Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Рано утром меня будила бабушка в образе феи Бефаны — в тёмно-синей мантии, остроконечной шляпе и с серебристой «волшебной палочкой» в руке. Хорошенько растормошив меня и оставив спросонья протирать глаза, она поспешно покидала детскую и спускалась на первый этаж. А я с волнением бежала к ёлке, чтобы поскорее посмотреть подарки под ней…
— Что тебе подарила фея Бефана? — поинтересовался я. — Ты помнишь?
— Да. Она подарила мне книгу — «Алиса в Стране Чудес» с яркими цветными картинками. Я читала её запоем, не в силах оторваться. Это до сих пор моя любимая книга.
Доменика задумалась. Воцарилась тишина, но я не хотел нарушать её: я понимал, что её захватили воспоминания, приятные и грустные одновременно. Доменика ещё раз вздохнула и отпила глоток чая. После чего продолжила:
— В тот день я никак не могла представить, что на следующий год не увижу ни отца, ни мать, ни бабушку, ни ёлку у светящегося Колизея. Всё исчезло, уплыло из реальности, и я многие годы пыталась понять, правда ли это или сон. Следующее Рождество я встречала уже в восемнадцатом веке. Также, на площади Сан-Пьетро, также со своими родными, также, мессу проводил Папа. Но только и родные не те, и Папа не тот… А через несколько лет я сама участвовала в рождественской мессе в составе хора Сикстинской Капеллы.
Находясь под невероятным впечатлением от рассказа супруги, я решил во что бы то ни стало воссоздать хотя бы некое подобие праздника, к которому она привыкла. Самыми главными атрибутами, насколько я понял, была ёлка — куда без неё, и маленькие фигурки ангелов. Последние я за неделю выпилил из дерева, в количестве четырёх штук, что же касается ёлки, то здесь всё оказалось гораздо хуже. Одним ранним утром, за пару дней до Рождества, мы с ребятами — я, Сенька и Данила с Гаврилой — отправились в лес за ёлкой. Братья пожимали плечами, возмущаясь тем, что ещё рано ёлку ставить, но я объяснил это тем, что хочу сделать подарок своей жене. «Да, ты прав, раз цветы зимой не растут, так хоть ёлка пусть будет!», — поддержал меня Гаврила.
В итоге, наш поход чуть не закончился для нас трагедией: когда мы уже срубили пушистую миниатюрную ель и взвалили её на санки, из леса послышался вой, а спустя какое-то время из чащи выбежали трое голодных волков. Вот тут у меня душа ушла в пятки, и я просто остолбенел от страха. Ещё мгновение, послышался оглушительный выстрел, затем ещё один, и все трое волков упали замертво, обагряя кровью снег. Очнулся я не сразу, приведённый в себя лишь грубыми окриками князей:
— Что стоишь? Держи ёлку и идём! — гаркнул Данила, вручая мне дерево.
Очнувшись от шока, я с ужасом увидел, что братья взвалили убитых волков на сани и вдвоём потащили в сторону усадьбы. А я как последний дурак, стою посреди опушки в старом Сенькином крестьянском тулупе и с ёлкой в руках. Сходили за ёлкой, нечего сказать. Конечно, я ругал про себя Данилу и Гаврилу за то, что убили волков, но если бы они этого не сделали, не дождалась бы любимая моего подарка, а все три молодые княгини вдовами бы остались. Надо сказать, после того случая я вообще зарёкся ходить в лес.
После нашего эпичного похода, пока Доменика была на занятиях в главном корпусе, я воздвиг эту злосчастную ёлку в горшке на столик из красного дерева, украсив её лентами и сухофруктами, а вокруг неё поставил маленьких деревянных ангелов и подсвечники. Затем я приступил к подготовке рождественских подарков, которые изготовил собственноручно. Пара пряников, деревянная статуэтка оленя и янтарная подвеска — на все вышеперечисленные подарки я не потратил ни копейки, так как личных сбережений у меня по-прежнему не наблюдалось, но я вложил в них нечто большее.
Так, пряники я испёк накануне, под руководством Ефросиньи, которая просто диктовала мне, что надо делать, при этом страшно возмущаясь: «Что же, ненаглядная твоя совсем совесть потеряла — пряники медовые на сливочном масле в пост отведать собралась!». Оленя, который, правда, более напоминал гиппопотама, я выпилил из соснового бруска за неделю. Ну, а подвеска… её я выиграл в шахматы у Андрея Николаевича Сурьмина. Да уж, скоро мы со Стефано их совсем разорим!
