Нечужие объятия (СИ) - Воронина Алена (книги .TXT) 📗
Хорошее сравнение. Как собака. Теплая будка и сытная кость. Но дальше цепи ей уже не уйти. Я не смогу стать одним из. Потому что у этих пятерых есть наследники, у которых есть желание зарабатывать, а когда оно пройдет — фирма просто развалится. Даже чертов Кологривов сражается (в теории конечно) за что-то большее и свое.
Но если книги, что в столе, потеряют свою актуальность, я уже, наверное, не соберусь, не смогу начать с начала.
А если не получится?
Но я не могу остаться без дохода. Как никак, а маме нужно помогать, Олька то на Сашку копейки присылает раз в квартал, на них и пару колготок не купишь. А мама хоть и на военной пенсии отца, но все же Питер — город не дешевый, особенно если у тебя ребенок на руках.
Короче, глупость все это, пронесло, Злата Викторовна, в этот раз и хорошо, готовилась к худшему.
— К вечеру бумаги будут готовы. Я полагаю, что должен позвонить юрист сбытовой компании. Они вряд ли закроют глаза, ведь дело не столько в щекотливой ситуации, сколько в неподключении объекта без объективных причин.
— Позвонят, куда им деваться, — кивнул младший партнер, — но вопрос еще и в том, что мы будем делать теперь с Кологривовым?
***
Пакет претензий и требований ушел на электронный и почтовый адреса медиа ресурса к вечеру. Я откинулась в кресле и закрыла глаза. Целый день ходила, как пришибленная мешком с мукой, и ведь дело не в том, что переволновалась, а в какой-то внутренней обиде. И даже не на руководство (в лице Геннадия Дмитриевича), которое во мне усомнилось, а на себя.
На столе запел телефон. Мама. Едва услышав ее голос в трубке, я забыла про свои проблемы.
— Златушка, прости, что так поздно, можешь к нам приехать?
— Мама, что случилось?
— Не знаю, живот прихватывает, а… Сашеньку-то не оставлю одного…
Так, время за девять вечера, отсюда до маминого дома пара километров по широким проспектам, вряд ли сейчас есть пробки.
Я сорвалась с места, прихватив сумку, даже не проверив ее содержимое.
Мне очень повезло, наш водитель был еще на работе.
— Дмитрий, — запыхавшись, притормозила я возле мужчины, сидевшим на общей кухне с чашкой чая, — у меня дома ЧП, вы мне поможете?
Мужчина удивленно вскинул на меня глаза.
— Конечно, чем?
— Мне надо на Комендантскую площадь срочно.
Мужчина привстал, похлопав себя по карманам брюк и убедившись, что ключи на месте, кивнул.
Сев в машину, я вызвала скорую для мамы, потому что та будет терпеть до последнего, а врачи приедут в лучшем случае одновременно с нами.
Как ни странно, я ошиблась — у подъезда стояла машина с синими огоньками.
А зале в углу на стульчике сидел испуганный Сашка, а мама бледная и тяжело дышавшая лежала на диване. Врач женщина где-то за сорок кивнула:
— Вы дочь? Скорее всего непроходимость кишечника. Везем в больницу. Вещи соберите и документы.
Я заметалась по квартире, разыскивая мамин паспорт и полис, которые она даже не могла достать, сил подняться с дивана не было. Дверь врачам открывал Сашулька, а мальчишке всего-то чуть больше пяти.
Пока врачи помогали маме добраться до машины скорой помощи, я покидала в сумку вещи, накинула на Сашку кофточку и, подхватив малыша на руки, бросилась к скорой. Удивило другое — Дмитрий как стоял у подъезда, так и стоял.
— А куда вы ее повезете? — спросила я у врача.
— В Елизаветинскую.
— Это где?
— На Вавиловых. Рядом с Муринским парком.
— Злата Викторовна, — окликнул меня наш водитель, — пойдемте, я за ними поеду.
Мы с Сашкой поспешили к минивэну.
Я села в большой салон, чтобы мальчик был под присмотром. К тому же у нас не было детских кресел. А если вдруг с внуком что случится, бабушка мне лично голову оторвет, не посмотрит на свое состояние.
Закрыв глаза, я пыталась совладать со страхами, а заодно понять, что же мне делать, и так отдалась своим мыслям, что чудом заметила, как малыш, сидевший в кресле и обнявший мою руку, удерживающую его наподобие ремня, дрожит.
