Стажеры(изд.1991) - Стругацкие Аркадий и Борис (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Комов только глянул на меня, и руки мои сами протянулись к пульту и подключили визор. Мы, радисты, обычно держим визор отключенным. По разным причинам.
— Ага, — удовлетворенно сказал Горбовский. — Вот я вас начинаю видеть.
На нашем экранчике тоже появилось изображение — знакомое мне по портретам и описаниям длинное и как бы слегка вдавленное внутрь лицо Леонида Андреевича.Правда,на портретах он обычно выглядел этаким античным философом,а сейчас вид имел несколько унылый,разочарованный,и на широком утином носу его к моему изумлению, имела место царапина — по-моему,совсем свежая.Когда изображение установилось, я отступил и тихонько уселся на место вахтенного.У меня появилось сильнейшее предчувствие,что я сейчас буду выгнан,поэтому я принялся сосредоточенно озирать терзаемые ураганом окрестности.
Горбовский сказал:
— Во-первых,большое вам спасибо, Геннадий. Я просмотрел все ваши материалы и должен вам сказать, что это нечто совершенно особенное.Безумно интересно. Изобретательно, изящно… Молниеносно…
— Польщен,— отрывисто сказал Комов. — Но?
— Почему «но»?— удивился Горбовский.— «И»— вы хотите сказать. И большинство членов Комиссии придерживается того же мнения. Трудно поверить, что такая колоссальная работа проделана за двое суток.
— Я здесь ни при чем, — сухо сказал Комов.— Благоприятные обстоятельства, только и всего.
— Нет, не говорите,— живо возразил Горбовский.— Согласитесь,вы же заранее знали, с кем имели дело. Это не просто— знать заранее. А потом— ваша решительность, интуиция… энергия…
— Я польщен, Леонид Андреевич, — повторил Комов, чуть повысив голос.
Горбовский помолчал и вдруг очень тихо спросил:
— Геннадий, как вы представляете себе дальнейшую судьбу Малыша?
Ощущение,что меня сейчас же, немедленно, в мгновение ока, с наивозможной быстротой и прямотой попросят из рубки, достигло во мне апогея. Я съежился и перестал дышать.
Комов сказал:
— Малыш будет посредником между Землей и аборигенами.
— Я понимаю,— сказал Горбовский.— Это было бы прекрасно.А если контакт не состоится?
— Леонид Андреевич,—произнес Комов жестко.—Давайте говорить прямо.Давайте выскажем вслух то,о чем мы с вами сейчас думаем, и то, чего мы опасаемся больше всего.Я стремлюсь превратить Малыша в орудие Земли. Для этого я всеми доступными мне средствами и совершено беспощадно,если так можно выразиться, стремлюсь восстановить в нем человека.Вся трудность заключается в том, что человеческая психика, земное отношение к миру в высшей степени,по-видимому, чужды аборигенам, воспитавшим Малыша.Они отталкиваются от нас, они не хотят нас.И этим отношением к нам насквозь пропитано все подсознание Малыша. К счастью или к несчастью,аборигены оставили в Малыше достаточно человеческого, чтобы мы получили возможность завладеть его сознанием. Ситуация, возникшая сейчас,— ситуация критическая. Сознание Малыша принадлежит нам. Подсознание— им. Конфликт очень тяжелый и рискованный,я это прекрасно сознаю,но этот конфликт разрешим.Мне нужно еще буквально несколько дней,чтобы подготовить Малыша.Я раскрою ему истинное положение дел, освобожу его подсознание,и Малыш превратится целиком и полностью в нашего сотрудника. Вы не можете не понимать,Леонид Андреевич, какую ценность представляет для нас такое сотрудничество… Я предвижу множество трудностей. Например, подсознательное отталкивание в принципе может превратиться у Малыша— после того, как мы раскроем ему истинное положение дел,— в сознательное стремление защитить от нас свой «дом», своих спасителей и воспитателей. Может быть, возникнут новые опасные напряжения.Но я уверен:мы сумеем убедить Малыша,что наши цивилизации— это равные партнеры со своими достоинствами и недостатками,и тогда он, как посредник между нами,сможет всю жизнь черпать и с той,и с другой стороны, не опасаясь ни за тех, ни за других. Он будет горд своим исключительным положением,жизнь его будет радостна и полна… — Комов помолчал. — Мы должны, мы обязаны рискнуть. Такого случая больше не будет никогда. Вот моя точка зрения, Леонид Андреевич.
— Понимаю,— сказал Горбовский.— Знаю ваши идеи, ценю их.Знаю, во имя чего вы предлагаете рискнуть. Но согласитесь, риск не должен превышать какого-то предела. Поймите, с самого начала я был на вашей стороне. Я знал, что мы рискуем,мне было страшно,но я все думал:а вдруг обойдется?Какие перспективы, какие возможности!..И еще я все думал, что мы всегда успеем отступить. Мне и в голову не приходило, что мальчик окажется таким коммуникабельным, что дело зайдет так далеко уже через двое суток.— Горбовский сделал паузу.—Геннадий, контакта ведь не будет. Пора бить отбой.
