю. — Словно зеленый росток мир потянется из чернозема вверх к вечной звезде, у которой будет другое имя, чтобы напитаться ее светом и вновь породить жизнь. Так будет вечно, и ничто не сможет оборвать этот круг. Так зачем же тогда вам бороться сейчас? — Эльф обернулся и взглянул на них. Лицо его рассекала надвое жесткая ироничная улыбка. — Почему бы вам не умереть, ведь вы все равно погибнете рано или поздно? Ведь вы все равно живете только ради этого и ни для чего кроме? У вас была божественная жизнь и бессмертие, и вы отказались от нее вместе с безумной Крол, вы продали свои крылья, променяли свое небо на жалкий удел копошащегося в земле червя, которому не остается ничего, кроме как в этой же земле и погибнуть. Почему бы тогда вам не оставить этот темный, грешный мир в том виде, в котором он есть сейчас, и не уйти в тишину где не будет ничего, даже глупой надежды на новую жизнь? Бесконечный покой, теплый, тихий, вечный покой, лишенный спешки и сутолоки, таких бесполезных, таких лишних…
— Ты… просто… завидуешь… — голос Эрис был напряженным и таким тихим, что Лейв едва его расслышал. Но он все уже услышал его, как и услышал и Юванар.
Эльф с удивлением повернулся и взглянул на Эрис так, будто впервые видел ее. Лейв тоже скосил глаза, сражаясь с невидимыми путами и пытаясь понять, что же Эрис сделала такого, что смогла освободиться. Молодая анай стояла прямо, и лицо ее лучилось таким холодным презрением, что могло бы заморозить весь этот край еще почище бушующей за его границами зимы. Лейв почти что видел, как от нее во все стороны бегут волны, словно рябь на воде, и воздух дрожит, будто в жару над раскаленной землей. Он сморгнул еще раз, пытаясь понять, показалось ему это или нет, и вновь увидел это: рябь, быстрая, звонкая рябь, бегущая прочь от Эрис кругами.
— Ты… завидуешь, — вновь повторила она, и голос ее с каждым словом становился все громче, наливался силой, будто сочный плод летним солнцем. — Ты… не можешь умереть… Ты не можешь уйти отсюда, потому что ты не от этого мира… — Она вдруг резко мотнула головой, высвобождаясь от пут, и уже нормальным голосом продолжила, прищурившись и глядя князю в глаза. — Тебе просто все обрыдло, потому что целую вечность ты только и делаешь, что сидишь здесь и пялишься в одну точку, и это до того скучно, что выть хочется. — Юванар медленно заморгал, и плечи его напряглись, а Лейв вдруг усмехнулся, поняв, что девочка, судя по всему, все-таки смогла пробить его вечное спокойствие. — Теперь я понимаю, отчего мани моей мани покинула это место, — Эрис обвела глазами лес с откровенной неприязнью. — Здесь — смерть, даже хуже, чем смерть: здесь ничего не происходит, стагнация, бесконечно долгий привал на пути. А там, за Мембраной, которой вы отгородились от мира, чтобы смертные не тревожили вас своей искристой, волшебной, полной и живой жизнью, там настоящее, там — то, чего у тебя никогда не будет. Там дети, что бегают по весенним полям и хохочут во всю глотку, там золотые сосны, в которых шумит ветер, там первая любовь и горячие поцелуи, от которых плавится сердце, там боль и страдания, горячие слезы, которых ты никогда не почувствуешь! Там — верные друзья, истина и долг, и честь, великая честь в том, чтобы биться плечом к плечу даже тогда, когда кажется, что надежды уже нет! И именно за этим туда ушла Айиль и нашла все это в руках той, что подарила ей настоящее. Но для тебя этого всего никогда не будет, а будет лишь бесконечно длинная осень, в которой ты никогда не обретешь покоя. Потому что здесь уже не будет детей: вы выродились, и кровь ваша закисла, как замшелое вино. — Юванар смотрел на нее во все глаза, словно боясь дышать, боясь спугнуть ее слова. А Эрис вдруг рассмеялась и покачала головой, потом взглянула на него сквозь длинную темную челку, и в глазах ее искрилось счастье. — Мне жаль тебя, бессмертный, потому что ты умер для своего бессмертия. Оно сковывает тебя по рукам и ногам и не дает тебе двигаться вперед. Ты словно пчела, навеки застывшая в янтаре живой. И твое время — твое прошлое, потому что будущего у тебя нет.