Следующим утром, пока Доменика спала, я развесил над камином шерстяные носки — подарок Доменике от Софьи Васильевны — и положил в них подарки, после чего осторожно начал будить супругу:
— Доменика, просыпайся, любимая, — нежно шептал я ей на ухо. — Посмотри на камин.
Любимая, грациозно потянувшись, быстро выскочила из кровати и подошла к камину. Заметив развешенные над ним носки с подарками, она с любопытством посмотрела каждый, а затем с хитрой улыбкой промолвила:
— О, неужели сама фея Бефана почтила нас своим присутствием?
— Как ты видишь, на Рождество даже злые феи становятся добрыми, — с лёгкой усмешкой ответил я, имея в виду свой грядущий выход в образе Малефисенты.
Ох уж эта Малефисента! С каким ужасом я ждал предстоящей премьеры и проклинал себя, свой голос и свою внешность, которые даже по мнению моей супруги идеально подходили для отрицательной женской роли. Но чем больше я злился, тем более гармонично вживался в этот образ невероятной злюки. Точно так же, как Марио Дури, этот безумный муж безумной княжны Фосфориной, прекрасно вписался в образ юной феечки-ромашки Серены и доводил меня своими ужимками, а также постоянным манерным флиртом с сидящей в зале женой, словно девушкой из них двоих был именно Марио. Закончилось всё тем, что на одной из репетиций нашего с ним дуэта я не выдержал и отвесил ему подзатыльник — научат же «хорошему» родственники! Что тут началось!
— Не обижай бедного «виртуоза»! — воскликнула Доменика, прекратив игру на клавесине.
— Не смей бить моего Маркушеньку! — вторила ей Ефросинья, вскочив с кресла и поспешив успокаивать своего ненаглядного.
На меня наехали с двух сторон — Доменика и Ефросинья, которые, надо сказать, друг с другом не особо ладили из-за примерно одинакового уровня темпераментности и различий в мировоззрении, но на этот раз они удачно объединились против меня и очень долго выносили мозг нравоучениями.
Нормально? Как будто я не такой же «бедный виртуоз», как Марио! Но я же не веду себя как сумасшедший трансвестит! Нет, конечно, я мог их понять: тяжёлый характер обеих женщин объяснялся их нелёгким детством в железных рукавицах жестокой идеологии тех времён. Доменика росла под гнётом Ватикана, а Ефросинья — под не меньшим гнётом Домостроя, и если первой ещё относительно повезло с тем, что её воспитывали как мальчика и давали больше прав и возможностей, то вот вторая всю юность просто боролась за выживание.
Чтобы не вступать в конфликт с дамами, я просто по-тихому смылся из репетиционной и уехал с Данилой и Гаврилой к Сурьминым — играть в шахматы. Авось что-нибудь отхвачу для Доменики за шахматную партию! В итоге Гаврила под моим чутким руководством выиграл три партии подряд, поставив первый мат двумя слонами, второй — ладьёй, а третий — ферзём. Правда, «коня и слона» я не осилил в отличие от Стефано, но я никогда не считал себя хорошим шахматистом.
Зато Стефано так отличился у Сурьминых, что его теперь звали каждую неделю играть, а когда он ещё и спел, то и вовсе стал любимцем старых графа и графини. Его даже переманивали к себе в поместье, но Стефано ответил, что до конца жизни будет предан своему покровителю — Петру Ивановичу, который вывез его из ненавистного «второго Содома» и женил на «самой прекрасной девушке в мире».
Надо сказать, что пока я двадцать четвёртого декабря выполнял непосильную задачу по изготовлению пряников, нам с Ефросиньей удалось завязать наконец-то дружескую беседу. К этому времени языковой барьер «с русского на русский» понемногу исчез, и мне было проще понимать устаревшие слова и грамматические конструкции, а также изъясняться на приближенном к «современному» языке. Признаюсь, с итальянским таких проблем не возникало, поскольку изучал его частично по аудиокурсам, частично — по сонетам Данте и Петрарки, а также — по запискам деятелей восемнадцатого века.