— Контакт будет! — сказал Комов.
— Контакта не будет,— мягко, но настойчиво повторил Горбовский. — Вы ведь прекрасно понимаете,Геннадий,что мы имеем дело со свернувшейся цивилизацией. С разумом, замкнутым на себя.
— Это не замкнутость,— сказал Комов.— Это квазизамкнутость. Они стерилизовали планету и явно поддерживают ее в таком состоянии.Они почему-то спасли и воспитали Малыша. Они, наконец, очень неплохо осведомлены о человечестве. Это квазизамкнутость, Леонид Андреевич.
— Ну, Геннадий, абсолютная замкнутость— это теоретическая идеализация. Конечно, всегда остается какая-то функциональная деятельность, направленная вовне, например, санитарно-гигиеническая.Что же касается Малыша… Конечно, все это домыслы, но ведь если цивилизация достаточно стара, гуманизм ее мог превратиться в безусловный социальный рефлекс, в социальный инстинкт. Ребенок был спасен просто потому,что в такой акции испытывалась потребность…
— Все это возможно,— сказал Комов. — Не в домыслах сейчас дело. Важно то, что это квазизамкнутость,что лазейки для контакта остаются.Конечно, процесс сближения будет очень длителен.Может быть, понадобится на полтора, на два порядка больше времени,чем для сближения с обычной разомкнутой цивилизацией… Нет, Леонид Андреевич. Обо всем этом я думал, и вы сами хорошо понимаете, что ничего нового вы мне не сказали.Ваше мнение против моего — и только. Вы предлагаете отступиться, а я хочу использовать этот единственный шанс до конца.
— Геннадий,не только я думаю, что контакта не будет,— тихонько сказал Горбовский.
— Кто же еще?—осведомился Комов с легкой иронией.— Август-Иоганн-Мария Бадер?
— Нет, и не только Бадер.Честно говоря,я скрыл от вас одну козырную карту, Геннадий…Вам никогда не приходило в голову, что Шура Семенов стер бортжурнал не на планете,а еще в космосе; не потому, что увидел разумных чудовищ, а потому,что еще в космосе подвергся нападению и решил, что на планете господствует высокоразвитая агрессивная цивилизация?Нам это в голову пришло. Не сразу, конечно,— вначале мы просто сделали правильные выводы из неверной предпосылки, как и вы. Но как только эта мысль пришла нам в голову, мы принялись обшаривать околопланетное пространство.И вот два часа назад пришло сообщение, что он, наконец, обнаружен.— Горбовский замолчал.
Я прилагал гигантские усилия, чтобы не закричать: «Кто? Кто обнаружен?». По-моему, Горбовский ждал такого возгласа. Но не дождался. Комов безмолвствовал. Горбовский был вынужден продолжать.
— Он великолепно замаскирован.Он поглощает почти все лучи. Мы бы никогда не нашли его,если бы не искали специально, да и то пришлось применить что-то совсем новое— мне объясняли, но я не понял, что именно— какой-то вакуумный концентратор.В общем,мы его нащупали и взяли на абордаж.Спутник-автомат,что-то вроде вооруженного часового. Судя по некоторым деталям конструкции, его установили здесь Странники. Очень давно установили, порядка сотни тысяч лет назад. К счастью для участников проекта «Ковчег», он нес на себе всего два заряда. Первый заряд был выпущен в незапамятные времена, мы уже теперь и не узнаем,наверное,по кому. Второй заряд пришелся на долю Семеновых. Странники считали эту планету запрещенной,иного объяснения я придумать не могу.Вопрос: почему?В свете того,что мы знаем,ответ может быть только один: они на своем опыте поняли, что местная цивилизация некоммуникабельна, более того — она замкнута, более того— контакт грозит серьезными потрясениями для этой цивилизации. Если бы на моей стороне был только Август-Иоганн-Мария Бадер… Но,насколько я помню,вы всегда с большим уважением отзывались о Странниках, Геннадий.—Горбовский снова помолчал.—Однако дело не только в этом.При прочих равных условиях мы, невзирая даже на мнение Странников, могли бы позволить себе очень осторожные,очень постепенные попытки развернуть этих свернувшихся аборигенов. В худшем случае наш опыт обогатился бы еще одним отрицательным результатом. Мы бы поставили здесь какой-нибудь знак и убрались бы восвояси. Это было бы делом только наших двух цивилизаций… Но дело в том, что между нашими двумя цивилизациями,как между молотом и наковальней,оказалась сейчас третья,и за эту третью,Геннадий,за единственного ее представителя, Малыша, мы вот уже несколько суток несем всю полноту ответственности.
