Стажеры(изд.1991) - Стругацкие Аркадий и Борис (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— Почему глаз видит? — начинает он.
Я объясняю ему,почему видит глаз. Он внимательно слушает,то и дело прикасаясь к своим глазам длинными чуткими пальцами. Он великолепно умеет слушать,и хотя теперь он бросил эту свою манеру— метаться как угорелый, когда его что-нибудь особенно поражает,— я все время чувствую в нем какой-то азарт, скрытую буйную страсть,неописуемый, недоступный мне, к сожалению, всепоглощающий восторг узнавания.
— Феноменально!— хвалит он,когда я заканчиваю.— Щелкунчик!Я это обдумаю,а потом спрошу еще раз…
Между прочим, эти его одинокие размышления над прослушанным(бешеный танец лицевых мускулов,замысловатые узоры из камней, прутьев,листьев) наводят его иногда на очень странные вопросы. Вот и сейчас:
— Как узнали, что люди думают головой?— спрашивает он.
Я слегка ошарашен и начинаю барахтаться.Он слушает меня по-прежнему внимательно,и постепенно я выплываю,нащупываю твердую почву под ногами, и все идет вроде бы гладко, и оба мы вроде бы довольны,но когда я заканчиваю, он объявляет:
— Нет. Это очень частное. Это не всегда и не везде. Если я думаю только головой, то почему я совсем не могу размышлять без рук?..
Я чувствую, что мы вступаем на скользкую почву. Центр категорически предписал мне любой ценой уклоняться от разговоров,которые могли бы навести Малыша на идею аборигенов.И предписал,надо сказать,правильно.Совсем избежать таких разговоров не удается, и в последнее время я заметил, что Малыш как-то очень болезненно переживает даже собственные ссылки на свой образ жизни. Может быть, начинает догадываться?Кто его знает… Я уже несколько дней жду его прямого вопроса. Хочу этого вопроса и боюсь его…
— Почему вы можете, а я не могу?
— Этого мы еще толком не знаем,— признаюсь я и осторожно добавляю:— Есть предположение, что ты все-таки не совсем человек…
— Тогда что же такое человек?— немедленно осведомляется он.— Что такое человек совсем?
Я очень неважно представляю себе, как можно ответить на такой вопрос, и обещаю рассказать ему об этом в следующую встречу. Он сделал из меня настоящего энциклопедиста. Иногда я круглые сутки глотаю и перевариваю информацию.Главный Информаторий работает на меня, крупнейшие специалисты по самым различным отраслям знания работают на меня, я обладаю правом в любую минуту связаться с любым из них и просить разъяснений— относительно моделирования П-абстракций,обмена веществ у абиссальных форм жизни,методики построения шахматных этюдов…
— У тебя усталый вид,— сочувственно замечает Малыш. — Ты устал?
— Ничего,— говорю я.— Терпеть можно.
— Странно,что ты устаешь,— сообщает он задумчиво.— Я почему-то никогда не устаю. А что такое, собственно, усталость?
Я набираю в грудь побольше воздуху и принимаюсь объяснять ему,что такое усталость.Не переставая слушать,он раскладывает перед собою камешки,которые обработал для него старый добрый Том,придав им форму кубиков, шаров, параллелепипедов,конусов и более сложных фигур.К моменту,когда я заканчиваю, перед Малышом вырастает сложнейшее сооружение, решительно ни на что не похожее, но тем не менее в своем роде гармоническое и странно осмысленное.
— Ты рассказал хорошо,—говорит Малыш.—Скажи мне,наша беседа записывается?
— Да, конечно.
— Изображение хорошее, четкое? Изображение!
— Как всегда.
— Тогда пусть эту фигуру посмотрит дед.Посмотри,дед:узлы остывания здесь, здесь и здесь…
Дед Малыша, Павел Александрович Семенов, работает в области реализации абстракций в смысле Парсиваля.Он довольно рядовой ученый,но большой эрудит, и Малыш поддерживает с ним постоянную творческую связь.Павел Александрович говорил мне, что Малыш мыслит зачастую наивно, но всегда оригинально, и некоторые из его построений представляют определенный интерес для теории Парсиваля.
— Обязательно,— говорю я. — Непременно передам. Сегодня же.
