Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Но почему вы сразу не взяли певца на роль Филомелы из того же хора? — поинтересовался я. — Они, хотя бы, ребята проверенные и надёжные.
— Была у меня первоначально такая идея, назначить на главную женскую роль какого-нибудь пятнадцатилетнего мальчишку, так ведь нет! Кассини уже третью неделю проедает мне плешь с тем, что эта партия написана для вас! Не будь он вторым композитором в этой опере, я бы и слушать не стал, всё-таки вы грубоваты для такой роли, но… Доменико умолял чуть ли не на коленях. Я не могу обидеть сына своего покойного друга.
Вот так, значит, добилась своего. Правду говорят, если женщине взбредёт что-то в голову, то велика вероятность, что рано или поздно это будет исполнено. Честно, я-то думал, что все эти разговоры про моё участие в спектакле, да и к тому же в роли принцессы, не более, чем шутка, ведь даже когда мы обсуждали за столом эту идею с самим композитором Альджебри, он лишь посмеялся и, видимо, забыл. А теперь Доменика хорошенько проехалась ему по мозгам. Что ж, браво, маэстро.
Надо сказать, все три арии Филомелы я выучил довольно быстро. Но вот во втором действии меня ждала трудная задача. По видоизменённому сюжету, во второй части пьесы король Терео при помощи фракийских магов заколдовывает Филомелу, лишив её возможности говорить, и она должна жестами донести своей сестре Прокне о произошедшем. В общем, в этой части я должен был показывать пантомиму. Это оказалось сложнее некуда. Несмотря на мягкость костного каркаса, я никогда не отличался изяществом и плохо владел языком тела. Мои движения казались неуклюжими, из-за чего я несколько раз получил палкой по рукам от хореографа.
— Что за резкие движения! Что за грубые манеры! О, небо, Филомела, где тебя воспитывали?!
— В Спарте, — с усмешкой ответил я, чем вызвал всеобщий смех.
Нашли кого назначать на пантомиму, ворчал я. Никакой совести. О, неужели я так до конца жизни и останусь здесь, в восемнадцатом веке, где буду то и дело получать по рукам палкой?!
Коллектив тоже попался «шикарный» и делился на три группы: «новобранцы», «середнячки» и «старики». Я относился к первой группе и являлся в ней самым старым, отчего было немного неловко: возраст остальных «новобранцев» колебался от четырнадцати до семнадцати. Всего на данной постановке представителей «низшей» категории, включая меня, было четверо. Остальные трое дебютировали в каких-то совершенно левых партиях второстепенных героинь.
Ко второй группе, состоявшей из трёх человек, относились молодые певцы с каким-никаким опытом. Одним из таких как раз был мой основной партнёр по сцене, сопранист по кличке Долорозо, исполняющий ведущую женскую роль царицы Прокны. Долорозо был одного со мной возраста и почти одного роста, обладал приятной внешностью и мягкими чертами лица, из-за чего, видимо, и задержался на женских ролях. Остальные двое получили второстепенные роли фракийского и афинского генералов.
Высшей кастой в этой иерархии вокалистов были «старики», заслуженные Primi сорока с лишним лет, ветераны сцены. Всего их было двое: сопранист Диаманте, прозванный так официально за «сопрано с алмазным блеском» и неофициально — за страсть к драгоценным камням и украшениям, и контральтист Консолоне, которого я про себя прозвал консолью. Первый был среднего роста и внешне отдаленно напоминал лягушонка Кермита, а второй, ростом под два метра, обладал выразительным крючковатым носом, делающим его похожим на коршуна. Признаюсь, это был идеальный артист для исполнения роли короля Терео, которого в третьем действии боги превратили в птицу. Диаманте же в данной постановке досталась роль Юпитера.
В первый же день моего появления на репетиции оба ветерана устроили мне облаву, подкараулив в коридоре и заставив выпить жуткий коктейль из граппы и гнилых помидоров, который я про себя назвал «Зомби-апокалипсис*». Меня, конечно же, стошнило, но злодеи на этом не остановились. Пока синьор Консолоне держал меня за руки, а хватка у него была железная, Диаманте вытащил откуда-то из кармана бриджей коробку. В ней оказались краски для грима. Намазав мне лицо белым (свинец, не иначе!), а губы — красным, Диаманте не придумал ничего лучше, как проехаться своими губищами по моим, чем вызвал очередной приступ рвоты.
