Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
– Это не так, – спокойно, но уверенно прервал его Тур. – Они не желают тебе зла. Ты хорош им, и важен для них.
Внемлющий горько усмехнулся.
– Хорош, да?.. Иногда мне в это не очень верится. Я однажды Айрат знаешь, что сказал? Что лучше бы я о духах вообще ничего не знал. Как родитель. Выучил бы обряды, и было бы все спокойно. И ты бы не ушел...
– Спокойно – не всегда означает правильно, хороший-мне. Скорее даже наоборот.
Кныш нахмурился, сердито отстраняясь от него.
– Ну так скажи мне, – потребовал он. – Хоть ты сделай мне ясным: что я делаю не так. Почему я выбираю добро для Рода – а сам будто разваливаюсь? Разве правильно все бросить и просто уйти? Так это я мог сделать еще круговороты тому – но ты же меня и удержал! – он помолчал, и Тур не спешил прерывать тишину, словно почувствовав, что мысль собеседника еще не окончена. Действительно, вскоре Внемлющий заговорил снова – тихо и как-то обреченно-устало:
– Я не знаю, чего все от меня хотят. Духи, Рослые... Теперь и ты. Я... Я думал, что мне нужно только тебя дождаться – и все будет хорошо, все сложности разрешатся. И вот ты пришел – а ничего не изменилось. Ты, как и все, говоришь загадками. Как и все, ждешь от меня чего-то, – и не спорь, не так уж я глуп и слеп, чтобы этого не заметить!.. Но я правда не знаю, что вам всем от меня нужно. Что вы видите такого, чего не вижу я. Чего вы ждете. Почему... Почему просто нельзя оставить все как есть? Разве все не пришло в гармонию? Разве не сумел я объединить в себе оба мира? И что плохого в том, чтобы хотеть это удержать? Я нашел себя. Все встало на свои места. Я доволен – и собой, и жизнью вокруг меня. Так куда еще двигаться? Ведь изменения – это риск все испортить. Почему нельзя остаться там, где я есть?
– А это невозможно, хороший-мне, – просто ответил Тур. – Пока что-то живет – оно всегда меняется. Может, незаметно. Долго. Так, что снаружи и незаметно. Но все так или иначе движется вперед по своему пути. И худшее, что можно сотворить – это пытаться помешать этому движению.
Кныш промолчал, но по упрямому выражению, появившемуся на его враз замкнувшемся лице Тур понял, что его слова собеседника отнюдь не убедили.
– Ладно, хорошо, – буркнул он спустя какое-то время. – Пусть так. Пусть изменения неизбежны. Но я не знаю, какими они должны быть. Что именно я должен сделать? Ты... Ты можешь указать мне путь? Когда-то я просил тебя обещать, что ты поверишь мне, даже если забудешь себя самого. Теперь я обещаю тебе то же. Даже если то, о чем ты попросишь, будет видеться мне лишенным всякого смысла – я это сделаю. Просто потому, что ты назвал это правильным. Ты поможешь мне?
Более сложного выбора перед Туром, пожалуй, не стояло уже давно. Что сказать тому, кто всегда знал и видел больше, чем ты сам – и добровольно отвернулся от этого знания? Разве есть что-то, исходящее извне, способное вернуть это внутреннее, потаенное зрение? Способны ли на это слова – хоть какие-то? Вряд ли. А между тем, говорить что-то нужно. Большой танец, о котором говорили Лучезарная и Светлоликий, – момент последнего, окончательного выбора, – уже близок... Раньше Тур не усомнился бы в том, что По-Ту-Сторону для Кныша в этом выборе перевесит, да так, что и выбирать бы не пришлось. Раньше все было ясно и просто... Но теперь... Теперь все слишком сложно и странно, чтобы знать наверняка. Но даже если Внемлющий и выберет мир духов – очевидно, что сейчас он сделает это не ради того, чтобы творить порядок Предвечного – а единственно чтобы оставаться с тем, кто ему хорош. А значит, он, по сути, так и не вступит на свой путь, более того, отвернется от него, оставит свое предназначение ради слепой страсти. А на обочинах пути Предвечного таится Мрак, который только и ждет оступившихся... Вот и думай, что и как сказать, чтобы защитить – и в то же время, чтобы он совершал свой выбор сам, и был в нем все так же волен – даже выбирая неверно...
