Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Да, синьор, будьте любезны, — прохрипел Беппо. — Старый я стал, мне не под силу таскать хозяина на руках, и так уже грыжу себе заработал.
Аббат что-то нечленораздельно пробубнил, и я решил, что это одобрение. Руки у него тряслись, а запах ветоши и пота перебивал другой, очень знакомый всем, кто столкнулся с «зеленым змием».
— Всё ясно, — вздохнул я, помогая Беппо переодеть этого «деятеля» в более-менее чистый костюм, а затем дотащить до кровати, где он моментально уснул. — Достопочтенный падре Чамбеллини изволил отравиться.
— Синьор, безмерно благодарю за оказанную помощь, — чуть не прослезился старый слуга. — Если бы не вы, я бы…
— Не беспокойтесь, со всеми бывает, — холодно ответил я, пытаясь успокоить старика.
— Вы сами не знаете, что говорите, — возразил слуга. — С тех пор, как достопочтенный аббат Чамбеллини остался один, это происходит всё время.
— Что ж, теперь понятно, почему здесь всё так заброшено, — заключил я. — Синьор…
— Беппо, просто Беппо, — поправил меня старый слуга.
— Да, простите. Не найдётся ли в доме хотя бы сухарика? Я со вчерашнего дня ничего не ел, — пожаловался я.
— Боюсь, что сухарей у нас нет, — растерянно развёл руками слуга. — Хозяин не ест ничего на первой неделе поста и меня приучил.
— Да, зато пьёт, — добавил я. — Причём, как я понял, не вино. А как выпьет, так и закурит, — продолжил я, передавая слуге найденные в гостиной улики.
— С этим ничего уже не поделаешь, — вздохнул Беппо.
«Лучше бы ел, хотя бы шпинат тот же!» — с досадой подумал я. Нет, эти средневековые люди определённо не дружили с логикой: с их точки зрения, значит, есть в пост нельзя, а напиваться можно; «виртуозам» жениться на девушках нельзя, а спать с парнями никто не запрещает; мыться нельзя, а красить губы и ресницы — пожалуйста. O tempora, o mores, товарищи!
— Хотя, постойте, — вдруг вспомнил Беппо. — Я могу предложить вам позавчерашнюю булочку, которую я забыл выбросить вместе со всем остальным.
— Вы собирались выбросить хлеб?! — в негодовании воскликнул я.
— Да, хозяин обязал меня выбрасывать всё съедобное в первый день поста.
— Но это кощунство! — я схватился за голову: для меня, детища худших лет перестройки и внука ленинградских блокадников выбрасывать еду было преступлением. В этом плане мою позицию активно поддерживала Доменика, пережившая достаточно тяжёлое детство в стенах Неаполитанской Консерватории. — Так нельзя делать! Лучше бы вы раздали оставшееся нищим.
— Объясните это падре Чамбеллини, — усмехнулся Беппо. — Я здесь никто, всего лишь прислуга.
«Спасённую» булочку с изюмом и правда нашли в… ящике письменного стола падре Чамбеллини. С одного края она была надкусана, но меня на тот момент это уже не волновало. Запив нехитрый завтрак стаканом воды с каплей вина для дезинфекции, я немного пришёл в себя и начал хоть что-то соображать.
Проснулся наш «пациент» примерно к полудню. От утреннего похмелья не осталось и следа, и Чамбеллини лишь блаженно улыбнулся, увидев синьора Хрен-знает-как-он-меня-ещё-назвал.
— О, сын мой. Я так рад, что вы здесь! Знаете, мне было так грустно, что я… Мне даже неудобно говорить.
— Прекрасно вас понимаю, — ответил я. — Но если бы вы закусили хотя бы стеблем сельдерея, вам бы не было сейчас так плохо.
— В сущности… я вовсе не собирался пить. Оно само как-то вышло, — оправдывался бедняга аббат, чем непроизвольно вызвал у меня усмешку.
Вспомнилась одна дама, у которой перестал работать ноутбук после того, как она вылила на клавиатуру кисель. Когда я ей об этом сказал, дама удивлённо посмотрела на меня, сообщив, что «я ничего не трогала, оно само сломалось».
— Думаю, вам просто необходимо навестить родственников, — предложил я, искренне надеясь, что и меня подбросят до Рима. Всё-таки карета, какая-никакая, и пара лошадей, тоже неизвестно в каком состоянии, у него были в наличии.
