Заговор маски (СИ) - Костылева Ляля (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗
Он зашел в дом и через несколько минут на крыльце появилась вся семья. Живко подпер дверь, пока все приветствовали друг друга. Яролика и Горислава тут же принялись шептаться и хихикать.
— Ну, садитесь, — скомандовал Живко. — Скоро уже на площади все соберутся, да будем выезжать. Стояна, не забыла ничего?
Женщина покачала головой.
— Укрывайтесь шкурами, — показал Живко. — Ну что, все расселись?
— Я с тобой, на облучке, поеду, — сказал Козарин, потягиваясь, — лишняя пара глаз в темноте не помешает.
Мальчики уже прижались друг к другу и задремали, женщины, пребывая в радостном возбуждении, переговаривались.
Сани тронулись, Живко выехал со двора и встроился в обоз. Горислава смотрела на исчезающие огни деревни. Что там делает Остромир? Как его рука и губа? И захочет ли он когда-нибудь снова видеть ее?
Яролика зевнула и потрясла головой, прогоняя сон.
— Ну что, — шепнула она, — выберем тебе ленты покрасивее, Остромир совсем голову потеряет. Как вы вчера погуляли? А то ты так и не зашла рассказать. А мне же интересно.
— О, ты же не знаешь… Кажется, будто уже сто лет прошло, — Горислава опустила голову на ее плечо. — Может статься, это была последняя наша прогулка.
— Почему? — удивилась Яролика. — Он что себя вел грубо? Вот еще! Горя, расскажи-ка мне все, мы что-нибудь придумаем. Если он тебя обидел, то мы ему устроим!
— Нет! О, что ты, вовсе нет! Он замечательный!
Девушки склонились друг к другу поближе, и Горислава начала свой рассказ о вчерашней прогулке и совете бабушки Всемилы.
Живко оглянулся назад, похмыкал и слегка придвинулся к Козарину.
— Разговор один есть, — понизил голос он. — Лучше бы нам сейчас переговорить, вряд ли кто услышит.
— Говори, — негромко отозвался Козарин, кивнув.
Живко задумчиво провел рукой по бороде.
— Я вчера все-таки прошелся до границы, — начал он. — Аккуратно шел, никто меня не заметил. И набрел… У нас там стена строится, — шепотом сказал он. — Где-то в два моих роста, каменная, огромная. Замуровывают нас, Козарин. Намертво. Вот тебе и Великий Острог. Вместо простых дозорных башен теперь стена, чтобы никто не вошел и не вышел.
— Эвона как… — отозвался Козарин спокойно, не отрывая глаз от дороги, но видно было, как от ярости напряглись желваки на его шее.
— Я к матери зашел, когда возвращался, — вполголоса продолжил Живко. — Рассказал — так она едва не прокляла их всех, а потом… В общем, предложила она уходить отсюда. Ее саму тут только мы и держим, она давно подумывала, да не хочет нас бросать. А теперь все страшнее и страшнее становится. Закроют нас здесь без входа и выхода. Мы с тобой и жены ладно, прожили бы, но за девочек страшно. Мать говорила, до нее слухи доходили, что совсем уж крепко за магов возьмутся. За всех, кого не выловили за эти годы. И у нас времени почти не осталось. Сейчас стена до ельника достроена. Я присмотрелся: строят быстро, однако еще несколько недель до того, как стена до болотной гати дойдет, есть. А дальше лес не наш, там я плохо его знаю.
— Даже не знаю… — растерялся Козарин. — И как нам мимо дозоров пробраться? Да и Ждана идти не захочет…
— Мимо дозоров я бы провел, — задумывается Живко. — А вот захотят ли… Знаешь, нам-то, может, и не будет особо ничего грозить, но девчушек надо спасать. Сгинут они здесь. Если бы хоть их с матерью отправить, пусть далеко от нас будут, зато живые.
— Одних? С Всемилой? — Козарин посмотрел на друга изумленно, но задумался.
— Да хотя бы и с Всемилой, — все так же тихо сказал Живко. — Мать хоть и долго пожила, но еще здоровая и крепкая. С ней они не пропадут. Да и знаю я, что в молодости знакома она была с кем-то из сольгардцев и галлов, сможет найти приют. Нельзя им тут оставаться: если тут стену построят да начнут частым бреднем всех перебирать, выйдут на них.
— Как же я с Горенькой-то расстанусь, — тоскливо проговорил Козарин, — и Ждана не пустит.