— Эй, крольчонок, что такое?
Сашка поднял на меня огромные карие глаза, из которых вот-вот готовы были брызнуть слезы. У меня сердце защемило, для него бабушка была практически всем, он и мать-то не помнил, мне кажется, она приезжала последний раз почти полгода назад.
— А бабушка вернется? — спросил малыш.
— Конечно, — я усадила его к себе на колени и крепко обняла.
Будем дрожать вместе, я боюсь потерять маму не меньше, чем Сашка бабушку.
Я очень боюсь смерти, я панически боюсь ее с того момента, как у нас с мамой на руках не стало папы. Он просто шел рядом, улыбался, что-то говорил про поездку на дачу к знакомым и вдруг упал… Врачи сказали, что мало вероятно было его спасение, даже если бы скорая мимо проезжала. Аневризма. Я и не знала, что его мучили головные боли, он никогда не говорил о своем здоровье, даже маме, та его выгоняла то к стоматологу, то к кардиологу, а все вот как сложилось.
— Врачи что говорят, Злата Викторовна? — выдернул меня из панических раздумий голос Дмитрия.
— С кишечником беда, — глухо сообщила я водителю.
— А так эта больница как раз по этому делу, помню, я еще в институте учился, аппендицит там удалял, ужасное было местечко, а сейчас хорошо, штат, говорят, обновили, ремонт сделали.
— Это несомненно радует! — тяжело вздохнула я.
— А что такое аппендицит? — послышалось с моих колен.
— О, ну…. - призадумалась я. — У тебя в животике живет червячок, который кушает вместе с тобой, иногда он заболевает, и у тебя из-за этого болит животик. Так что надо сразу говорить, а не тянуть, как бабушка!
— Я понял! — закивал мальчик. — А правда червячок? — и положил маленькую ладошку на живот.
— Самый настоящий, — серьезно кивнула я. И поймала в зеркале заднего вида смеющиеся глаза Дмитрия. — Но он же называется так, помню их курса анатомии!
Водитель комментировать не стал, но глаза у него долго еще смеялись.
Как и все больницы, Елизаветинская, несмотря на свой опрятный внешний вид, вызывала у меня отторжение.
Маму увезли на обследование, а мне выдали заполнять кучу бумаг. Я купила Сашке в автомате минеральную воду без газа, крохотную шоколадку и вручила ему свой телефон, чтобы не грустил. Он сидел тихо, периодически бросая на меня совсем взрослые взгляды.
Когда я почти совладала с макулатурой, нам подошла медсестра и сообщила, что маму увезли на операцию. Ну, а дальше мы ждали, ждали и ждали, кажется, про нас уже даже забыли, но когда стрелки подобралист к двум часам ночи, появилась медсестра и сказала, что все нормально. Мама в реанимации.
Мы могли ехать домой, потому что пока она не пришла в себя первый раз после наркоза, к ней никого не пустят. И мы отправились на Комендантский.
Сашка — молодчина, в больнице бодрячком держался, хотя должен был плакать и спать. Но плавное движение такси и темнота его сморили. Он уснул прямо в детском кресле, свесив головку на грудь.
А я следила за бегущим нам навстречу асфальтом, белыми полосами разметки, поребриками, жирными штрихами переходов и никак у меня не хватало сил собраться и чуть отпустить ситуацию.
Привычка все контролировать, сходить с ума от того, что что-то от меня не зависит, и я не смогу чего-то предотвратить, делала меня самым несчастным человеком на планете.
Ведь с мамой то все будет хорошо, сердце это знало, а вот мозг продолжал донимать страшными картинками и мыслями. Может, поэтому я не хочу заводить ребенка, ведь сойду с ума от чиха, от постоянного беспокойства, от ужаса, что могу его потерять.
Дома Сашулька, выпив горячего молока, завалился спать, я не стала таскать его в душ, просто обтерла всего уже спящего влажными салфетками и укрыла легкой простынкой.
На крышке маминого шкафа на кухне пряталась заначка — тонкие ментоловые сигареты, я их курила, когда мы тут у мамы встречались с подругами, они были чисто женскими — стройными и пахучими, и я подумала, что возможно они меня успокоят, но не тут-то было — теперь их запах раздражал.
