Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Остается последний шаг, перед которым он замирает, словно перед прыжком в бездну. Сердце трепещет в груди, но не от страха. От понимания. От попытки вобрать в себя всю глубину – и гениальную простоту, – предначертанного ему пути. Он не может быть одним из тех, кто преподнес свои дары Избраннице. Те существовали извечно – и их путь ему повторить не дано. Да и стоит ли?..
«На место Величайших же придут те, кого не нужно учить умирать...»
Он знает, о ком это.
Бездна обрушивается в него, сметая последние, им самим построенные границы, отделяющие возможное от невозможного.
Тишина, наполненная ослепительными бликами, играющими на поверхности Озера Избранницы.
Присутствие.
Беззвучный, недоступный чувствам смертных разговор Двоих льется потоком прославления и радостного изумления перед глубинами замысла того, кто создал, и свел воедино, и вобрал в себя их пути.
Так просто.
И так неизмеримо сложно.
Как танец, – где на каждый импульс извне они давали свой личный, внутренний ответ – и тем самым меняли и себя, и мир, в котором приходилось делать выбор. Так, что в конечном итоге и невозможно было больше сказать, что было импульсом, а что – ответом...
«Те, чья кровь смешалась, станут единым целым...»
Что же, все так.
Но и к этой точке на их пути они пришли лишь по одной причине – поскольку были теми, кто они есть.
Как и всегда – все тот же, единственно важный вопрос – остаться ли собой – или себя отвергнуть. И каждый шаг – ответ. И на этом пути – действительно «мелочей не бывает...»
Почтительное молчание тех, кто шел этим путем с ним рядом, словно обрамляет разговор Двоих, удивительным образом возвращая его в пределы, доступные миру смертных.
Они оба знают, что для последнего шага еще не время.
Они оба знают, что это время скоро придет.
====== Глава 42 ======
Марух покрепче перехватил рукоять палки, на которую опирался, враз вспотевшими ладонями, и в который раз окинул напряженным взглядом лежавшие у его ног белые камни. Сомнение вызывало буквально все. Сумеет ли он вообще перебраться за эту преграду? Это Внемлющему вон хорошо, для него валуны высотой по колено – не препятствие... А он как же?.. Впрочем, бывший вождь прекрасно сознавал, что его сердце дрожит вовсе не перед этим небольшим физическим упражнением – а перед тем, что последует за ним.
Сын...
Может ли он вообще называть его так теперь? Бывший вождь припомнил все то, что рассказал ему о Туре Кныш – и едва заметно покачал головой: не Рослый, а теперь еще и бессмертный... Разве же это его чадо?.. Хорошо хоть, Внемлющий говорит, внешне не слишком изменился – впрочем, наверное, на самом деле изменился, а для него только постарается казаться прежним... Чтобы не ранить, не задеть еще больше... Что ж, если это и вправду так будет – можно будет сказать, что в чем-то Тур все же остался прежним...
– Марух, тебе все хорошо?.. – голос Кныша вернул его к реальности. – Помочь? – он кивнул на белые камни.
Старый воин отрицательно качнул головой, принимаясь осторожно перебираться через границу: ему почему-то казалось, что весь путь к сыну он должен проделать сам – что физически, что в собственном сердце.
Вот он и По-Ту-Сторону.
Бывший вождь замер, оглядываясь по сторонам. Кныш, последовавший за ним, остановился рядом, не торопя, давая время освоиться. Помолчал какое-то время, затем, видимо, по-своему истолковав промедление спутника, негромко, чуть смущенно произнес:
– Твоему сердцу не нужно здесь дрожать, Марух. Это дом твоего чада, тебе никто не причинит зла...
Раньше пожилой воин, пожалуй, еще как возмутился бы предположению, что у него сердце дрожит. Сейчас, однако, и все вокруг, и его собственные ощущения были настолько странными, что на пустые препирательства не хотелось тратить ни сил, ни времени. Он криво усмехнулся.
– В мои круговороты, мальчик, сердце дрожит только от одного – уйти без мира в душе. А мы сейчас как раз и стараемся, чтобы этого не случилось, верно?
Его спутник кивнул, на лице его появилось облегчение.