Змей в нем яростно и горестно шипел, обнажая клыки, – и молодой Величайший понимал его чувства и желания тем лучше, что они были и его собственными. Что, если выйти из тени прямо сейчас? Преобразиться, и тогда пусть смотрит и не говорит, что не видел. Кныш не сможет пройти мимо очевидности, а раз увидев истину о Туре, не сможет не разглядеть ее и о себе. Разве это не будет достаточным, и в то же время не прямым, ответом?
И все же что-то Тура останавливало. При всей надежности и кажущейся выигрышности этого плана, было в нем что-то, заставляющее Величайшего сдерживать порывы своей звериной ипостаси. Как-то... Нечестно это. Выбор, сделанный в таких условиях, может, и будет правильным – но точно не будет свободным.
«Он слеп!» – слова возникали в голове Величайшего, мешаясь со вспышками ярости. – «Дай ему свободу – и он уйдет в Ничто!»
«Без свободы он и не прозреет».
– Тур, все хорошо? – голос Кныша вернул его к реальности.
– Что? Нет, я просто думал, что тебе ответить, хороший-мне. И... В ночь перед моим изгнанием ты сказал, что уже давно не видел во мне Рослого. Я тогда спросил, почему ты не сказал мне об этом раньше. Ты помнишь свой ответ?
Кныш медленно кивнул.
– Я спросил, что именно должен был сказать тебе... Ты об этом, да? О том, что тогда все ответы были перед тобой – но ты закрыл глаза? Думаешь, со мной сейчас так же? Я убегаю от ответов? Отворачиваюсь, не хочу видеть?...
- Я знаю только одно, хороший-мне, – медленно произнес Тур. – Что некоторые ответы имеют ценность только тогда, когда находишь их сам. Ты видишь, о чем я?
Кныш лишь с мрачным видом пожал плечами.
– Но мне... Мне ведь можно приходить к тебе? Даже если, как ты говоришь, я пока не нашел ответов?
– Тебе не нужно спрашивать разрешения, – Тур улыбнулся собеседнику, но тот на его улыбку так и не ответил.
====== Глава 24 ======
Промысел был неудачным. Возвращаясь после трех ночевок в Запретном лесу, Ёль осознал это как никогда ярко. Так случалось и раньше: По-Ту-Сторону не всегда было благосклонно к рыжему искателю, и временами ему приходилось возвращаться домой ни с чем или почти ни с чем. Сейчас, однако же, когда лето приближалось к середине, «пустые» промыслы стали случаться с незавидной регулярностью. Не то, чтобы он больше не видел знаков – духи оставляли их ему с обычной для них в этом щедростью.
Однако та «надтреснутость» мира, которую Ёль почувствовал на плато над Ближней, так никуда и не исчезла. Вроде бы и не усиливалась – но ощущалась теперь постоянно, давила, притупляла восприятие, заставляя мужчину все чаще вспоминать один эпизод из детства, когда после какого-то купания ему в ухо залилась вода, заставив наполовину оглохнуть на целых пол-восхода. Ощущения были такими же, но если тогда хотя бы было ясно, что это пройдет, – то теперь ясного не было ничего – и менее всего – можно ли со случившейся напастью что-либо поделать.
Тревожило Ёля, однако, не только состояние окружающего мира – но и свое собственное. Достичь душевной тишины, необходимой для толкования знаков, становилось почему-то все тяжелее, словно та болезненность, которая была словно разлита вовне, постепенно проникала и в душу. Звучавший раньше тихо, но ясно внутренний голос вдохновения, позволявший подмечать во всем тайный глубокий смысл, сменился беспорядочным шумом, в котором мешались обрывки его собственных мыслей, впечатлений, умозаключений... Ёль стал замечать, что все больше пытается оценивать выводы, к которым приводили его духи: понравится это Роду или нет; будет ли достаточно ясным; может ли и вовсе это быть... Все эти вопросы, сомнения и колебания проносились в голове помощника Внемлющего, сбивая с толку, сводя полезность его вылазок практически на нет и сильно подрывая его душевное спокойствие.
Нужно было что-то менять – и возможных путей для этого Ёль усматривал два: либо как-то исправить потерявший краски мир, либо пытаться что-то поделать с самим собой. Как идти по первому пути – даже мыслей не возникало. Размышляя же о втором, помощник Внемлющего довольно скоро вернулся к своей давней юношеской мечте: видеть духов напрямую.
