Печать на сердце твоем - Валентинов Андрей (читать книги без регистрации полные txt) 📗
– Пожалеть можно каждого! – слова падали тяжело и мерно. – Мы убивали сполотов, хотя каждый был человеком – как ты и я. Сполоты убивали нас.
– Но ведь война кончилась, отец! – Згур вспомнил тот, прежний разговор. – Ты сам говорил…
– Говорил… – голос зазвучал тише, плечи под красным плащом еле заметно дрогнули. – Война кончилась, Згур, и на наших могилах давно растет трава. Я ведь погиб – еще тогда, под Коростенем. Ивор – это уже не я. Помнишь, ты хотел отомстить? А теперь? Теперь тебе нравится Великий Палатин Валинский. Еще немного – и ты полюбишь его. Кем же ты станешь, Згур?
– Я… Неправда! – слова не шли. – Он предатель!
– Да! Я стал предателем – и умер. Помнишь, я говорил тебе, что есть нечто пострашнее, чем чаклунские козни? Можно умереть – и даже не заметить. И самому стать Смертью…
…Прощальные слова Теллы – нелепые, жуткие.[MI]«Ты назвался Смертью, парень! Станешь Смертью ты теперь!»…[MID]
– Я долго думал, почему Ивор стал предателем? В Ирии много времени, Згур, хватает на все… Нет, не из-за Аланы! И даже не потому, что хлебнул крови и власти. Это страшно, но все же не из-за этого…
– Тогда почему? – заторопился Згур, видя, как туманом покрывается близкий горизонт, как тают черные дома на холме.
– Почему, отец?
– Не знаю…
Голос донесся еле слышно, словно издалека. Серый туман надвинулся, стал гуще, повеяло ледяным ветром…
– Не знаю… Может, потому, что он забыл, как пахнет полынь – та, что растет у нашего дома. А ты помнишь?
Згур хотел ответить, но серый сумрак сменился глухой чернотой. Земля ушла из-под ног, в уши ударил зловещий посвист, и чей-то скрипящий голос прокаркал: «Жив! Жив! Жив!..»
Глава одиннадцатая. Ватага.
Горячая вода обожгла кожу. Згур чуть поморщился, провел ладонью по подбородку. Чисто! Кажется, порядок.
Оставалось выплеснуть воду из котелка, вытереть бритву и двигаться дальше. Уже смеркалось, и следовало поспешить.
Ярчук, наблюдавший за странным занятием «молодого боярина», осуждающе вздохнул и любовно огладил бородищу, на этот раз вновь заплетенную в косички. Згур улыбнулся:
– Ась? – недоуменно откликнулся венет.
– «Верши», – удовлетворенно пояснил Згур. – Сам же научил!
Ярчук крякнул, нахмурился, вновь огладил любовно завитые косички:
Хорошо, что бритва была уже в мешке. Згур согнулся от хохота, с трудом глотнул воздуха:
– П-повтори!
Венет с невозмутимым видом удовлетворил его просьбу.
Ярчук не переставал удивлять. И тем, что, пробредив полночи, наутро, как не в чем не бывало, двинулся в путь, ну и, конечно, «верши». Уж не сам ли он про «бедну людь» сложил?
…Места были знакомы. Опушка, старая, занесенная пушистым снегом, землянка, дорога, уводящая на полдень. Там, за деревьями, их поджидал подлец Ичендяк, а здесь, совсем рядом с их костерком, когда-то лежала Улада…
Згур заставил себя остановиться. Не вспоминать! Вспомнишь – и сразу становишься слабее! Главное – дошли. Там, за невысоким бугром, село…
– Али в гости собрался?
Кажется, венет начал что-то понимать. Ну и пусть! Только бы бабка Гауза была дома!
Ярчук вскинул мешок на плечи, поправил лыжи:
– Знамо, в гости! Ты, боярин, все по утрам лик скоблишь, а таперя – на ночь глядя. Уж не к девице ли?
Згур удовлетворенно провел рукой по щеке. Чисто! Хороша бритва!
– А вот сейчас и увидим!
Село утонуло в снегу почти по самые крыши. Над избами вились белые дымки, лениво лаяли собаки, издалека доносились негромкие голоса. Повеяло теплом, вечерним покоем, сразу же заныли уставшие плечи. Згур оглянулся, вспоминая. Кажется, туда, в конец улицы…
Землянка, столь ему памятная, исчезла. На ее месте стоял дом – добротный пятистенок со слюдяными окошками и высоким крыльцом, над которым медвежьей головой скалился резной конек. Згур сбросил лыжи, взбежал на крыльцо. Интересно, дома ли Ластивка?
На стук открыли почти сразу. На пороге стояла высокая худая старуха в накинутом на плечи мохнатом полушубке. Из-под серого платка остро глядели выцветшие от долгих лет глаза.
– Бабушка Гауза? – Згур улыбнулся, снял шапку. – Чолом!
– Кому бабушка… – старуха смерила гостя внимательным взглядом. – Ну, здрав будь, молодец! Откуда будешь?
– Я… – начал было Згур, но договорить не успел.
– Погодь! Сама догадаюсь! «Чоломкаешь», говор полуночный, меня знаешь. Уж не внучкин ли женишок явился?
Послышалось изумленное: «Ой!». В дверь выглянула Ластивка, засмущалась, начала поправлять ворот белого платья…
– Сгинь! – цыкнула старуха. – Налюбуешься еще! Значит, сотник Згур, Учельня Вейскова, Коростень-город. Так?
Оказывается, Ластивка запомнила все, что он ей рассказал. Згур невольно смутился.
– Вижу, вижу! Красавчик, серебро за поясом, ну прямо Кей из сказки! А это кто с тобой?
Венет, уже успевший снять шапку, степенно поклонился:
– Ярчук я, роду Бешеной Ласки. Исполать, матушка!
– Кому бабушка, кому матушка, кому карга старая… Оно и видно, что Ярчук – страшен больно. Кто же тебя, болезного, так назвал? В самую точку вышло!
Згур бы, пожалуй, обиделся. Венет же вновь поклонился, кивнул:
– Назвали! А род мой, матушка, сугубо почтен. Ласка, коли осерчает, и шатуна-медведя не страшится, про то всем ведомо. Бешеная, прародительница наша, в лесу на деревах жила да повстречала некоего охотника, что в чащобе заблукал…
– Потом расскажешь, – Гауза нетерпеливо махнула рукой. – Ну, чего стали? В дом проходите! Гляди, Згур, на твое серебро строено!
Печь дышала теплом. Згур пододвинулся ближе, протянул ладони. Хорошо!
Ластивка уже заснула. Задремал и Ярчук, напоенный черным травным настоем. Бабка Гауза сидела на низенькой лавке, неспешно перебирая узловатыми пальцами глиняные бусины. Такого ожерелья Згуру видеть еще не доводилось: каждая бусина – голова: то людская, то звериная…
– Ну, а теперь рассказывай, сотник!
Згур кивнул. Весь вечер говорили о всяком – о лесной дороге, о Костяной Девке да о Хоромине. Бабка Гауза слушала молча, а Ластивка охала да ахала, поглядывая на Згура светящимися радостью глазами. Стало даже не по себе. То-то старуха его «женишком» назвала! Хорошо еще, не женихом!
Итак, надо рассказывать. Сначала? Нет, лучше с конца.
– Мне надо в Тирис, бабушка. Только вот товарищ мой прихворнул…
– Прихворнул? – Гауза покачала головой. – Так прихворнул, что и гостей на поминки звать пора. Нырки у него совсем плохи. Не ведаешь, что это? Твое счастье!.. Потому и завернул ко мне?
Хотелось сказать, что дело не только в Ярчуке, но врать не хотелось.
– Потому. Он издалека, венет. Ему нужно домой. Если бы ты его подлечила… Я заплачу!
– Заплатишь? – старуха хмыкнула. – Знамо, заплатишь! Мне еще Ластивку кормить, сараюшку новую строить. А то серебро я тебе верну…
Уловив удивленный взгляд гостя, она пояснила:
– Серебро, что ты Ластивке дал. За ворожбу так не платят. Я наузница, не чаклунка. И Ластивке, сопливке, нечего в такие дела лезть! Так что свои гривны назад получишь, а за этого медведя отдельно заплатишь…
Згур покосился на «медведя». Венет спал неспокойно, губы шевелились, словно Ярчук и во сне творил молитву.
– Значит, в Тирис? А его здесь оставишь?
– Да, бабушка…
Гауза задумалась, вновь поглядела на венета.
– Дикой он! Слыхала я про их край. Он Сурью зовется. Неспокойно там ныне… Да и у нас не лучше. Катакита под Рум-городом разбили, войско его во все стороны прыснуло, ровно зайцы. Зайцы-то зайцы, да волков хуже. В Тирис сейчас не пройти – там Кей-Сара вояки. Никого не пускают, Катакитовых людей ловят. Так что лучше и тебе, сотник, здесь перезимовать!
