Время до Теней (СИ) - Кондрашова Искандера (е книги txt) 📗

– Кстати, я тут подумала… с эпсилона тебя выперли… а Старая Москва ведь принимает всех. Как тебе такая идея?

Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:

– Почему бы и нет, человек?

Подозреваю, что ему просто нравится это выражение.

Глава 18

Я ожесточённо потрясла головой – как-никак, а два перехода за один день многовато для человеческого сознания. Судя по виду Илара – для нечеловеческого тоже. Насвистывая, к нам подошёл довольно расхристанного вида и неопределённого возраста техник и деловито попросил документы. Несмотря на замызганный комбинезон, общий непрезентабельный вид и выдыхание перегарных паров, мужичок не расставался с автоматом. Правда, сейчас пушка небрежно висела на ремне за спиной. Через Коридоры класса «эпсилон» последние лет пять шастали одни туристы, и Посты внутренней цепи (то есть, те, которые находятся на Истинной Земле), подрастеряли свирепый вид режимных объектов.

– Проблемы? – спросила я спокойно, наблюдая за тем, как он старательно пытается разобрать, что за полезную информацию обо мне может сообщить скидочная карта.

Слово «проблемы» выручало почти всегда. Люди невольно начинали задумываться над вопросом, а у кого, собственно, эти проблемы сейчас возникнут, и часто решали его не в свою пользу. Главное – самоуверенный вид.

– Нет, что вы, – техник вытянулся в то, что с натяжкой можно было принять за «струнку», и вернул мне ксиву, старательно дыша в сторону.

Я с суровым видом кивнула и добавила:

– Наставник со мной. Он научный консультант, вопрос с временной визой решит компания.

Техник что-то согласно промямлил и вызвался проводить нас до выхода с Поста.

– Я же прямым текстом сказала, – процедила я сквозь зубы, видя, как контур-операционщик осторожно тащит из кармана тепловизор, – Мой спутник – с эпсилона. Он не арксилт-нари с дельты в состоянии мимикрии и не телепат с лямбды, вызывающий галлюциногенное состояние.

– Да я что, я ничего, – пробормотал он, но тепловизор послушно убрал.

Я рассеянно кивнула, следуя за нашим проводником по однообразным, крашеным в грязно-зелёный цвет коридорам Поста. Однако, похоже, личность нелюдя не давала технику покоя, потому что он несколько раз оборачивался в нашу сторону, пока не решился задать волновавший его вопрос:

– А… а почему вы без маски, господин?

Илар пребывал в одном из худших своих расположений духа, поэтому только прорычал в ответ что-то неразборчивое.

– Так он по-русски не сечёт почти, – великодушно пояснила я, стараясь не смотреть в сторону нелюдя.

Реакция этих тварей на обвинения в незнании чего-либо порой просто ужасна.

– А-а-а… – изрёк глубокомысленно контур-операционщик. Замолчал ненадолго, а потом вдруг оживился: – Дык, я чего интересуюсь-то. У нас новенький тут, перевели с Поста на каппу. Перевели, потому что такая история – все валяются вообще. Он там с каждого пребывшего миротворца документы сурово так спрашивал, да морду с фотографией в паспорте кропотливо сверял, – мужичок хрюкнул, – а особливо к аборигенам доматывался. Они же там все в масках ходют, ну, знаете, наверное… – на этом месте повествования последовал отчаянный взмах рукой, – Недавно вот случай такой примечательный приозошёл. Ему, балбесу, твердят, мол, посол это ихний. Всё нормально, биополе с занесённым в базу данных сверили – сошлось. А Ванька доконал этого чужого – «открывайте, товарищ, народу своё истинное лицо, негоже его прятать, мож, у вас физия в документе одна, а на деле другая».

Я завела глаза под скальп, предвидя, каким будет конец истории. Однако, вежливость требовала поинтересоваться:

– А что чужой?

– Ну, он и открыл. Мозги за нахальство, конечно, не выел – воспитанные, они, послы, понимаете ли, но культурный шок у парня приключился. Отпуск небольшой взял – только вчера на работу к нам, вот я и хотел его постращать маленько, – техник покосился в сторону Итаэ’Элара и добавил: – Не сочтите за оскорбление, господин.

