Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Нет, я понимаю, что вы хотите забрать Сашку в поместье. Но вот предъявить в столице родственника-скопца — это же конец света! Позора не оберёмся!
— Что заладил, вот заберу тебя из университета, всё равно учишься неважно, и заставлю изучать композицию под руководством маэстро Кассини.
— Ну уж нет! С ним я точно не буду иметь дело! — вспылил Мишка. — Вы не знаете, батюшка, что это за человек. И я бы на вашем месте его с собой не брал.
Так, а вот это мне уже не нравится. По всей видимости, сестрёнка уже наплела парню в переписке что-то нелицеприятное о своём якобы брате, а тот поверил.
— Откуда ты знаешь? — строго поинтересовался князь.
— Лизонька жаловалась. Мол, брат её — манерный и женственный до нелепости, злоупотребляет украшениями и пудрой. Но самое ужасное заключается в том, что Доменико — закоренелый содомит и не скрывает этого.
Ну что за дураки, честное слово? Я сдерживался из последних сил, чтобы не вломиться в кабинет и не сообщить, что Доменика никакой не «манерный содомит», а нормальная гетеросексуальная женщина с выдающимися музыкальными способностями.
— Хм… Что ж, даже если всё, что написала твоя скрипачка — правда, я не изменю своего решения. Судя по тому, что я слышал от некоторых влиятельных людей Рима, Кассини действительно талантливый музыкант, а судя по рассказам твоего брата — благородный и великодушный человек. А вся эта итальянская дурь мигом выветрится, когда маэстро познакомится с нашей будущей оперной примой.
Ну уж нет! Они, чего доброго, и жениться её заставят на девушке?! Тоже мне, нашли Василису Микулишну.
— Кто такова? — поинтересовался Михаил Петрович.
— Из крепостных. Степанида Иванова-Малахитова. У графов Сурьминых полгода назад выкупил. Красавица девка, каких свет не видел: сама белокурая, а глаза зелёные, как малахиты. За них я и пожаловал ей вторую фамилию. И голос ангельский, жаль, обучать некому.
— Простите, отец, погорячился. Но, может быть, вы возьмёте в столицу только Кассини, а брата в поместье будете держать? Мало ли, что там при дворе наболтают.
— Я сам решаю, кого куда брать. Сашка поедет в Петербург, и это не обсуждается. Что бы там ни говорили, я горжусь своим сыном.
— Оскоплённым бастардом?! — уже не сдерживая возмущения, воскликнул Михаил Петрович.
— Цыц! Как ты смеешь такое говорить?! — прикрикнул на сына князь. — И не обижай брата. На горох поставлю, если замечу подобное.
— Простите, отец. Но как же я буду теперь с братом разговаривать? Я-то как к человеку, а он…
— Что он тебе сделал? Ничего? Так и вопрос закрыт.
— Смотреть на него не могу, яйца сводит от одной мысли о содеянном с ним, — пожаловался юный князь.
— Ты слишком впечатлителен. Сразу видно, что не служил.
Больше подслушивать я не стал. Конечно, несколько обидно, что я вот так нечаянно разочаровал «брата», который отнёсся ко мне со всей душой, но с другой стороны, я прекрасно его понимал. Ситуация нестандартная и неприятная.
Тем не менее, слова князя о неизменности его решения забрать нас обоих в Россию меня несказанно успокоили. Главное, туда доехать, а там уже будем искать этого квантового Супер-Марио с чертежами квантового суперкомпьютера.
Перед тем, как ехать на приём, Пётр Иванович лично проследил, чтобы я привёл себя в порядок — застегнул все пуговицы на очередном Мишкином костюме, уже светло-сиреневого цвета, насколько я помню, обозначавшегося кодом #BC8F8F, ровно надел парик, а также настоял на том, чтобы я выкинул свои уже дырявые кроссовки с пряжками и надел «нормальную» обувь — вероятно, Мишкины туфли, в которых я испытывал дискомфорт в связи с наличием у них высокого каблука. После чего пра-пра…прадед пригласил меня к себе в кабинет — небольшую комнату с мебелью из красного дерева и широким письменным столом, на котором, как в музейных интерьерах, стоял глобус.
Пётр Иванович достал из ящика письменного стола какую-то шкатулку, а из шкатулки — массивный перстень с аметистом.