— Ах, какой нехороший мальчик! — картинно пригрозил крючковатым артрозным пальцем Диаманте.
— Что вам от меня надо, синьоры? — уже не на шутку злился я.
— Проверяем тебя на прочность и устойчивость, дорогой, — последнее слово прозвучало так, словно это был не итальянский «примо», а торговец с Сенного рынка, желающий обвесить несчастного покупателя, что взбесило меня несказанно, но я старался не показывать вида.
Конечно же, я запросто мог уложить каждого из них одним верным ударом, но их было двое! Да и не ровня они мне, я это тоже понимал. К тому же, если я начну драку в театре, то меня не только снимут с роли, пусть и ненавистной, но и из инженеров уволят, и пойду просить милостыню на улицах Рима. С трудом сдерживая гнев и желание врезать обоим, я всё-таки решил уладить конфликт мирным путём.
— Для этого есть более адекватные методы, — я старался казаться спокойным, но получалось плохо.
— Да, я слышал от ваших коллег-механиков. Кажется, методы называются «нагибание» и «опрокидывание», так?
Что-то не понравилась мне интонация Диаманте во время произнесения этих слов. Они казались зловещими.
— Попробуем каждый метод по очереди, — сухо усмехнулся Консолоне и достал из кармана… Нет, я даже не знаю как это называется!
— Вы как? Совсем рехнулись, господа?! — не на шутку испугавшись, крикнул я. — Скажите, что вам надо?
— Нам, как видишь, ничего. А вот тебя бы надо подготовить…
— К чему, вашу мать?! — выругался я наконец.
— Вдруг ты понравишься какому-нибудь герцогу или кардиналу? — с издёвкой предположил Диаманте. — Мы же не хотим, чтобы ты ударил в грязь лицом в его покоях!
— Не беспокойтесь, кардиналы и герцоги меня на дух не переносят, — попытался пошутить я.
— Ты слышал, Консолоне, ну прямо сама скромность, просто ангелочек во плоти. И клянусь всеми своими ведущими партиями, девственник.
— Послушайте, господа, пошутили, и ладно. Я оценил ваш великолепный, искромётный юмор. Давайте же разойдёмся по-хорошему.
— Похоже, этот недалёкий варвар так и не понял, куда попал, — с каменным лицом промолвил Консолоне. — А теперь слушай меня, мальчишка, — ледяным голосом обратился ко мне контральтист, сжав мой подбородок костлявой рукой. — Здесь, в театре, фактическая власть над певцами принадлежит нам. И запомни, за любое неподчинение старшим тебя будет ждать жестокая расправа.
— Понял, не дурак, — огрызнулся я. — Каковы ваши условия?
— Об этом ты узнаешь завтра, — процедил «консольный коршун».
Что ж, казнь зеркальщика Гурда откладывается, с горькой усмешкой подумал я, выходя из театра.
Домой к Кассини я пришёл абсолютно разбитый и сразу же рухнул в кресло в гостиной. Репетиция длилась десять часов, я устал как собака и, к тому же, получил гигантскую порцию стресса от «оперных старичков». Что за нравы? Вроде бы не армия, оплот культуры, и такой беспредел! Нет, права Доменика, ей совершенно нечего делать в этом гадюшнике!
После всех впечатлений, полученных за день, единственным желанием было раствориться в бутылке чего-нибудь больше сорока градусов. О, ужас, куда я попал?! Мало того, что дедовщина процветает, так ещё и работа просто адская! Я даже не мог представить, что играть в театре настолько тяжело.
Последний раз я испытал подобный мозговой штурм три года назад, устраиваясь на работу в свою компанию. Тогда я за неделю должен был освоить столь непростую тему, как многопоточность.
— Значит так, Фосфорин. Знания у вас не особо какие, но алгоритмическое мышление и обучаемость присутствуют. Даю вам ровно неделю, чтобы разобраться с потоками и их применением. Жду на повторном собеседовании.
