Дочь Лебедя - Бак Джоанна (книги регистрация онлайн txt) 📗
У Сильви здесь были друзья, но они были не настоящие. Женщины с такими же солидными квартирами, как у нее. Они гостеприимны, но осторожны. Они сразу заметили, что Сильви всегда готова найти взаимопонимание с мужчинами, но они ведь были их мужьями. Эти женщины много путешествуют, им известны все сплетни, и им известно, что Сильви и Марк не женаты, хотя у них есть ребенок. Они настоящие американки, для которых имеет значение написанное слово, и их отношение к Сильви очень сдержанное. Они выясняют друг у друга по телефону, кто она и есть ли у нее свои собственные средства. Да защитит нас Господь от бедных иммигрантов, а более всего от таких, которые знают, как надо улыбаться нашим мужьям. К тому же в Нью-Йорке мужчины не боятся изменить свою жизнь. Сильви может быть опасной.
Когда она вместе с Флоренс, она становится сама собой. Как будто она жила настоящей жизнью, лишь когда ей было восемнадцать, а то, что она представляет собой сейчас, не более чем постскриптум.
Сильви реально существовала до того, как начала лгать, еще до рождения Клаудии. Флоренс ощущала себя так же.
— Ты когда-нибудь скучаешь по Парижу? — спрашивает Сильви, когда они с Флоренс бегают по дорогим салонам на Мэдисон-авеню.
— Конечно, скучаю, но куда я теперь поеду? — спрашивает Флоренс в ответ. Сильви не отвечает.
С тех пор как она вернулась в ее жизнь, Флоренс стала мечтать о квартире в Париже. Темно-зеленая гостиная и длинные широкие холлы, овальные ручки на окнах, искусно отделанные двери, крошечные медные выключатели. Цвет, детали надолго остаются в памяти, не то что предметы обстановки, которые быстро меняются и никогда не остаются теми же самыми.
Флоренс хочет вернуться в те времена, когда еще была жива Джулия, когда еще не было Феликса, этрусской пары, когда еще не ушел Мишель. Она смотрит в свое собственное прошлое, представляя, что будущее может быть лучше того, что уже было. До того, как она все это разрушила. Флоренс страстно желает вернуться домой, в прошлое. Напрасна ее недавняя вера в спокойную жизнь с Беном.
— У меня есть здесь чудесный медиум, — сказала ей как-то Сильви.
— Нет, нет, — ответила Флоренс, думая: «Я больше не попадусь в эту ловушку».
— Она не просто предсказатель судьбы, она ко всему подходит с научной точки зрения, она гораздо лучше Розы.
— Я не хочу, — возражает Флоренс и все же спрашивает: — А что она сказала тебе по поводу твоего переезда в Нью-Йорк?
— Она сказала, что это опасно, но необходимо. И что я многому научусь.
Флоренс думает, что со стороны Сильви большая смелость делать что-то, что сулит опасность.
Флоренс мерит вязаные платья, и Сильви замечает, что длинные ноги Флоренс крепки в бедрах, что ее ягодицы маленькие и по-прежнему упругие. Глаза одной женщины наблюдают за другой, холодные и критичные, опасающиеся наткнуться на совершенство.
Сильви рассматривает свое лицо в зеркалах магазинов; ее косметика расплывается через несколько часов, ей приходится все время припудривать нос, и прическа разваливается. Она моложе Флоренс, но выглядит старше. И хотя она хочет вытащить Флоренс из той раковины, в которую та спряталась, хочет вернуть ей прежнюю красоту, она не желает, чтобы это заходило слишком уж далеко. Но есть ли способ контролировать лучшие порывы?..
Сильви рассказывает Флоренс о косметичках, массажистках, парикмахерах в Женеве и Монте-Карло: о женщине, которая пальцами чувствовала каждый мускул, идущий вдоль ее позвоночника, о мужчине, который точно знал, какого цвета должны быть ее волосы. Без них ей так тяжело! Потом она рассказывала о мужчинах, которые пользовались ее ухоженным телом, но она никогда не могла назвать их своими. Сильви так и сыплет именами и названиями; Флоренс она напоминает мадам Амбелик.
