Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
— Вы и правда не против того, чтобы Доменика вышла замуж за… такого, как я? — задал больной вопрос я, морщась от очередной порции обжигающего глотку «эликсира» и судорожно вдыхая терпкий коричневатый порошок с запястья.
— Не вижу здесь ничего предосудительного. Вижу, что эта женщина действительно любит тебя, хотя ты и редкостный болван.
— Но как же… я слышал, что на Руси было такое правило, что, если кто-то из супругов не может иметь детей, то его следует выкинуть из дома?! — вдруг вспомнил я цитату якобы из Домостроя.
— Кто тебе такое наплёл? — грубо спросил князь. — Будь спокоен, никто тебя из твоего же дома не выкинет. А коли посмеют — будут иметь дело со мной. Я знаю, о чём говорю.
— Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, — действительно не понял я.
— Что ж, я расскажу тебе, дабы утешить. Лет пятнадцать назад Александр Данилович предложил мне отправить мою Софьюшку в монастырь, а самому жениться на юной фрейлине с немецкими корнями. Но я отказался. Теперь сам как монах, — горько усмехнулся князь.
— Кто такая Софьюшка? И почему в монастырь? — не понял я.
— Софья Васильевна. Мачеха твоя и моя супруга, — отвечал Пётр Иванович. — Рождение Настеньки стало для неё… последним… — при этих словах голос его дрогнул.
— Не продолжайте. Я понял, — тихо сказал я, догадавшись, что произошло с Софией Фосфориной.
— Я сказал светлейшему, что не оставлю супругу, несмотря на то, что она никогда больше не сможет подарить мне наследников и разделить со мной ложе.
В какой-то момент мне стало жаль князя, который искренне любит женщину, по вине всё той же средневековой медицины ставшую бесплодной. Теперь я понял, почему он с таким пониманием отнёсся к Доменике и её чувствам ко мне.
Мы вновь выпили по стопке, после чего Пётр Фосфорин задал мне следующий вопрос:
— Что ты делал в Венеции?
На что я лишь пожал плечами, ответив, что ничего не помню. Мои веки тяжелели от недосыпа и выпитого алкоголя, правое полушарие работало в фоновом режиме, а левое полностью выключилось. Поэтому на построение очередной легенды ни логики, ни фантазии уже не хватило. Тем временем князь, не отрываясь, напряжённо смотрел мне в глаза, словно пытаясь считать оттуда какие бы то ни было данные, но, судя по выражению лица, он находил там лишь новые вопросы, которые рекурсивно вызывали сами себя, и ни одного ответа на них.
После четвёртой стопки я, вызвав в своём подсознании «хэлпер», понял, что Пётр Иванович поставил цель напоить меня и выяснить всю необходимую информацию, которую я, как он уже догадался, тщательно скрывал. Вспомнил неприятный инцидент с римского карнавала, когда я решился применить тот же запрещённый приём в отношении Доменики. А теперь князь пытался воздействовать на меня моими же методами.
— Пётр Иванович, — наконец осмелился я сказать. — Хоть я и кастрат, но не дурак. И я прекрасно понимаю, чего вы хотите добиться. Чтобы я сказал всю правду. Что ж, я готов сказать её и в трезвом состоянии, но не уверен, что после сказанного вы не сочтёте меня душевно больным!
— Выкладывай давай, а там посмотрим, — резко ответил князь.
— Только обещайте, что не посадите меня в погреб и не будете травить всякими лекарствами!
— Слово дворянина.
— Итак, я скажу вам всё, что находится в пределах моего понимания. Во-первых, Пётр Иванович, я хочу сообщить вам, что я вовсе не ваш сын. Хотя, да, я и вправду ваш потомок. А именно, пра-пра… и так далее, правнук.
— Странно слышать подобное признание, будучи всего лишь сорока семи лет отроду, — усмехнулся князь.
— Но это правда. Я ваш потомок из далёкого грядущего и последний представитель династии Фосфориных. Меня зовут Александр Петрович Фосфорин и родился я в Петербурге, в конце двадцатого века.
Князь Фосфорин подозрительно посмотрел на меня, а затем, глубоко вздохнув, ответил:
— Вот говорили же, что у итальянских «виртуозов» с головой плохо… А уж когда выпьют, так совсем разум теряют. Больше ни капли «ржаного вина»* не налью. Иди спать, послезавтра в Рим едем, обеих княжеских невест сватать.
