Жнецы Страданий - Казакова Екатерина "Красная Шкапочка" (читать хорошую книгу .TXT) 📗
И тут же крепкие руки схватили сзади за плечи и стиснули. Фебр не собирался терпеть чужую придурь. А бабка подскочила к строптивице и отвесила затрещину. И всего через миг тяжелая русая коса, которую украдкой так любил целовать и гладить Мирута, упала на грязный пол. Потом посыпались и волосы.
— Не дрыгайся ты, куропатка бешеная, не то в плешинах вся будешь, — приговаривала злобная хрычовка, — чем коротше, тем лучше, в глаза патлы лезть не станут.
Через несколько мгновений хватка рук Фебра на плечах Лесаны ослабла, а старая мучительница, шаркая ногами, смела то, что еще недавно казалось немыслимым подстричь хоть на вершок, в огромный совок и повернулась к Тамиру.
— Ну, тебя-то, толстомясый, держать не придется? Аль тоже реветь начнешь? — едко поинтересовалась обитательница коморки, подступая к парню.
Он вздохнул и покорно опустился на низкую скамеечку. Его старуха остригла еще короче, чем девушек. Закончив, бабка собрала волосы и бросила в печь. Туда же полетели и кузовки со скарбом, привезенные из дома.
— Эта дребедень ни к чему вам больше, — ответила старуха на обиженные возгласы троих новичков. — Цитадель накормит, напоит, оденет, обует и спать уложит. На ваш век хватит. Нурлиса пожила — Нурлиса знает. Все, пшли вон отсюда! Ну? Чего рты раззявили? Надоели, сил нет, — и старуха вытолкала полуживых от страха и унижения девушек за дверь. Парни вышли следом.
— Мне нравится, ты на одуванчик похожа, — ласково утирая текущие по бледным щекам слезы, прошептал захлебывающейся от рыданий Айлише Тамир. Он-то по своим волосам не особенно убивался.
— А я на кого похожа? На сову лупастую? — всхлипнула Лесана.
— Ну, на какую сову, скорей на совенка, — улыбнулся юноша.
— Вы сейчас на мертвяков похожими станете, если не поторопитесь! — отвесив утешителю подзатыльник, прикрикнул ненавистный Фебр.
И опять они торопливо зашагали по бесконечным мрачным коридорам.
Скоро обоняние Айлиши уловило запах воды, а потом все тело ощутило подступающую удушливую влажность.
В узкой одевальне было полутемно и стояли длинные лавки, а в стены были вбиты деревянные колышки, видать, для одежи.
Фебр подтолкнул сробевших девок, и, сунувшись в тяжелый ларь, стоящий у стены, выудил оттуда три холщовых мешка, которые и вручил своим подопечным.
— Там мыльный корень, мочало, холстина, одежа. Помоетесь, переоденетесь и на выход.
— А зачем пожитки наши отобрали? — робко спросил Тамир, припоминая, что на дне его сумы еще оставались черствые пряники.
— Кто вас знает, чего вы приперли? Нажретесь еще пирогов каких тухлых, лечи вас потом. А одежа тут все равно у всех одинаковая, — скупо пояснил старший выуч и указал парню пальцем на левую дверь, — тебе туда. Или с девками плескаться собрался?
Тамир мучительно покраснел, прижал к груди выданный мешок и исчез в указанном направлении. А его спутницы принялись торопливо раздеваться.
Мыльня оказалась огромной. Царство воды и эха. Никакого сходства с привычной девушкам баней — просторная каменная зала и два котла по углам — с холодной и нагретой от печи водой. Здесь же громоздились деревянные лохани, лежали на осклизлых полках черпаки и над всем этим плыл липкий пар.
— У меня в коробе зеркальце было, — намыливая голову, сетовала Лесана.
— А у меня мед, — всхлипнула Айлиша, с ужасом понимая, что разорвалась последняя ниточка, связывающая ее с домом.
— Долго вы еще? — в клубящийся паром зал сунулась голова Фебра.
Ответом стал дружный визг и полетевшие в охальника мочалки.
— Хорош орать, бегом одеваться, — словно не замечая распаренных нагих тел, ровно сказал парень и прикрыл дверь.
Девушки опрометью бросились исполнять приказание. Кое-как промокнули воду жесткими утирками, еле натянули на влажное тело порты да рубахи из небеленого льна и кинулись в коридор. Уши пылали, глаза жгли злые слезы. Лесана так вообще хотела подойти и выбить наглецу зубы. Но вдруг вспомнила, как равнодушно переодевалась по пути в Цитадель Майрико, и задумалась. В Крепости словно не помнили заветов прадедов, словно жили по какой-то иной правде, срама не ведая.