– Пойдем, он ждет нас, – мягко пригласил он. – Тут совсем недалеко.
Марух кивнул, послушно направляясь за ним к деревьям, росшим на опушке.
Путь действительно оказался недолгим.
Тур стоял посреди небольшой полянки у маленького уютного костерка. Конец лета был прохладным, но Кнышу подумалось, что Величайший разложил огонь не ради тепла – в этом случае костерчик должен был бы быть побольше, – а, наверное, ради привычности и уюта. Чтобы хоть как-то сгладить то, что предстояло увидеть его родителю.
Тот, выйдя на поляну, замер, напряженно и в то же время как-то неуверенно всматриваясь в фигуру сына. Кныш, остановившийся рядом, тем временем с легкой улыбкой узнавания рассматривал змея, свернувшегося у ног Тура. Тот лежал, чуть приподняв голову, и улыбался ему, обнажая кончики клыков, – однако Дух Камня знал, что Марух этой ипостаси Величайшего не видит.
«Оно и к лучшему», – заключил он.
Тем временем Тур медленно приблизился к родителю, склонив голову, и Кнышу показалось, что этим жестом он не только приветствовал его, – но и пытался все же сделать не такими заметными сияющие янтарем змеиные глаза.
Не помогло. Марух, протянув руку, легко коснулся его подбородка, встретившись с ним взглядом. Постоял так какое-то время, затем осторожно провел кончиками пальцев по его плечам и груди. Заметил едва заметно переливающийся змеиный узор на коже.
– Вот, значит, оно как... – прошептал он с каким-то удивительно глубоким пониманием. Затем перевел взгляд на Кныша и едва заметно кивнул, словно подтвердив для себя какие-то сделанные в мыслях выводы.
Тур осторожно взял его руку в свои.
– Я очень виноват перед тобой, родитель... – начал он. – Я лгал тебе и себе самому, и вел себя словно заяц, не решаясь покинуть путь, что не был моим. И в итоге выместил мой гнев на тебе – хотя должен был бы злиться только на себя...
Марух качнул головой.
– Не только на себя, сын. Моей вины там было не меньше... Ведь именно я этот ложный путь для тебя и создал. Я удерживал тебя, не давая с него сойти. Не по злому умыслу, конечно – только по неразумию... Мне было слишком больно отпускать тебя. Слишком тяжело принять, что ты не станешь таким, как я хотел тебя видеть. Ты круговороты был прекрасным сыном, и мое сердце становилось больше и радовалось за тебя. Но в какой-то момент это стало, наверное, моей целью. Вот и смалодушничал, не сказал того, что должен был сказать... Выбрал не ту тропу – а свернуть с нее... – он еще раз пристально вгляделся в сияющие янтарем глаза духа, – а свернуть, пожалуй, смог только сейчас. Давай-ка присядем и поговорим. Это... Это ведь в последний раз, верно?..
Тур молча кивнул, вместе с родителем устраиваясь на толстом бревне у костерка. Кныш неслышно скользнул в чащу леса.
Марух с Туром довольно долго сидели молча, всматриваясь в пляшущие языки костра. Наконец бывший вождь сказал:
– О тебе сложат сказы... Как об Отце-Небе, Матери, Светилах... Их будут рассказывать детям поколения поколений... А ты все еще будешь жить... Что ж...
– Ты не рад этому? – решился спросить Тур. – Мне виделось, что родители всегда хотят такой судьбы своим детям...
Марух неопределенно качнул головой.
– Мне сложно радоваться тому, что ни разум, ни сердце мое не могут вместить. Я радовался бы, если бы ты стал главой Рода, привел бы в дом хорошую супружницу... Если бы я мог увидеть внука... Или горевал бы, если бы ты раньше срока сошел в Холмы предков, и я приходил бы к твоей колыбели... И то, и другое я мог бы уразуметь, и знаю, как чувствовал бы себя. Но то, что произошло с тобой... То, кем ты стал... Этот твой путь... О нем я знаю только одно – что он правильный. Что ты пошел там, где должен был пойти – и обрел себя. Что все неверно избранные тропы все равно в итоге привели, куда нужно...
Он еще какое-то время помолчал, затем медленно, но целеустремленно поднялся.