Сильви считала, что мама была права, называя ее «очень естественной». Иногда она признавалась, что ее слишком много для одного мужчины, в ней избыток страсти, Марк порой считает, что у нее не хватает чувства здравого смысла, благопристойности, благоразумия, уважения к другим. Но он никогда не обвинял ее в нарушении долга. У него ведь тоже есть другие женщины. Он не хочет нарушать привычного распорядка жизни, вот и все. Они вместе присутствовали на обедах, вместе отдыхали, путешествовали, у них была Клаудиа.
— А ты? — спрашивала она Флоренс.
— Я верна, вот и все, — отвечала Флоренс.
Она не собиралась признаваться Сильви в том, что пятнадцать лет у нее не было мужчины.
Воздержанность — это искупление. Хорошо, что Феликс мертв. В противном случае у нее была бы обычная жизнь, дети, любовь. Хорошо, что страсть никогда не вернется. Если она вновь позволит этой страсти захватить ее, она умрет или убьет кого-нибудь. Над ней вечно висит имя Феликса. Яд, вечная смерть.
Она молчит, она осторожна. Сильви начинает думать, что Флоренс вообще никогда не была безнравственной. Ну уж нет! И в то же время Флоренс сохранила какую-то удивительную чистоту, это поражает Сильви. Может быть, ей удастся сделать подругу красивой, одев ее как надо, сделать ее желанной настолько, что она покинет этого ужасно мрачного Бена.
Наконец Флоренс задает вопрос, который ее волнует больше всего, который возникает в ее голове всякий раз, когда она видит Сильви:
— А где же твой ребенок?
— Когда у Клаудии закончатся занятия в школе, она приедет — на Пасху. Я не знаю, то ли перевести ее сюда на третий семестр, то ли позволить закончить учебный год там. И к лету мне нужно найти загородный дом.
Флоренс облегченно вздыхает. Ребенок, Клаудия, школьные семестры, дом на лето… Феликс здесь ни при чем. Она хочет верить в лучшее и становится немного легкомысленной.
Флоренс все еще делает маленькие переводы, даже старается брать работы немного больше, теперь она быстро тратит деньги. Чеки, которые она выписывает на счет, который они делят с Беном, вызывают у нее головокружение, но ей это нравится. Она чувствует в этом подготовку к следующему шагу, к лучшим временам. Флоренс ощущает себя новой, энергичной и естественной.
Повсюду, где они бывают, им встречаются интересные мужчины. Высокий грек останавливает их, когда они идут по Пятой улице:
— Сильви! Какие красивые французские девушки!
Не девушка, а девушки, во множественном числе, все это заставляет Флоренс покраснеть под легким слоем пудры, которой она стала пользоваться.
— Тебе он нравится? — спрашивает Сильви, когда уходит. — Мы можем как-нибудь пообедать с ним.
— Нет, нет, — откликается Флоренс.
— Ты должна поводить меня по антикварным магазинам, — говорит Сильви. — Я должна сделать квартиру жилой.
Квартира состоит из комнат, похожих на пещеры, с лестницей, которая поднимается из холла, выложенного мозаикой, на второй этаж. Флоренс старается показать Сильви вещи, в которых она разбирается лучше: старинную мебель, статуэтки, китайские ширмы, головы Будды, но Сильви реагирует только на современные коллекции. Руки Сильви всегда тянутся к складкам шалей, которые опытные антиквары складывают на стуле у двери, чтобы соблазнить европейских иммигрантов.
Если Флоренс привлекает то, что разрушается, то Сильви любит вещи новые, гладкие на ощупь, простых очертаний. Флоренс понимает, что Сильви понравились бы ужасные безделушки из последних каталогов ее отца, но ей не хочется потрафлять ее дурному вкусу. Вместо этого ей хочется немного развить, кое-чему научить ее.
Флоренс выше того, что предлагает жизнь Сильви — золото на запястьях и большая коллекция сумочек из натуральной кожи. Но, когда она видит, какими взглядами провожают Сильви мужчины, она знает, что тоже хочет этого, ужасно.
То, что замужние женщины Нью-Йорка видят в Сильви, Флоренс тоже видит. Автоматический намек на интимность с каждым мужчиной, рассказы на ушко, сплетенные руки и полуприкрытые веки для любого.
— Он тоже из твоей жизни? — вкрадчиво спрашивает Флоренс, когда еще один элегантный мужчина отходит от их стола, на этот раз в японском ресторане, который посещается в основном французами.
