Клинки и крылья (СИ) - Пушкарева Юлия Евгеньевна (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
…Они разговаривали весь вечер и всю ночь, а потом ещё сколько-то. Альен потерял счёт времени.
Мрак уже лёг на зелёные занавески в доме Фиенни, хотя потрескивание красноватых огоньков в жаровне разгоняло неуютную темноту. Альен допивал, наверное, тридцатую чашку травяного чая и слушал, как сама по себе тихо наигрывает серебряная лира в углу.
Он был счастлив.
Так просто — и так дико было это осознавать. Он уже очень давно не был счастлив и лишь сейчас понял, как изголодался по этому чувству. В каждом глотке питья, в лакомствах и жаровне, в извилисто-печальной мелодии лиры — во всём был особый, законченный смысл. Внутри этого смысла было тепло, и не хотелось слишком уж много думать. Альен знал, что чрезмерные размышления погубят хрупкую красоту этих мгновений. Он хотел растянуть их до бесконечности.
— Заменим чай на вино? — шутливо поинтересовался Фиенни, перейдя на кезоррианский. Он говорил на всех языках Обетованного одинаково замечательно — Альен бы завидовал, если бы мог.
Он улыбнулся и отставил чашку. Фиенни сидел напротив, поджав под себя ноги — так, как всегда любил. В полутьме его глаза казались особенно похожими на кошачьи… Если котам по воле природы иногда достаются серые глаза. Забавная мысль.
— Раньше я любил его, действительно, — протянул он тоже по-кезорриански.
— Ну конечно, я помню.
— И что за привычка отвечать на вопрос раньше, чем я его задал?…
Уголки губ Фиенни задрожали от новой улыбки, а потом он фыркнул в ладонь — тоже именно так, как всегда, и это было прекрасно.
— Никто не виноват, что всё написано у тебя на лице, ученик.
— Просто ты слишком проницателен, учитель.
— О да, ещё больше похвал — ты же знаешь, как я это люблю.
— К чему сарказм, если правда любишь?… Да, кстати, это интересное предложение.
— Интересное предложение, в самом деле? — промурлыкал Фиенни. — Ты соглашаешься на вино просто так? О четверо ти'аргских богов, кто похитил и подменил Альена Тоури?!
Альен слез с кресла (он так разнежился, что это далось нелегко) и сделал пару шагов к Фиенни, с удовольствием наблюдая, как он в ожидании прищуривается.
— Я мог бы спросить о себе то же самое, — вновь переходя на ти'аргский, сказал он и, прикрыв на миг глаза, небрежно попросил у задремавшего в груди Хаоса бутылку вина. Она появилась на столе почти сразу — громоздкая и немного пыльная. — Раньше ты не предложил бы мне это первым.
— Откуда ты знаешь? — неожиданно тихо и серьёзно спросил Фиенни, глядя на него снизу вверх.
Внезапно Альен остро ощутил, что они всё-таки в Пустыне Смерти, а вокруг дома реют призраки драконов и оборотней, умерших века назад… Стоять вот так близко к Фиенни, который не отбрасывал тени, было всё равно что заглядывать в безмолвную даль, полную золотого песка — или вязнуть в его зыбучести.
— Я не знаю, — хрипло согласился он. — С тобой ничего нельзя знать. Одни загадки. В каждой фразе — много смыслов одновременно, и ты словно бьёшь наудачу.
— А ты научился считывать их все сразу, — задумчиво произнёс Фиенни, прихлёбывая чай. Альен видел, как дёрнулось его горло, но не слышал глотка. Он уже сам не знал, тень ли перед ним.
— Да уж, — с невесёлой улыбкой он взялся за бутыль. — Пришлось научиться.
— Дело в том… — Фиенни прервался, чтобы взять бокал. Кончики их пальцев соприкоснулись. Альен заметил, что озвучивает это про себя с нездоровым упоением, и отступил на полшага. — В том, что я и сам чаще всего не знаю, какой из смыслов собираюсь вложить в слова.
— Это я уже понял, как ни странно, — съязвил Альен. Он пригубил вино; на губах остался терпкий привкус, раскрывшийся неспешно, точно ночной цветок. Из центральной части Кезорре, как он и предпочитал. Возможно, с виноградников Ариссимы или Гуэрры.
— Ты не закончил кое-что, о чём мы начали говорить, — вспомнил Фиенни, постукивая ногтем по бокалу. Альен по привычке задался вопросом, случайно или намеренно он это «вспомнил» — но потом решил, что раздумывать бессмысленно. Пусть всё идёт, как идёт.