Увы, достопочтенный предок мне не поверил. Зато поверил в собственную иллюзию, что якобы я — его сын. Надеюсь, разочарование не нанесёт ему моральную травму, а мне, возможно, и физическую. Вспомнил беднягу Тома Кенти, который чуть ли не со слезами утверждал, что он нищий, а «отец», король Генрих, ему не верил. Но ничего, со временем я найду аргументы и доказательства.
Перед сном я решил проведать Доменику, которой выделили комнату рядом с моей. Синьорина Кассини в белой шёлковой рубашке сидела на ковре у камина и с отрешённым видом допивала тёплое вино.
— Любимая, я пришёл, — с улыбкой приблизился я к Доменике и сел рядом на ковёр, обнимая её за плечи.
— Ах, Алессандро, — моя «поющая лиса» уткнулась острым носиком в моё плечо. — Я так ждала тебя.
— Прости, князь задержал, — шёпотом извинился я.
— Что вы делали? — поморщилась Доменика, видимо, почувствовав запах перегара.
— Пили водку и нюхали табак, — честно ответил я.
— Замечательное занятие, — усмехнулась синьорина Кассини.
— Прости. Мы совсем чуть-чуть выпили. Только за меня и за тебя. Как тебе твоя комната? Я специально попросил, чтобы рядом с моей.
— Не хочу тебя расстраивать, но я намерена ночью бежать отсюда. И если ты меня любишь, то последуешь за мной.
— Бежать? Но зачем? — удивился я. — Мы чем-то тебя обидели?
— Князь. Я боюсь его. Мне не понравился его взгляд.
— Брось, Доменика, — засмеялся я. — Пётр Иванович — замечательный и отзывчивый человек. Тебе незачем его бояться.
— Да, отзывчивый. Даже более, чем следовало бы, — с какой-то странной усмешкой ответила Доменика.
— Что именно тебе не понравилось? — явно не понимал я.
— Буду с тобой откровенна. Он смотрел на меня так, как мужчина смотрит на женщину.
— Это логично, — заметил я. — Что ж, мне есть, что тебе сказать. Князь догадался о твоей истинной сущности. У Фосфориных, похоже, встроенный индикатор, — как мог, объяснил я. — Только мой в связи с некоторыми проблемами сработал не так резко и не так быстро.
— Я поняла это без слов, Алессандро. Думаешь, я ничего не заметила? Думаешь, я не видела, какую реакцию вызвало у него моё пение? Сильвио полчаса назад вынес нам со Стефано последние мозги, в подробностях рассуждая о том, какое счастье для римского «виртуоза» играть принцессу в постели князя Фосфорини!
— Так это Сильвио тебя «накрутил»! — догадался я. — Не обращай внимания на его бессмысленные реплики, лишённые логики и здравого смысла. Князь ничего тебе не сделает. Наоборот, он очень обрадовался, что мы любим друг друга, и заранее дал добро на нашу свадьбу. А ты и вправду станешь принцессой, поскольку выйдешь замуж за меня.
— Ох, что-то не нравится мне всё это, — вздохнула Доменика.
— Перестань. Всё хорошо. Это кардинал запугал тебя до такого состояния, — я как мог, успокаивал возлюбленную, хотя что и говорить — сам пару недель назад бился в истерике, думая, что меня похитили недоброжелатели. Но неужели я мог признаться в подобном любимой женщине? — Тебе нечего бояться, пока я рядом с тобой. И я так давно не говорил… Я люблю тебя.
— Алессандро, — Доменика обняла меня за талию и положила голову мне на плечо. — Мой маленький принц.
— А ты — мой пушистый маленький лисёнок, — улыбаясь, ответил я, вспомнив сказку Сент-Экзюпери.
— Которого ты приручил, — добавила синьорина Кассини, проведя рукой от моего плеча до кисти. — Какой красивый, — улыбнулась она, взглянув на мой перстень, от тяжести которого у меня уже палец отваливался.
— Да, это Петру Ивановичу сам царь подарил. А Пётр Иванович отдал мне, поскольку ему и сыновьям маловат.
В какой-то момент мне бросился в глаза один момент: на руках Доменики не было перстней. Мне показалось это странным, ведь она раньше не снимала их даже на ночь и во время водных процедур. Что-то здесь не так.
