Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius" (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Ответов на эти и многие другие вопросы не находилось, и какая-то часть Кныша пыталась возмутиться по этому поводу: мол, уж с кем-с кем, а с ним родитель на эти темы разговаривать бы не стал – просто потому, что он...
«Упрямый-бесчувственный-жестокий-старый-мрак», – с изрядной долей невесть откуда взявшейся самоиронии мысленно сформулировал Внемлющий.
– Это ясно, и именно таким он и был, – продолжил он вслух, пользуясь тем, что забрел уже достаточно далеко от селища, чтобы не опасаться чужих ушей. – Но ответов-то так или иначе нет. А быть они, пожалуй, должны. А то может получится, как с Марухом, только ему некого вспоминать, а мне – забывать.
Айрат недовольно затрясла головой: короткий свист ее безволосого собрата говорил о том, что прогулка, вопреки ожиданиям, не затянется.
Требование тишины мира и сердца заканчивалось, когда Лучезарная опускалась на свое ложе. Обычно это было временем ужина, собиравшего весь Род у Общего костра. В Восход Холмов трапеза была особенно оживленной: поселянам нетерпелось поделиться своими впечатлениями и вместе со словами выплеснуть накопившееся напряжение: время, проведенное наедине с собственной памятью, редко для кого было простым.
Внемлющий, стоя у края площадки, отыскал глазами своего помощника. По счастью, Миру уже ушла в их хижину, и Ёль заканчивал ужинать в одиночестве. Решив, что тянуть нечего, Кныш решительно направился к нему.
– Ёль?.. Разговор есть. Хорошо сделаю?
Мужчина чуть удивленно кивнул, по всей видимости мало представляя, что Внемлющему могло сейчас от него понадобиться.
– Что-то случилось? – спросил он, когда они отошли к пустынному краю площадки.
– Нет. По правде говоря... Я хотел спросить тебя о моем родителе.
– О твоем родителе? – в голосе Ёля слышалось недоумение. – А что о нем?
– Ну... Вобщем, я бы хотел узнать о нем побольше. Как о Рослом. Я ведь знал его только как родителя и... – он неопределенно поводил в воздухе рукой, не зная, как закончить фразу.
– Ладно, – Ёль инстинктивно почувствовал, что от дальнейших вопросов лучше воздержаться. – Что именно ты бы хотел узнать?
– Ты говорил, что как Взывающего знал его лучше, чем я, и это правда. Можешь об этом рассказать? Каким он был? Как тебе было помогать ему? Ну, словом, что придет в голову, то и расскажи.
Ёль задумался.
– Каким он был?.. – протянул он. – Ну... Я пару раз слышал, как Фетха называла его упертым – и это очень ему подходило. Он всегда был абсолютно уверен в том, что знает, как и что нужно делать.
– Это точно, – немного разочарованно протянул Кныш. Неужели даже Ёль видел в его родителе только те черты, которые видели все?..
– Ну... Это не всегда бывало приятно, это уж как есть... Но знаешь, как для меня, мальчишки, так это было и неплохо. Всегда приятно знать, что ты идешь за кем-то, кто знает дорогу. И потому мне с ним было... Спокойно, что ли. Он из-за своей уверенности был очень предсказуемым – я точно знал, на что он рассердится, а за что похвалит...
– Он когда-нибудь хвалил тебя? – в сознании Кныша родитель и похвала сочетались крайне слабо.
– Хвалил, – Ёль кивнул и чуть заметно улыбнулся, видимо, поняв удивление собеседника. – Не скажу, чтобы часто. И не за все подряд. Но он всегда знал, когда я действительно старался, когда вкладывал себя-себя. И тогда хвалил обязательно, – он помолчал, задумавшись. – Он вообще... Справедливый был. Если, к примеру, перед каким-то обрядом нужно было готовиться-готовиться, то он оставался до конца, даже если свою часть работы уже сделал. Никогда не было такого, мол, «Я спать пошел, а ты, помощничек, тут сам как хочешь справляйся». Всегда – вместе начали – вместе закончили. Вот так.
– А он... Он бывал жестоким с тобой?
