Плохие девочки не плачут. Книга 3 (СИ) - Ангелос Валерия (читать книги полностью .txt) 📗

— А наш друг разве мало сообщил? — спрашиваю осторожно.

— Он намекнул, мол, Дориану предложили выгодный проект, но там везде повышенная секретность, все очень строго, нельзя пользоваться мобильной связью.

— Видишь, — выдыхаю. — Я не могу ничего разглашать.

— Ваш друг сказал, вам пришлось срочно уехать.

— Верно.

— Очень приятный мужчина, отлично знает русский язык, — говорит мама. — Интересно, сколько ему лет?

— Андрею уже за тридцать, — отвечаю автоматически.

— Какому Андрею? — искренне удивляется. — Нам звонил Алекс.

— В смысле? — обмираю изнутри.

— Александр. Так он представился. А кто такой Андрей?

— Хм, — закашливаюсь, начинаю лихорадочно выдумывать на ходу: — Понимаешь, у него двойное имя. Андрей-Александр. И мне больше по вкусу Андрей. Энди звучит мощно. Алекс слишком банально. Саши ведь на каждом углу. Никакой оригинальности.

— У него интеллигентный голос.

— Серьезно? — едва подавляю истерический смешок. — Никогда не замечала.

— Вчера он больше часа проговорил с твоей бабушкой.

— О чем? — мои глаза до боли округляются.

— Обо всем, — следует обезоруживающий ответ. — Жаль, ты совсем не находишь для нее времени.

— Я же не могла…

— Это сейчас, — говорит мама. — А раньше? Позвонишь мне на минуту, потом пропадаешь на месяц.

Моя карта бита.

Крыть нечем.

— Я исправлюсь, — обещаю тихо.

— Ладно, не важно, — отмахивается. — Главное, у тебя все хорошо. И спасибо Алексу, что он связался со мной. Ты так резко пропала. Я чуть с ума не сошла. Только его звонок меня и успокоил.

— Правда?

— Да.

Такое странное чувство.

Будто пуля прошивает голову.

Насквозь.

Он успокоил мою маму.

Успокоил.

Мою маму.

Да она меня в школу за руку отводила. До выпускного класса. Я должна была ей звонить после каждой пары в универе. Мне даже мобильный телефон ради этого купили. Когда я забывала ее набрать, она мчалась на поиски нужной аудитории, ожидала на пороге.

— Как часто он вам звонит? — спрашиваю глухо.

— Пару раз в неделю, — сообщает мама. — Ты знала, что у его отца есть русские корни?

— Конечно, — усмехаюсь. — Мы же друзья.

— Алекс недавно развелся.

— Я в курсе.

— Может, тебе стоит к нему присмотреться?

— Мама, — ком встает в горле. — Я замужем.

— Он так говорит о тебе.

— Как?

— У него сразу тон меняется.

— Бред, — нервно смеюсь. — Не выдумывай.

— Ощущается щемящая нежность.

Поразительный контраст. Мама в восторге. А у меня тошнота подкатывает к горлу. И приходится зажать рот рукой. Плотно. Чтобы не закричать. Не завопить в голос.

Господи. Боже мой.

Фон Вейганд умудрился промыть мозг моей матери. По телефону. За несколько разговоров. Очаровал мою бабушку. Вошел в доверие целиком и полностью.

— Папа как-то обсуждал с ним охоту.

— Что? — бормочу еле слышно.

— Оказывается, у них много общих увлечений.

Удар под дых.

— Жаль, ты не замечаешь нормальных мужчин, — добивает мама.

— В смысле? — задыхаюсь. — Я замужем. Я счастлива. Некого тут замечать.

— Хочешь сказать, ты любишь Дориана?

Хочу.

Только слова не идут.

Я старательно репетирую фразу. В мыслях. Миллион раз. Но сама себе не верю ни на мгновение. Поэтому молчу.

— Что у тебя с Алексом? — добивает очередной вопрос.

— Ничего, — судорожно выдыхаю.

Закрываю глаза. По щекам струится вода. Жгучая, соленая. Отравленная. Обдает кипятком, заставляет задрожать.

Это чертово «ничего» звучит красноречивее всех на свете эпитетов и метафор.

— Я же чувствую, — говорит мама.

— Вряд ли, — роняю глухо.

— Дориан — хороший парень. Он все поймет. Просто не нужно его обманывать. Чем быстрее вы все решите, тем лучше. Я сразу поняла, вам не быть вместе.

— Мама, пожалуйста.

