Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗
Жертва.
Он не позволит мне умереть.
Пока не наиграется.
Не утолит похоть.
— Лора, — взирает прямо в душу. — Ты моя.
— Алекс, — вырывается невольно.
Не знаю, зачем говорю это.
Это же не его имя.
Пустой звук.
— Я понимаю твой страх.
Едва ли.
Ты же никогда не боялся так.
Дьявол не ведает страданий. И рефлексии у него нет. Все четко. Черное. И красное. Вязкое. Багряное. С явным привкусом металла.
— Я сделаю все, чтобы ты мне снова поверила.
Нет.
Не в этой жизни.
Не в этой реальности.
— Я виноват перед тобой.
Какая удивительная ложь.
Сладкая. Пьянящая.
— Хватит, — содрогаюсь. — Достаточно.
Я отталкиваю его.
Резко поднимаюсь с постели, стягиваю кольцо с немеющих пальцев, отбрасываю в сторону. Вздрагиваю от скорбного перезвона. Задыхаюсь от гремучей смеси ужаса пополам с гневом.
— Я не поведусь на твою игру, — заявляю прямо. — Ты можешь обманывать кого угодно. Докторов. Медсестер. Случайных прохожих. Ты можешь одурачить мою семью. Ловко. Мастерски. Но я видела тебя настоящего. Там. Я не забуду никогда.
Зверь усмехается.
Криво.
Встает в полный рост. Приближается ко мне неспешной походкой, вынуждает отступать назад, постепенно загоняет в угол. Заставляет вжаться в стену.
— Ничего ты не видела, — выдыхает, почти касаясь моих губ.
— Я… я…
Зуб на зуб не попадает.
Не могу унять дрожь.
— Ты хотела свадьбу, — ровно произносит он.
— Тогда, — нервно смеюсь. — Тысячу лет назад.
— Ты хотела представить меня родным.
— Я дура, — дергано улыбаюсь. — Была и есть.
— Моя, — припечатывает холодом. — Навсегда.
Его кулаки упираются в стену. По обе стороны от моих плеч. И хоть он никак до тела не дотрагивается, даже пальцем кожу не задевает, ощущение такое, будто всем своим весом придавливает. Наваливается сверху. Вбивает в ледяную поверхность.
— Жаль, я не познакомился с ними раньше.
— С кем? — едва дышу.
— С твоими родителями, — поясняет вкрадчиво. — С бабушкой.
— Что ты собираешься делать? — застываю изнутри.
— Я буду воплощать в реальность твои мечты.
Земля ускользает из-под ног.
Пробую отвести взгляд.
Напрасно.
— Тебе же плевать на чувства других, — выдаю сдавленно.
— Да, — скалится. — Но не на твои.
— Ты психопат.
— А кто ты?
Простой вопрос застает врасплох.
— Я… — запинаюсь. — Я понятия не имею.
Чистая правда. Часть меня давно мертва. Часть пока не рождена. Что-то бьется под сердцем. Томится, трепещет, дает надежду напрочь выжженной земле.
— Прекрати, — всхлипываю. — Прошу.
Он молчит. Никак не нарушает тишину. Не совершает ни единого движения. Просто смотрит в упор. Держит под прицелом горящих глаз.
Я сражаюсь.
Сопротивляюсь.
Я пытаюсь.
Удержаться на краю.
Кусаю губы до крови. Яростно мотаю головой. Сжимаю кулаки до боли.
Мелкая дрожь течет вдоль позвоночника. От макушки до поясницы. Ниже. Еще ниже. Еще, еще. До тягучих судорог. До спазмов в самых чувствительных местах.
Я стекаю по стене.
Мозг расплавлен.
Я таю.
Откуда у него эта жуткая власть?
Боже мой. Господи. Дьявол.
Он втягивает воздух.
Шумно.
Я краснею.
Дыхание сбивается. Бедра сжимаются. Спина выгибается.
Это безусловный рефлекс.
Даже касаться не надо.
Не нужно никаких ласк.
Тяжелый взор прошивает насквозь.
— Нет, — шепчу сдавленно. — Нет, нет, нет.
Низ живота сокращается.
Против всяких законов логики.
Я чувствую огромный член. Глубоко внутри. Твердый. Мощный. Раскаленный. Обвитый набухшими венами. Пульсирующий возбуждением.
Я не верю, что это происходит.
Исключительно в голове.
— Прочь, — выдаю сбивчиво. — Прочь.
Упираюсь ладонями в широкую грудь. Отчаянно пробую оттолкнуть. Но обжигаюсь так, что даже вскрикиваю. Ощущение будто меня бьет электрический ток. Стальные мышцы враз напрягаются под заледеневшими пальцами.