– Чтоб руку поднимал? Бывало. Но тоже по делу. Родитель вот мой, помню, до того еще, как в Холмы ушел, мог ни за что вдарить – просто если настрой дурной был. А Анх нет – тут и говорить нечего – только если заслуживал. И еще... Я знаю, что он часто не был с тобой хорош – но, как по мне, – он не был жестоким. Ну, то есть, если и бил – то не со зла. Он просто хотел, чтобы то, что он делает, было сделано как можно лучше. Он и от себя того же требовал – не так, что ты, мол, напрягайся, а я в сторонке постою. А как можно лучше сделать он хотел потому, что я тебе и раньше говорил: он абсолютно безоговорочно, неистово верил в то, что делает. Я только в двоих Рослых за всю жизнь видел такую упертую убежденность. Вторым был ты, когда только начинал все менять.
– Ты же вроде говорил, что то, что я похожу на родителя – это плохо? – удивился Кныш. – А теперь сам же его за упрямство и хвалишь.
– Да просто потому что упрямство упрямству рознь, – немного подумав, сформулировал Ёль. – Без веры в то, что делаешь, наверное, нельзя. Особенно, когда начинаешь творить что-то новое. Иначе просто не выдержишь, если тебя начнут критиковать, отговаривать, запугивать или что-то еще... Да в конце концов и смысла нет – делать то, во что сам не веришь. Но важно, чтобы эта вера не каменела, что ли. Чтобы опиралась на то, что ты видишь, а не на то, что «я так сказал». Видишь, о чем я?
– Пожалуй, вижу... – голос Кныша звучал задумчиво.
–Ты, если интересно, Фетху поспрашивай.
– А что Фетха?
– Она с ним вместе выросла. И вообще все про всех знает... О, а вот и она!
Кныш попытался было остановить Ёля, но попытка успехом не увенчалась. Знающая же, услышав обращенный к ней вопрос, устремила на Внемлющего пронзительный и, как ему показалось, одобрительный взгляд.
– Родителя ищешь? Дело... – протянула она. – Зрячим-то оно всяко лучше, чем слепым, верно?
Тот, однако, последнюю ее реплику проигнорировал, то ли не зная, что ответить, то ли потому, что она была ему по каким-то причинам неприятна.
– Расскажешь о нем?
Ёль, не дожидаясь прямой просьбы, махнул им обоим рукой и растворился в темноте.
– Расскажу, что ж не рассказать... – Знающая устроилась на поваленном бревне у костра, и снова смерила Кныша странным, одновременно задумчивым и чуть насмешливым взглядом. – Я ведь супружницей его могла стать. Знал?
– Нет... – такого поворота потрясенный Внемлющий действительно совершенно не ожидал.
– А так и было. И я бы с радостью в его дом вошла... Он ведь в молодости красивый был. Статный, сильный... Уверенный. За ним молодых-молодых бегало...
– Так он был тебе хорош? – Кныш приобнял себя за плечи. – Но ему была хороша моя родительница?
Старуха отрицательно качнула головой.
– Ему была хороша Лека. Была у нас такая молодая. Красивая, ему под стать... Всем ясно было, что он ее в свой дом введет, как в пору союзов вступит... Но не успел.
– Почему?
– На следующий круговорот после его Большого путешествия на нас напали низкие. Они забрали Леку и еще нескольких молодых с собой в Дальние холмы. Больше мы о них не слыхали. Он хотел было идти за ней, спасать, вертать... Но те же низкие убили его родителя.
– И он должен был занять его место, – тихо закончил Кныш.
– Роду нельзя без Взывающего. Знакомо, да?
Тот молча кивнул.
– И что потом?
– А что потом? Еще круговорот спустя пришла его пора союзов. У него, в отличие от тебя, не было под рукой расторопного сообразительного парнишки, который смог бы стать преемником. Ему нужна была супружница и сын.
– И он предложил моей родительнице войти к нему...
– Строго говоря, сначала он предложил это мне.
– Правда?!
– А что ж не правда? Я ж не всегда старухой была. До Анхэ, может, красотой и не дотягивала, но... Мужики заглядывались. Сам-то он – так нет. Но знал, что я как раз очень даже к нему неровно дышу. А ему после Леки все равно было – с кем. Ну и предложил, мол, я тебе хорош, а мне не хорош никто. Хочешь – входи.
– А почему не вошла?
– А ты бы хотел заменой быть? Вот и я не хотела. Он ведь в своих привязанностях таким же твердолобым был, как и во всем остальном. Мне ясно было, что Леку свою он не забудет, и хороша она ему быть не перестанет. Да и то, что не пошел, не спас, не вернул – это, мальчик, почище пылающей головни на сердце следы оставляет – ничем уже не вытравишь... Вот потому и отказалась. А Кара, твоя родительница, согласилась, и ее выбор тоже увидеть несложно...