— Я не настаиваю. Но мне кажется, Алекс развелся из-за тебя. Возможно, стоит сделать ответный шаг.

— Чушь, — посмеиваюсь нервически, выпаливаю: — Он развелся лишь потому, что его жена гребаная стерва.

— Лора, откуда эти выражения? — строго произносит мама.

— Прости, больше не могу говорить.

— Я не…

— Наберу потом.

— Нет, ты…

— Правда — наберу.

— Лора!

— Мама, я тебя люблю.

Отключаюсь. Смотрю на дату. Долго-долго. Особенный день. День после дня рождения фон Вейганда. Отключаю телефон. Память услужливо подбрасывает фрагмент недавней беседы: «Вчера он больше часа проговорил с твоей бабушкой». Довольно интересный способ отметить. Болтать с моей бабушкой и смотреть очередной сериал. Со мной.

А как же работа? Важные встречи. Контракты. Новые контакты. Череда деловых собраний. Все отодвинуто на второй план. Резко. Разом.

Он никогда не уделял мне столько времени.

Вот что жутко. По-настоящему.

Он окружает меня. Со всех сторон. По всем фронтам. Наступает. Медленно, методично. Дарует свободу. И отрезает пути к отступлению окончательно.

А я даже предъявить ничего не могу.

Что тут сказать? Что он зря связался с моей мамой и успокоил ее, дабы она не сходила с ума в напрасном ожидании звонка от непутевой дочки? Что не стоило общаться с моим отцом и уделять внимание бабушке, играть роль заботливого друга семьи?

Я накрываю горло ладонями. Стараюсь унять лихорадочную дрожь в теле. Я чувствую шрам там, где его уже нет.

Я ничтожество.

А он…

Мой Бог.

Я всегда у его ног.

Он приучит меня к себе. Приручит. Опять. И посадит на такую цепь, которую уже точно не разорвать. Возьмет на веки вечные.

Он меня сожрет. Загрызет. Порвет так, что никакие врачи не зашьют. Он вырвет из меня остатки души. Выпьет до последней капли.

Он зверь. Дикий. Жестокий. Хищник. У него нет других понятий. Только голод. Жажда свежей плоти.

Я пытаюсь снять кольцо. Честно. Пытаюсь. Я пробую стянуть проклятую драгоценность, пробую разорвать порочный круг. Но пальцы отказываются подчиняться.

***

Мы продолжаем старательно изображать нормальных людей. Он притворяется, будто не желает завалить свою законную собственность на кровать и отодрать. Я делаю вид, точно не собираюсь сбежать при первой же удобной возможности.

— По поводу нашей свадьбы, — шумно сглатываю. — Как ты это представляешь?

Я в наручниках.

В ошейнике.

Голая.

Готовая.

В подземелье.

— Все будет, как ты скажешь, — следует ровный ответ. — Любой формат. Дата. Но я не могу гарантировать присутствие твоих родителей на официальной церемонии, ведь это станет серьезной угрозой для их безопасности.

А что будет, если я сбегу?

Не рискую озвучить вслух столь крамольный вопрос. Даже закрываю глаза, чтобы во взоре не отразилось никакого намека на преступный замысел. Представляю, как бы высказалась покойная Лора, и лишь после этого решаюсь открыть рот.

— Ты уверен, что хочешь быть со мной? — интересуюсь вкрадчиво, вдыхаю и выдыхаю, вхожу в образ, развиваю тему: — Ну, в смысле брачные узы накладывают определенные обязательства. Ты не сможешь изменять мне. Хотя сможешь, конечно, но тут уже я имею право развестись и отобрать половину имущества. Имею же, да? По контракту. У нас ведь должен быть контракт. Впрочем, о чем это я. Ты всегда волен меня просто закопать. На том самом фамильном кладбище, на котором изнасиловал.

Плохая идея. Очень плохая.

Я срываюсь. Я выдаю себя.

Затыкаюсь. Зажимаю рот ладонью.

Мне нельзя притворяться. Не вывожу. Не тяну такую роль. Нет внутри ничего прежнего. Нет ничего живого. Только одна огромная кровоточащая рана. Бездна боли. Тьма.

Я обречена. Из этого ада не выбраться никогда. Я заключена в объятья преисподней.

— Лора, — фон Вейганд берет мою ладонь, прижимает к своим губам, целует шрам. — Ты единственная женщина. Другие давно перестали существовать.

Дьявол не спит с кем попало.

Он тр*хает избранных.

Я особенная.

Любимая.