— Прекрасная идея! — воскликнул падре Чамбеллини. — Я готов хоть сегодня выехать в Рим, несмотря на недомогание. Правда, Беппо к старости совсем стал плохо видеть, как-то недавно мы выехали из города и заблудились. Спасибо, какой-то юноша нам подсказал направление.
— Могу поехать с вами и следить за дорогой, — как бы ненавязчиво я напрашивался в попутчики.
— Разве вы не хотите остаться в Неаполе? — удивился аббат. — Здесь же так красиво.
— Вы правы, я бы очень хотел. Но у меня есть обязательства по отношению к донне Катарине и Доменико. Господа очень расстроятся, если узнают, что их лакей сбежал от поручений.
— Что ж, я буду только рад, если мальчик с ангельским голосом составит мне компанию.
Итак, решено: едем в Рим. Признаюсь, я был невероятно рад, что не придётся опять весь день голосовать на дороге. Но вот когда мы с Беппо зашли в конюшню, то радость как-то внезапно исчезла. Знаете, у знаменитого царя Авгия кони содержались просто в идеальных санитарных условиях по сравнению с несчастными питомцами этого хиппи-аббата. Похоже, что старик Беппо просто не в силах был следить за всеми домашними делами, посему навоз в конюшне не выносился месяцами, а два прекрасных фризских жеребца, масть которых невозможно было определить из-за толстого слоя грязи, исхудали до безобразия и мучились от блох.
«Да уж, товарищи, в Америке двадцать первого века вас давно бы уже посадили за плохое обращение с животными», — подумал я. Но вслух сказал только:
— Беппо, тащите сюда лопату и щётки. А я наберу в колодце воды.
В итоге, к вечеру авгиевы конюшни были более-менее прибраны, кони помыты и накормлены, а питерский программист ощутил себя по меньшей мере Гераклом.
Не буду описывать, как мы добрались из Неаполя в Рим, но по дороге достопочтенный аббат меня страшно достал своими философскими изысканиями. Чамбеллини всю дорогу рассуждал на тему иллюзорности окружающего мира и бессмысленности человеческого существования, чем основательно довёл меня до полной депрессии.
Вскоре рассуждения вслух наскучили аббату, и он достал из кармана брошюрку и увлечённо начал читать, бормоча что-то на латыни, но я не смог разобрать, что именно. Решив, что падре Чамбеллини читает молитву, я не посмел его беспокоить. Однако, бросив взгляд на книжку и обнаружив там какие-то странные иллюстрации, я понял, что это вовсе не молитвенник, а какая-то эзотерическая ерунда наподобие «Есть ли жизнь на Марсе?». Ладно, думаю, пусть лучше читает, хоть меня не трогает, но нет. Чамбеллини начал комментировать прочитанное, повторяя каждую свою мысль раз по десять.
Поэтому глотком свежего воздуха для меня стала остановка в каком-то посёлке между Римом и Неаполем, где я не побрезговал пройтись со шляпой в руке и душераздирающей арией Альцесты «Deh! Mio tesoro, per te morirò!», чем снискал себе славу местной звезды и заработал аж на «три корки хлеба» и горсть абрикосов, которые съел за деревом, дабы не смущать достопочтенного Чамбеллини.
К вечеру мы въехали в Рим. Проезжая мимо развалин Колизея и полуразрушенных колонн Римского Форума, выглядевших зловеще под лучами заходящего солнца, Чамбеллини выглянул из окна и был не в силах сдержать восхищение.
— Знаете, синьор Фонфариелло, — восторженно воскликнул падре Густаво. — Пожалуй, я останусь жить в Риме. Это благословенный город. Сам Папа выбрал его в качестве такового.
«Только не это», — мысленно простонал я. Если Чамбеллини и дальше будет выпивать и нести жуткую ересь, пожалуй, синьора Катарина зажарит меня на Пасху вместо гуся, за то что притащил из Неаполя этот «объект из второго поколения мусора».
К ночи мы, наконец, подъехали к дому Кассини. Первым выскочив из кареты, я кинулся звонить в дверь. И какова же была моя радость, когда дверь отворилась, и на пороге возникла моя Доменика, в длинной шёлковой рубашке, завёрнутая в зелёный шерстяной плед. О, она была так прекрасна, что я моментально забыл обо всём пережитом ужасе.