Может, его на самом деле похитили и подменили, как младенцев из сказок про боуги? В их колыбели, правда, обычно подкладывали полено или кусок железа. Леди Тоури, наверное, согласилась бы, что это недалеко от истины…
— По-моему, ту тему лучше не затрагивать.
— Потому что мы говорили о любви? — в глазах Фиенни заплясали серебристые искорки. Он опять улыбался той вкрадчивой улыбкой, от которой Альен утрачивал душевное равновесие — или то, что наивно за это равновесие принимал.
— Не совсем о любви. Мы говорили о зависимостях. О добровольной несвободе.
— А ещё о Хелт.
— О тебе и Хелт.
— Могли бы о тебе и Ниамор, о тебе и леди Море… — Фиенни с невозмутимым видом выдержал паузу. Кажется, Альен всё-таки слишком много успел ему рассказать… Как и всегда, собственно. — О тебе и Тааль-Шийи. О тебе и этом юноше-бастарде, Ривэне из Дорелии… Может, хватит ревновать? Это как-то смешно с твоей стороны.
На несколько секунд язык Альена присох к нёбу, так что он даже забыл поинтересоваться, за какую провинность Фиенни величает Ривэна незаконным сыном. Он и так, бедняга, сирота.
— Я не ревную.
Фиенни издал невнятный звук — нечто среднее между зевком и скептическим мычанием.
— Хочешь повыяснять отношения, как пожилая супружеская чета? Я не против, иногда это забавно.
— Иногда, но не теперь, — Альен одним рывком опрокинул в себя бокал и поморщился. Так пьют дорелийский сидр или эль в Альсунге, но уж никак не вино… Впрочем, для него это сейчас не было препятствием. — Ты сказал, что иногда одно лучше другого, правильно?
Настала очередь Фиенни морщиться — то есть по-детски беззащитно хмурить лоб.
— Как же ты обожаешь эти ханжеские шифры, Альен… Будто письменность кентавров: без дурман-травы не разобраться. Говори прямо, ученик.
— Я и сказал прямо, — обречённо вздохнув, Альен продолжил почти нараспев: — Ты говорил, что свобода лучше несвободы, а… — он запнулся: терпеть не мог произносить банальности. — А не-любовь — любви.
— В чём-то, — уточнил Фиенни. Он обхватил колено, рассеянно переплетя пальцы, и Альен лишь теперь заметил, что они похожи на пальцы русалок — такие же до зеленоватости бледные. — Я говорил: в чём-то, а не в абсолюте.
— Может быть… Я не говорю, что не согласен, но… В чём именно?
Взгляд Фиенни стал странно-глубоким — таким, будто ему известно всё в Мироздании, будто он видел концы и начала всех дорог. Переливы лиры на мгновение замерли.
— Кажется, ты всё-таки не так меня понял. Ты ведь уже предположил.
— Да.
— Неверно.
— Ты ведь не знаешь…
— Знаю.
Разговор двух умалишённых, если послушать со стороны… Альен хмыкнул и добавил себе ещё вина. Оно выплеснулось в бокал с густым и невесёлым звуком — как обрядовая кровь на могиле Нода из Овражка.
На могиле, куда Альен приходил, чтобы воскресить сидящую перед ним тень.
— Тогда мне можно не озвучивать?
— Можно, разумеется, — Фиенни сместился влево; огоньки жаровни теперь лучше освещали ему лицо, и это сбивало с толку. — Но я хочу, чтобы ты всё-таки озвучил. Иначе есть вероятность, что мы впервые в жизни друг друга не поймём.
Раздался еле слышный топоток, и под дверь на улицу шмыгнула песочного цвета ящерица. Единственное, должно быть, живое создание на огромной площади вокруг. По сути дела, они с Фиенни сейчас одни в целом мире, и всему Обетованному — по обе стороны океана — не добраться до них. Ни Хаосу, ни Порядку нет до них дела на целых три дня. Щедрый (щедрый без всякой иронии) подарок судьбы… Альен уже не впервые поймал себя на том, что умоляет время остановиться или тянуться помедленнее, стать густым и вязким, точно мёд. То, к чему он так жадно рвался, то, ради чего пересёк мир и ради чего допустил смерть Бадвагура, — уже случилось.
Или ещё не случилось до конца?…
Его бросило в жар, мысли начинали путаться. Предметы обрели расплывчатую округлость, а цвета напитались нездешней яркостью — как во сне или после снадобий. Альен намеренно позволил себе опьянеть, хотя делал это нечасто. Когда ещё у него будет такая возможность?
