Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Что ж, Алессандро, скажу всё как есть. Мой мальчик умер сразу после рождения, мы лишь успели крестить его под именем Алессандро. А потом спустя двадцать три года вдруг появляешься ты. Когда я увидела тебя, то подумала, что так бы мог выглядеть мой сын, если бы выжил. У тебя такой же взгляд, как у отца. Холодный и проникновенный.
— Понятно, — единственное, что я смог сказать. — Что ж, будем считать, что Господь послал вам утешение в виде завалящего сопраниста Алессандро.
— В свою очередь, я хочу задать тебе вопрос, — как-то подозрительно посмотрела на меня маркиза. — Кто твоя настоящая мать?
— Пожалуй, я не смогу вам ответить, — вздохнул я. — Вы примете меня за сумасшедшего.
— Почему же? Я приму любую правду, сколь бы абсурдной и нелепой она не оказалась. Она служанка дона Пьетро? Или куртизанка?
— Нет. Преподаватель истории из Санкт-Петербурга, — честно признался я. — А дон Пьетро — мой пра-пра-пра… и так далее прадед. Я пришелец из будущего, милостивая синьора.
— Неожиданно, — наконец, после некоторой паузы, ответила Джорджия Луиджа. — Полагаю, о таких вещах не стоит говорить отцу.
— Я говорил. Он не поверил, — вздохнул я. — Думает, что я спятил. Но это не так.
— Конечно, это не так, мой мальчик, — успокоила меня маркиза. — Знаешь, со мной тоже происходят иногда странные вещи. Вчера, например, ко мне ночью прилетала фея, такая маленькая, с крылышками как у стрекозы. Она постоянно смеялась и болтала по-французски. А потом улетела.
Всё понятно. Кажется, маркиза тоже мне не поверила, но не захотела расстраивать, поэтому и выдумала эту историю. Похоже, что она подумала, будто я тот ещё фантазёр и сказочник.
— Когда приедешь в Россию, обязательно напиши книгу, — посоветовала мне маркиза. — У тебя настоящий талант.
Комментарий к Глава 45. Начало конфликта *Герой имеет в виду профессора Минерву МакГонагалл, героиню книг Дж. Роулинг
====== Глава 46. Тайные визиты, ночное покушение и прощание с Римом ======
Пригласив маркизу с Паолиной на прощальный банкет, который планировался на следующий день, накануне выезда, я поспешил откланяться и, никого об этом не предупредив, сообщил кучеру другой адрес, где я обязан был побывать, прежде чем бесследно скрыться из этого города. На сегодня были запланированы две неофициальные и никому не известные встречи, поэтому нужно было торопиться.
Для начала я решил нанести прощальный визит семейству Спинози, в надежде выяснить хоть какую-то информацию о таинственном исчезновении сестры сопраниста и попытаться в очередной и последний раз помочь бедняге Антонино, который якобы спятил, а на самом деле, судя по всему, просто не мог справиться с информацией, поступившей из «страшного дома».
Вскоре княжеская карета подъехала к небольшому тёмно-оранжевому дому Спинози, заросшему плющом. Я постучал в дверь, и мне открыла приятная пожилая женщина лет шестидесяти пяти, с мягкими чертами лица, должно быть мама той самой Антонины Юзефовны и капелльского колючки Антонино.
— Здравствуйте, синьора Спинози, — поздоровался я. — Простите за беспокойство, но я хотел бы поговорить с вами.
— Добрый день, синьор Фосфоринелли. По какому поводу разговор? — поинтересовалась мама пропавшей девушки, жестом приглашая проследовать за ней в гостиную и расположиться в кресле.
— Не хочу показаться бестактным, но мне бы хотелось подробнее узнать о вашей дочери, которая исчезла двадцать четыре года назад.
— Ох, синьор. Она не исчезла, а утонула в Тибре, — вздохнула синьора Спинози. — В этом году будет двадцать пятая годовщина смерти нашей бедняжки.
— У вас есть доказательства того, что Антонина погибла? — осторожно спросил я, пытаясь не казаться назойливым.
— Да, мы узнали об этом от кардинала Фраголини.
— Я надеюсь, вы понимаете, что никому нельзя верить на слово? Тем более, всего один свидетель. Это слишком мало.
— Но свидетель достаточно влиятельный и авторитетный, — возразила синьора.
— Не спорю. Но это не доказывает его честность. Последние события показали истинное лицо кардинала.
— Что вы имеете в виду? — не поняла синьора Спинози.
— Следует рассмотреть другие варианты исчезновения вашей дочери. Нельзя оставлять это просто так. Может быть мы ещё успеем спасти Антонину и её брата, который, как сообщил мне маэстро Кассини, всё это время одержим идеей найти её.