— Стыд-то какой!.. — тихонько стонала Айлиша. — Как в глаза-то теперь ему смотреть, окаянному!
Как, как… Взгреть бы нахала!
Пока девушки мучительно переживали, а Тамир недоумевал, глядя на их пунцовые лица, невозмутимый Фебр шагал себе вперед, ведя их далее.
И снова полутемные сырые коридоры. Снова гулкое эхо, высокие своды и сжимающая сердце тоска. Когда уже стало казаться, что так и придется остаться в подземелье навсегда, загремел засов, заскрипели петли, и все четверо очутились на улице.
Здесь все также сияло солнце… От ослепительного света глаза пришлось закрыть руками. Казалось, яркие лучи, того и гляди, выжгут очи бесстыдницам, осмелившимся облачиться в мужское и уподобиться парням! Отринет Хранительница от них женскую благодать — усохнут, как деревья бесплодные…
— Это с непривычки так слепит, потом притерпитесь, — тем временем подбодрил своих спутников провожатый. — Давайте, разлепляйте зенки, нам еще к лекарям.
Дорогу к целителям девушки не запомнили, так и шли, стыдливо опустив взгляды… Но вот снова скрипнула дверь, снова потянулись коридоры. Только здесь отовсюду остро пахло травами — терпкий запах, казалось, источали сами каменные стены. Троицу снова разделили. Тамира увела с собой статная девушка, одетая в такое же платье, что и Фебр, только коричневого цвета. А Лесану и Айлишу провожатый втолкнул в просторную светлую комнату, где за столом сидели и скрипели по пергаменту гусиными перьями двое мужчин. Оба они выглядели явно старше привезшего Лесану Клесха. Один оказался рыжеволосый, а у второго волосы были цвет в цвет с крыльями тех воронов, что кружили над Цитаделью.
— Как зовут? — оторвался от своего занятия темный и поднял голову.
У девушек вытянулись лица. Одной стороны лица у мужчины не было. Рыхлые борозды давно зажившей страшной раны тянулись от правой скулы до виска, будто огромная кошка провезла когтями, выдирая глаз, распахивая кожу.
— Коли налюбовалась, еще раз спрашиваю: как зовут? — указал он пальцем на дочку гончара.
— Лесана, — едва слышно пошептала та.
— Как? Громче говори. Или голос пропал?
— Лесана! — сорвалась на крик девушка.
— Из какого рода и сколько весен?
— Из Острикова рода, семнадцать весен мне.
— Черной лихорадкой болела?
— Нет.
— Девица еще?
Она вспыхнула, как костер.
— Ну, брось, Ихтор, она ж деревенская, там с этим строго, блуд на деревне не спрятать.
— Блуд, Руста, где хочешь можно спрятать. Как моя бабка говорила, кого надо, того и на печке отлюбят.
— Когда краски у тебя? На убывающую луну или на растущую? — внезапно спросил рыжий.
«Хранители пресветлые, да что ж это такое? За что? О таком же только с матушкой в темном углу шепотом говорить можно! Мужчинам о женском знать не положено», — пронеслось в голове, а непослушные губы промолвили:
— На растущую.
— Болезные?
— Ничего у меня не болит, только за пару дней поясница ноет, — Лесана с ненавистью посмотрела на своего мучителя.
— Будешь о днях своих говорить креффу, как только спину заломит и поймешь, что вот-вот краски начнутся, тут же ему скажешь, поняла меня? — в переносицу уткнулся тяжелый взгляд одноглазого.
Сил хватило только кивнуть.
— Ну, а ты кто у нас такая? — спросил Ихтор, поворачиваясь к Айлише.
— Айлиша, из Меденечей, шестнадцать весен мне и, — девушка судорожно вздохнула, — у меня ни разу еще кровь не падала.
От лекарей девушки вышли растоптанные, подавленные, хотя, казалось, куда уж больше? К ним тут же бросился Тамир:
— Вы что такие?
Лесана, полыхая щеками, вымученно улыбнулась.
— Ничего.
— Хворь какую нашли? — не унимался юноша.
— Нет, Тамир, у нас все в порядке, а с рукой у тебя что? — кинув обеспокоенный взгляд на его замотанную в чистую тряпицу правую руку, спросила Айлиша.