— Примерь, — кратко приказал князь, протягивая мне перстень.
— Прошу меня извинить, но я не ношу украшений.
— А я сказал, примерь. Что за непослушание? — возмутился Пётр Иванович.
Ну ладно, думаю, не буду гневить дальнего предка. Перстень оказался мне впору, однако ощущать тяжесть на пальце было непривычно и неудобно.
— Этот перстень подарил мне сам покойный государь Пётр Алексеевич, когда я был в твоём возрасте, за посильный вклад в строительство новой столицы.
Что?! Сам царь подарил? Признаться, всякие камешки я никогда не любил и не понимал, но в данном случае это был уже ценный исторический артефакт.
— Увы, сейчас он мне лишь на мизинец налезет, — продолжал князь. — Да и сыновьям маловат. А у тебя пальцы тонкие, как у девицы, и я подумал, тебе непременно впору будет.
Часа в четыре после полудня мы выехали из тосканской резиденции Фосфориных. Пётр Иванович, в тёмно-красном, цвета #800000, бархатном костюме, сидел в карете рядом со мной, а напротив меня — Михаил Петрович, в светло-бежевом (#DEB887) более простого покроя, опустив глаза в пол и лишь изредка бросая на меня несколько испуганные взгляды, нервно теребя эфес шпаги.
Дабы абстрагироваться от лезущих в голову унылых мыслей, я всю дорогу смотрел в окно. Солнце понемногу клонилось к закату, окрашивая деревья — пальмы и платаны — в рыжеватый цвет. Судя по отсутствию в окрестностях жилых построек, особняк находился где-то в глуши, на отшибе, вдалеке от больших городов.
Когда совсем стемнело, мы въехали в столицу Тосканской области. В целом, в полной мере насладиться красотой города я не смог, поскольку было уже темно. Кое-где горели фонари, и я мог смутно разглядеть местные дома, отличавшиеся более причудливой архитектурой по сравнению с римскими.
Наконец карета подъехала к роскошному дворцу, окружённому позолоченной оградой. Да уж, привезли, что называется, Золушку на бал. Надеюсь, я успею сбежать отсюда до того, как из княжеского сына превращусь в программера из двадцать первого века?
— Слушайте внимательно, — тихо, но строго обратился к нам с Мишкой князь, перед тем, как выйти из кареты. — Не отходите от меня ни на шаг. На провокации и двусмысленные предложения не поддавайтесь. Иначе мало не покажется.
Только потом, вернувшись домой, я узнал, что опасения князя возникли не на пустом месте: герцог тосканский был большим любителем юношей. Но на тот момент я об этом даже не подозревал и чувствовал себя на удивление спокойно, возможно из-за того, что находился под защитой родственника.
Пройдя по длинной галерее дворца, мы, наконец, вошли в огромную парадную залу, ослепляющую своим великолепием. Золотые барельефы, освещённые сотней свечей в хрустальных люстрах и позолоченных канделябрах, сверкали, как палящее южное солнце.
Герцог Джан Гастоне Медичи в богато украшенном костюме и длинной мантии с мехом горностая восседал на своём герцогском троне в дальнем конце залы, окружённый толпами напудренных и высокомерных придворных. Правитель Тосканы был полноватым человеком средних лет, в высоком парике с буклями и с ярко накрашенными полными губами. Стыдно сказать, он внешне чем-то напомнил мне короля из мультфильма «Бременские музыканты».
— Il principe Pietro Fosforini e i suoi figli Alessandro e Michele Fosforini*, — гнусавым голосом отчеканил престарелый заносчивый мажордом, сильно напоминающий «наиглавнейшего церемониймейстера», представляя только что прибывших гостей.
Надо сказать, приём был ужасно скучным. Я так и не понял, для какой цели его устраивали: герцог всё время беседовал только с каким-то лакеем со смазливой внешностью, прочие гости — друг с другом. Благородные мужи разговаривали, в основном, о политике, в которой я, с учётом больших пробелов в исторических познаниях, на тот момент совершенно не разбирался и поэтому не мог поддержать беседу, лишь поддакивая Петру Ивановичу. Дамы на приёме тоже были, и среди них — даже весьма симпатичные, но по сравнению с моей Доменикой они казались бело-розовыми мышами. Нет, любимая, после того, как ты завладела моим сердцем, оно автоматически заблокировалось для любых других женщин.