— Что ж, синьор, скажу вам всё как есть. Тонино вовсе не приходится нам с Джузеппе сыном, а Тонине — братом.
— Теперь я не совсем понимаю, — честно признался я.
— Когда Антонине было пятнадцать лет, она сообщила мне, что ждёт ребёнка. Но не сказала, от кого. Дабы не подвергать насмешкам нашего мальчика, мы решили усыновить его, а Антонину считать его сестрой. А она, честная дурочка, решила в какой-то момент сказать всем правду. На следующий день кардинал сообщил нам ужасную новость…
«Ужас какой-то происходит, — подумал я. — Не иначе, как своим появлением на свет Антонино обязан кардиналу! Но что касается поведения Антонины — ох, узнаю нашу злюку-преподавательницу! Это ещё та была политическая и общественная активистка в отдельно взятом вузе».
— Что ж, я думаю, что со временем всё станет известно. Я почти уверен, что ваша дочь жива и здорова, только… далеко отсюда, — я имел в виду то, что догадывался о перемещении синьорины Спинози в будущее.
Судя по моим предположениям, если нам с Доменикой удастся вернуться в наше время, то, скорее всего, Антонина и Алессандро Прести автоматически вернутся в восемнадцатый век.
— Вы внушили нам надежду, синьор Фосфоринелли, — отвечала синьора Спинози, промокнув глаза краешком платка.
— Могу я поговорить с Антонино? — спросил я.
— Попробуйте. Если он опять не принял опиум.
Со свечой в руках я поднялся на второй этаж в комнату сопраниста. Антонино лежал на кровати, обнимая какую-то картину. И я подозревал, какую.
— Тонино, прости, что побеспокоил, — осторожно обратился я к нему.
— Что тебе надо, балалайка в камзоле? — раздражённо спросил певец.
— Разговор есть. Я пришёл сказать, что я, возможно, знаю, где находится сейчас… Антонина Спинози.
— Ну знаешь, и вали отсюда! — огрызнулся Спинози.
— Ты был там же, где и я, и поэтому обязательно мне поверишь, — попытался достучаться я до него.
— С какой стати? Тут в Риме все врут, начиная Папой и заканчивая чайкой!
— Но не я. Я буду честен с тобой. Ведь ты знаешь, откуда меня принесло. Что, если туда же унесло и твою… сестру?
— Бред. Всё бред. И ты бредовая механическая машина. Убирайся, пока цел.
Увы, бедняга Антонино вновь послал меня подальше, несмотря на то, что я искренне хотел помочь. Но ничего, когда его мать вернётся к нему, он ещё вспомнит добрым словом завалящего сопраниста Алессандро!
По дороге я вновь погрузился в думы. Что ждёт нас впереди? Какие испытания готовит предстоящая поездка? Какие цели по-настоящему преследует Пётр Иванович?
В последнее время картина происходящего немного прояснилась, и очередная иллюзия растаяла в моём сознании, как сосулька под лучами весеннего солнца. Моя искренняя привязанность к князю была обусловлена тем, что подсознательно я, общаясь с ним, представлял своего дедушку. Но со временем я понял, что кроме внешности, мимики и любви к физическому труду у них с дедом абсолютно ничего общего: Илья Фосфорин был довольно мягким и бесконфликтным человеком, который никогда и никому не навязывал своего мнения. Да и отец, Пётр Ильич, несмотря на импульсивность, всё же давал нам в детстве достаточно свободы и мало вмешивался в наши дела, занимаясь по большей части исследованиями: они с мамой тогда были увлечены переводом с греческого каких-то византийских рукописей, которые были интересны с точки зрения истории и философии.
Здесь же я столкнулся с полной противоположностью. Если сравнивать со всеми моими родственниками, то князь Пётр напоминал разве что… меня. Такой же упёртый и вредный. Но не только в характере было дело. Ко всему прочему примешивалась ещё и неуёмная энергия и перфекционизм, такие, с которыми я никогда не сталкивался в своём времени. Таким мог быть только человек определённой эпохи, когда рушилась старая система и создавалась новая. Человек, который начал своё дело и, вопреки всему, доведёт его до конца. Человек, который вызывал своей деятельностью смешанные чувства — одновременно уважение, восхищение, зависть и раздражение. И несмотря на то, что я тоже — дитя переломной эпохи, в моём случае это была перестройка, когда на смену сломанной старой системе пришёл истинный хаос. Потому что не осталось в России людей, которые своей энергией способны рушить старые и создавать новые миры. Лучшие представители были уничтожены революцией, войнами и блокадой, а те, кто остался… Что ж, спасибо, что хоть остались.