— Больно? — спрашивает фон Вейганд убийственно ровным тоном.
— Ненавижу, — выдыхаю судорожно.
И проклинаю себя за предательскую слабость. Тут же. Мое «ненавижу» звучит как самое пылкое «люблю».
— Давай, — нервно усмехаюсь. — Возьми свое. Зачем ждешь? Ты ведь знаешь, там уже все зажило.
— Мне достаточно твоего оргазма, — бросает вкрадчиво.
— Что? — буквально задыхаюсь. — Я просто…
Осекаюсь. Понимаю — лгать бесполезно. Он чувствует мое возбуждение. Чует. Зверя нельзя обмануть.
— Хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? — интересуется так, словно речь идет о самых обыденных вещах.
— Нет! — восклицаю с ужасом. — Никогда.
— Ты долго об этом просила.
— Я не… не просила.
— Ты умоляла.
— Нет…
— Ты хотела вернуть долг.
— О чем…
— Я дал тебе тот миллион, я сделал все, чтобы оградить тебя от расплаты, — чеканит холодно. — Но ты разделась и вошла в мою клетку. По доброй воле. Ты так сладко вымаливала правду.
Вздрагиваю всем телом. Мигом трезвею.
— Ах ты ублюдок, — ярость затапливает. — Даже не надейся. Не пытайся перенести ответственность. Не моя вина, что тебе сорвало крышу.
Он ухмыляется.
Широко.
— Ты потерял контроль, — продолжаю гневно. — Никак не реагировал на мои слова, ничего не отвечал, не отзывался. Ты просто тр*хал меня. Как животное. Раз за разом. Подминал под себя, вгонял до упора и…
Я осекаюсь.
Взгляд зверя.
Хищный оскал.
Все строго по плану.
Всегда.
Он проводит ладонью.
Прямо перед моим лицом.
Как тогда.
Прошу.
Убей меня.
Пристрели.
Прирежь.
Порви.
Голыми руками.
Это гораздо милосерднее.
— Ты не терял контроль, — едва шевелю губами. — Ни на миг. Ты четко и методично воплощал свою фантазию в жизнь.
Он улыбается.
Неожиданно.
Нежно.
— Ты сдерживался, — обращаюсь в лед. — Ты мог гораздо жестче. Ты так и не показал себя настоящего.
Отлично.
Я просила.
И я получила.
Только не до конца.
Зря жалуюсь.
Ведь осталась жива.
Идеальная сделка.
— Ты чудовище, — роняю сдавленно.
— Тогда что твои руки делают на моей груди? — хрипло бросает он.
Отдергиваю ладони, прижимаю к устам, подавляю истерический вопль. Лишь теперь понимаю, что все это время вбирала губительный жар, касалась монстра, дарила ласку невольно. Опять пропитывалась им насквозь, с мясом и до костей.
Мое тело — мой главный враг. Мое тело — мой приговор.
Я давно за гранью. За чертовой чертой.
Зверь склоняется надо мной, взирает в наполненные слезами глаза. Обжигает тяжелым дыханием. Не прикасается, просто припечатывает к стене обжигающим взглядом.
Вздрагиваю, стараюсь отгородиться. Однако бежать некуда.
— Не хочу тебя знать, не хочу, — бормочу почти беззвучно. — Не хочу помнить. Вообще, никогда. Слышишь?
Он молчит.
Тишина. Тьма кромешная.
А меня трясет настолько сильно, что кажется даже палата ходуном ходит. Вязкая дрожь струится по бедрам, стекает к лодыжкам. Позвоночник болезненно выгнут.
Я всхлипываю. Отчаянно пытаюсь побороть рыдания, удержаться на поверхности, преодолеть рвущуюся на волю истерику. Я сражаюсь до последнего.
Жутко осознавать истину. Жестоко, невыносимо.
— Я не хочу тебя видеть, — выдаю глухо.
Зато хочу между ног.
И это убивает.
Медленно.
По мгновениям.
Я так хочу тебя.
Дико. Остро.
Грубо. Глубоко.
До криков. До судорог.
Я падшая женщина.
Изломанная. Испорченная.
Безумная жертва.
— Если бы у тебя была дочь, и кто-то сделал с ней то, что сделал со мною ты, — голос срывается, продолжаю одними губами: — Как бы ты с ним поступил?
Разряд электрического тока.
Снова и снова. Прямо по венам. В кровь.
Он берет мои ладони, накрывает своими, кладет к себе на горло, вынуждает сдавить, ощутить враз напрягшиеся мышцы и набухшие вены, отрывисто выдает:
