Ростерия (СИ) - Шпатова Александра (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Вникнув в суть последних слов, девушка похолодела. В мозгу как будто щёлкнул или шевельнулся, показавшись на миг, давний сон, ужасным предчувствием пробежавший по коже и заставивший покрыться мурашками. Она бросила короткую благодарность знакомцу и помчалась домой. Достаточно с неё геройств — пришло время обо всём рассказать.
***
— Мы пропали! Все наши планы рухнули, идеи стали прахом!
— Прекрати драматизировать и не суетись. Объясняй по порядку. Каждому, здесь присутствующему, интересно знать то, что известно тебе.
— Я… Я… «сдавленный мученический кашель и всхлипы».
«Голос из толпы» — Выведите его из круга! Это обоюдные мучения. Кто-то один должен выпытать у Макса новости, а потом передать остальным. Найдётся герой? «Сконфуженный ропот».
— Как всегда, любое задание перепоручают мне, замечательно… Максим! «Две минуты напряжённой тишины».
— Итак, товарищи, дела наши действительно плохи: гвардейцы обыскали туннели, и, собственно, учитывая их принципиальность и педантичность, глупо было бы надеяться, что они ничего не найдут.
— Ах! Ах!
— Тишина! Не время впадать в панику и расслабляться. Мы ещё повоюем, следователям понадобится время для опроса и дознания, а колонны Осведомителей проредились, но грядущие четыре дня обещают стать самыми тяжёлыми, нужно браться за работу с утроенной силой. Приготовления не завершены, орудия не доставлены, место не назначено, сроки поджимают, так что…
— Секунду, трое с лишним суток? Отчего так скудно?
— Наступает последний общенародный праздник, который нам подходит. Взрослые непременно должны видеть наше выступление, иначе план не удастся воплотить. Ещё вопросы? «молчание». Отлично! Тогда ускоряемся!
***
Путь до гостиницы не сохранился в памяти Елизаветы. Единственное, что осталось напоминанием о длительной пробежке — спёртое дыхание и саднящая боль в горле, мешающая объясниться. А объясниться следовало: например, почему, стоя на пороге, девушке приходилось держаться за дверь во избежание падения; почему выходила на улицу она в шали, а вернулась без; почему она заслонила собой проход, не пуская родителей и сестру, также очень встревоженную. Но для начала следует дождаться, когда же из горла начнут появляться звуки, а не хрип. Отцу с матерью тоже требовалось время, чтобы прийти в себя, и лишь по его истечении они подхватили старшую дочь за руки, внесли в прихожую и усадили на мягкое кресло. Олеся скрылась за хозяйской стойкой, Николай присел на корточки, обеспокоенно взял Лизу за подбородок и повернул в одну сторону, затем в другую, Саша встала за спиной и положила руки на плечи сестры.
— Тебя кто-то обидел? — выпалила мама нетерпеливо, поднося ковш с водой. — Ты поранилась? Тебе угрожали? Молю, не молчи!
«Вот, оказывается, как она разговаривать умеет», — проползла отстранённая мысль, пока блондинка огромными глотками опустошала чарку; холодная жидкость стремительно остужала полыхающую гортань.
— Лиза! — хором взвыли Заболоцкие.
— Нет, — в конце концов, оттолкнула посудину девушка и откинулась в кресло. — Со мной всё в порядке. Только устала.
— Ты бежала, словно за тобой гнались гепарды, — выдохнула Саня. — Должна быть веская причина.
— Так и есть, — блондинка наполнила лёгкие кислородом. Сейчас, дома, среди родных, неконтролируемый страх отступал, и дворянка не понимала, что же её испугало. Нынешний год выдался тяжёлым, щедрым на ссоры, разборки и прочие неприятности, школьная программа стала ощутимо сложнее, а продавец, обиженный на гвардейцев за особо пристрастный досмотр, преувеличил то, что уже известно. Недовольные будут в Ростерии и любом другом государстве всегда, но никто не считал это поводом для серьёзных опасений. Но три пары глаз смотрели на Лизавету с неведомым ранее участием… И девушка, сперва решившая промолчать, начала повесть: — Я думаю, рассказать придётся многое.