Живко побледнел, но твердо сказал:
— Мне самому хуже ножа мысль, что Ярушу не увижу, но лучше пусть не увижу, чем смотреть, как дочь на площадь выволокут, да сожгут там али камнями забьют. Времени думать нет, решайся, Козарин.
Учитель поморщился:
— Ты прав, — сказал он глухо. — Я с ней потолкую. Может, и пойдет вместе с твоей дочерью. А Ждане и говорить ничего не буду. Пусть потом голосит, когда Горя уже далеко будет.
Живко бросил взгляд назад. Его мать сидела рядом с женой и, казалось, принимала участие в оживленном разговоре Стояны и Жданы, однако Живко знал, что Всемила сейчас пытается уловить каждый шепоток, доносящийся с облучка.
— Побыстрее надо, — сказал он. — Вернемся сегодня и отправим обеих к матери, она лучше разъяснит. Посмотрел я на эту стену, живьем нас замуровывают, как есть. А девочек это пусть не коснется. Малые наши еще дети, подрастут, привыкнут, да и дара у них нет. Пусть девочки идут, Козарин. Если помогут боги, уже через несколько дней они все трое будут в безопасности. Я тоже Стояне говорить не буду, поплачет да и поймет, что так лучше. Хоть дочь в безопасности, пусть и далече от нас.
— Хорошо, — тяжело вздохнул Козарин, — пусть будет так. Вечером пришлю Горю к твоей матери. Все сделаю, лишь бы моей перепелушке хорошо на свете жилось.
Обоз все ехал и ехал, растянувшись по петляющей дороге, полз через заснеженные леса и холмы в светлеющее, наливающееся бледным лиловым сиянием небо. Деревни стали попадаться чаще, наконец совсем перестали исчезать, и обоз потек по нескончаемым петляющим заснеженным улицам. Снег под полозьями все больше превращался в кашу. И вот вознеслась над деревянными крышами белокаменная стена без всяких украшений, но добротная и крепкая. Народ валил валом в распахнутые ворота, над которыми висела в позолоченном киоте икона, откуда Христос строго взирал на входящих в город.
Было еще раннее утро, но оживление царило на всех улицах. Въехав на главную площадь, обоз, наконец, остановился. Остановились и сани Живко.
— Здесь встанем, — кивнул Козарин на незанятый лоток. — Справа я сыр разложу, если столько займу, тебе хватит?
Живко согласно кивнул.
— Хватит, — ответил он.
Все работали молча и споро, как люди, давно привыкшие действовать сообща. Мужчины помогли женщинам перетащить нехитрые товары на лоток. Девушки вместе матерями красиво разложили сыр, творог и мотки шерсти, которую успели напрясть вечерами с прошлой ярмарки.
— Вот эти носки я делала, — похвасталась подруге Яролика. — Мама сказала, если продадим их, то деньги мне: я смогу выбрать, что хочу.
— А мне, папа просто так денег обещал, — шутливо показала ей язык Горислава, успевшая за долгую дорогу забыть о своих бедах. — И я и так выберу себе, что хочу!
Яролика фыркнула и в шутку замахнулась на подругу варежкой.
— Тише, — одернула их Стояна. — Сейчас уже народ подходить начнет, а вы что устроили! — однако она тоже не выдержала и улыбнулась. — Две егозы.
— Извините, тетя Стояна! Мам, а долго нам торговать? — с надеждой в голосе спросила Горислава.
— Ну пару часиков хоть. Все равно еще не все собрались. А как ярмарка заполнится, пойдете, выберете себе бус или чего вам там нужно, — посмеиваясь сказала Ждана и добавила, обращаясь к Стояне, — эх, где моя молодость, когда мне так нужны были все эти ленты да бусы! Сейчас уже все не так.
— Да уж, — улыбнулась Стояна, — помнится, не оттащить было от прилавков с бусами, колечками, лентами. Только бы покрасоваться. Сейчас-то о другом думаешь.
— Мама, ты и сейчас красивая, — ластясь к ней, сказала Яролика.
— Ох, подлиза, — строго, но с шутливыми нотками ответила ей мать. — Ну уж нет, еще пару часов будете помогать.
Девушки переглянулись и тихонько прыснули в кулачки.
Ярмарка понемногу набирала силу. Приезжие из деревень занимали лотки, раскладывали товары, начинали подзывать покупателей. Те степенно ходили меж рядов, оглядывая привезенный товар. Кое-кто уже начинал покупать. К лотку, за которым переговаривались Ждана и Стояна, подошел усатый приказчик, посмотрел на сыр и творог, не удержавшись, одобрительно кивнул и велел следовавшему за ним работнику набирать продукты.