Исходя из того факта, что техник остался при мозгах и жизни, нелюдь действительно «не счёл за оскорбление». А, может, просто поленился. Ведь, как выражалась одна моя знакомая (как раз с каппы, кстати), «понимаешь, Морри, как ни крути, а вскрытие ваших твердолобых обезьяньих черепов ради тех крох мозга, что там катаются – процесс энергозатратный».

Я никак не могла надышаться сырым холодным воздухом, то и дело блаженно жмурясь. Речной запах тёмной воды каналов, горечь опавших листьев, которые раскисшим ковром лежали под ногами, йодистые нотки моря, когда ветер начинал дуть со стороны Южного порта. Гул эстакады, завывание сирен правительственных катеров, застрявших в очередной пробке на слишком узком водном пространстве канала, пасмурное ночное небо, подсвеченное рыжими уличными фонарями, жёлтые квадраты окон жилых домов, огни кораблей вдали, непередаваемо родные запахи фастфудных забегаловок, открытых даже в столь поздний час. Хорошо, всё-таки, вернуться домой.

Память услужливо подкинула картинку того, что под кроватью меня дожидается непочатый блок ментоловых сигарет, а в буфете – ополовиненная банка кофе. В общем, несмотря на мою крайнюю эмоциональную измочаленность и близость к истерии, вечер обещал быть приятным. Мне вдруг захотелось ребячески вскочить на парапет набережной, уцепиться за фонарный столб, зависнув над стылой водой, и совершенно по-глупому заржать. Я вернулась домой. Наконец-то.

Впрочем, при нелюде безумствовать было как-то неудобно, к тому же, цвиэски дрыхла на моём плече, да и в желудке требовательно заурчало – как результат, эйфория ощутимо начала испаряться. Да и вообще, не нравился мне Илар.

Я обернулась и внимательно пригляделась к нему, с самым что ни на есть безучастным видом лицезревшему панораму ночного города. Видно было, что Старой Москвой он не впечатлился. Я помялась в нерешительности, подсознательно ожидая, что сейчас он знакомо криво ухмыльнётся и скажет что-то в стиле: «Что, уже забыла, куда идти, человек? Вот несовершенное создание». Только этого всё не происходило.

– Илар… Итаэ, пойдём, – зачем-то сказала я.

Он послушно пошёл за мной.

Под оживлённой магистралью по расхлябанным громыхающим плиткам подземного перехода мы прошли мимо патлатых субъектов, бренчащих на гитарах, попрошаек, уже заплативших местной мафии ежедневную мзду, и мнимых калек, вышедших к ночи из роли, лениво закидывавших ногу на ногу и потиравших отсиженные в инвалидных колясках задницы. Тёмными безлюдными дворами пересекли пару кварталов, пока я, наконец, не видела чёрный, кое-где подсвеченный зажжёнными окнами, абрис родной пятиэтажки.

Молва приписывала этому дому чуть ли не полуторавековую давность, и молва могла быть близка к истине. Мне было известно только то, что здание это возводили уже после войны и затопления равнины – а значит, возводили на века. Обычная, без архитектурных вычурностей и излишеств, бетонная коробка, в последнюю реставрацию выкрашенная в грязно-бежевый цвет, с единственным подъездом. Подъезд, кстати, обладал такой тяжеленной железной дверью, что я, перед попыткой открыть её, обычно делала глубокий вдох, плевала на ладони и упиралась ногой в стену. Эту же последовательность действий я произвела и сейчас, после того, как, не задумываясь, набрала код (сенсорная панель нещадно заедала из-за холода и суровой эксплуатации). Нелюдь несколько секунд со спокойным интересом наблюдал мою молчаливую борьбу (нет, меня точно преследует дверной рок!), а потом великодушно придержал дверь. Я только покосилась на него и вздохнула, проходя в проём.

Лифта не было – возможно, из соображений экономии, впрочем, версия «из соображений зловредности» тоже принималась на учёт. Свет на лестничных площадках тоже отсутствовал, хотя ничего ужасного в этом не было – меня вела память («так, здесь, кажется, плитки выбили, пятая снизу ступенька на пролёте между третьим и четвёртым этажом раскрошена…»), а нелюдя – ночное зрение. (Кстати, я поминала, что лучший способ распознать чужого: эти твари не вляпаются в собачье дерь… фекалии, даже топая по газону в городском парке в кромешной темноте. Ну, это, так сказать, была справочная информация.)