Тёплая гостиничная комнатка, рассчитанная на одного человека, погружена в предрассветную темень, хотя солнце давно поднялось над горизонтом — пожелтевшие от времени окна были закрыты, а любому проникновению света препятствовали цветные расписные ставни. Обустроено помещение в меру аскетично: широкая кровать с сиреневым постельным бельём; низкая тумба рядом и серебряный подсвечник на ней, тщательно отмытый от воска; большой старый немеханический камин, за оградой которого чернел уголь. Сразу становилось ясно, что спаленка предназначена более для ночного отдыха, чем для постоянного обитания. Блондинка лежала на заправленной постели, в домашних туфлях, белом ажурном платьице с кружевами на подоле и декольте и с воздушными рукавами. Она второй час не меняла позы, уставившись в потолок и считая мелкие трещинки: один, два… Всё тело затекло, требовало малейшего движения, но Заболоцкая стойко держалась. Она надеялась, что родители, случайно ли, специально, заглянув в спальню и увидев столь выразительный укор совести, вмиг сгорят от стыда. Ещё девочка едва терпела, чтобы не начать колотить ногами и руками по кровати и не завизжать от злости и обиды, потому что вся ярость без остатка должна или излиться на родственников, или помочь придумать план освобождения. И Елизавета, дабы достичь обеих целей одновременно, сосредоточенно вспоминала, а вспомнить было что: её вчерашний длинный монолог, никем не прерываемый, поначалу бессвязный, но всё более чувственный по мере продвижения и погружения в историю. Девушка, как на допросе, выдала то, чего раньше не осмеливалась рассказать родным: и про давнее знакомство с ребятами, которых поначалу она приняла за злоумышленников (как выяснилось, не без оснований). И про двойственное впечатление, произведённое ими. Ведь на это и повелась девочка, именно поэтому и стала общаться с загадочной троицей что-то скрывающих подростков, вечно появляющихся без предупреждения, вырастающих, словно из-под земли, и так же таинственно исчезающих, оставляющих на прощание только зыбучий провал в памяти. И про развитие с ними отношений, первые недели продвигающееся со скрипом, но потом всё больше ускоряющимся под непонятным напором прилипчивого Димы, действующего с какой-то целью, умудрявшегося без устали трепать языком, вызнавая всё о собеседнице, но ничего толком не рассказывая о себе. И про Митькины загадки да тайны, где одной из самых запоминающихся являлась так и не разгаданная головоломка о способе проникновения в имение Заболоцких, попытка разобраться в которой и привела Лизавету к ещё более ветвистой истории с подземными ходами. И про её, Лизину, исследовательскую деятельность, так печально закончившуюся ограблением, ссорой, подозрением в причастности ребят, оказавшемся абсолютно пустым, последующий суд, раскрывший новые подробности, прояснивший всё и запутавший одновременно… Юганские Скверные тоннели, слежка в школе, гигантский наплыв учеников, подозрительный из-за полной незаинтересованности в предыдущие сотню лет, и безумец на августовской ярмарке, послуживший катализатором для начала мыслительного процесса, тоже случайно сорвались с языка. В общем, после разговора дворянка ощущала неведомую доселе опустошённость. И успокоение. Но реакция матери и отца вновь заставила насторожиться девочку. Нет, мама не стала, как всегда, ужасаться и впадать в истерику, папа не начал делать дочери ошеломлённые и обвиняющие жесты. Родители только переглянулись. Очень быстро, так, что определить выражений их лиц в тот момент представлялось невозможным. Затем со снисходительностью посмотрели на сестёр, ибо Саша немо поддерживала Лизавету. Олеся ласково потрепала обеих по волосам, отчего блондинка окончательно растерялась. Разве не должен был вечер закончиться скандалом на почве, якобы, недоверия или хотя бы серьёзной озабоченностью всей семьи? Или старшие Заболоцкие и не слушали вовсе чистосердечные излияния? Наверное, именно этот вариант самый реалистичный, потому что девушка, по собственному мнению, привела неоспоримые аргументы в защиту теории. Почему же они молчат?!
— Милая, — ласково («Ласково?» — изумилась блондинка) сказала мать, — не хочу тебя обижать, но, боюсь, этот ужас — только у тебя в голове.