— А может быть, это пустяки,—вдруг заявляет Малыш и одним движением сметает всю свою конструкцию.— Что сейчас делает Лева?— спрашивает он.
Лева— это старший инженер базы, большой шутник и анекдотчик. Когда Лева беседует с Малышом,околопланетный эфир заполняется хохотом и азартными визгами,а я испытываю что-то вроде ревности.Малыш очень любит Леву и обязательно каждый раз спрашивает о нем.Иногда он спрашивает и о Вандерхузе, и тогда чувствуется, что сладостная тайна бакенбард до сих пор осталась для него неразгаданной и острой.Раз или два он спросил о Комове, и мне пришлось объяснить ему,что такое проект «Ковчег-2»,а также зачем этому проекту нужен ксенопсихолог. А вот о Майке он не спросил ни разу. Когда я сам попытался заговорить о ней,когда попытался объяснить,что Майка, если и обманывала, то для его же,Малыша,пользы,что из нас четверых именно Майка первая поняла, как тяжело Малышу и как он нуждается в помощи,— когда я попытался все это ему растолковать, он просто встал и ушел. И точно так же встал и ушел, когда я однажды, к слову, принялся объяснять ему, что такое ложь…
— Лева спит,— говорю я.— У нас тут сейчас ночь,вернее,ночное время бортовых суток.
— Значит, ты тоже спал? Я тебя опять разбудил?
— Это не страшно,— говорю я искренне.— Мне интереснее с тобою, чем спать.
— Нет. Ты иди и спи,— решительно распоряжается Малыш.— Странные мы все-таки существа. Обязательно нам нужно спать.
Это «мы» подобно бальзаму проливается на мое сердце.Впрочем,Малыш последнее время часто говорит «мы», и я уже понемножку начал привыкать.
— Иди спать,— повторяет Малыш.— Но только скажи мне сначала:пока ты спишь, никто не придет на этот берег?
— Никто,— говорю я, как обычно.— Можешь не беспокоиться.
— Это хорошо,— говорит он с удовлетворением.— Так ты спи, а я пойду поразмышляю.
— Конечно, иди, — говорю я.
— До свидания, — говорит Малыш.
— До свидания,— говорю я и отключаюсь.
Но я знаю, что будет дальше, и я не иду спать. Мне совершенно ясно, что сегодня я опять не высплюсь.
Он сидит в своей обычной позе,к которой я привык и которая уже не кажется мне мучительной.Некоторое время он всматривается в потухший экран во лбу старины Тома,потом поднимает глаза к небу, как будто надеется увидеть там, на двухсоткилометровой высоте,мою базу,состыкованную со спутником Странников, а за его спиной расстилается знакомый мне пейзаж запрещенной планеты Ковчег— песчаные дюны, шевелящаяся шапка тумана над горячей топью, хмурый хребет вдали,а над ним— тонкие длинные линии колоссальных,по-прежнему и, может быть, навсегда загадочных сооружений,словно гибкие, тревожно трепещущие антенны чудовищного насекомого.
Там у них сейчас весна, на кустах распустились большие, неожиданно яркие цветы,над дюнами струится теплый воздух.Малыш рассеянно озирается, пальцы его перебирают отшлифованные камешки.Он смотрит через плечо в сторону хребта, отворачивается и некоторое время сидит неподвижно, понурив голову. Потом,решившись, он протягивает руку прямо ко мне и нажимает клавишу вызова под самым носом у Тома.
— Здравствуй, Стась, — говорит он. — Ты уже поспал?
— Да, — отвечаю я. Мне смешно, хотя спать хочется ужасно.
— А хорошо было бы сейчас поиграть, Стась. Верно?
— Да, — говорю я. — Это было бы неплохо.
— Сверчок на печи, — говорит он и некоторое время молчит.
Я жду.
— Ладно,— бодро говорит Малыш. — Тогда давай опять побеседуем. Давай?
— Конечно,— говорю я. — Давай.
Другой раз встретишь такого и подумаешь,
вроде парень ничего. А он, глядишь,
разинет рот да и пойдет сыпать
трескуними словесами: господствующая
раса, безоговорочная преданность,
фанатическая воля, ну, в общем, крутит
шарманку…
Д. Н О Л Л Ь
«Приключения Вернера Хольта»
Я по профессии учитель, таких ребят, как
вы, я готовлю к выпускным экзаменам и
