Сто полей - Латынина Юлия Леонидовна (книги бесплатно .TXT) 📗
Глаза Даттама бешено взблеснули, и он треснул рукой по столу, отчего стол крякнул и присел.
– Так! – сказал Даттам, – это кого же я должен благодарить за совет? Никак мерзавца Шавию?
– Шавия тут не при чем, – взъярился Бредшо, – стыдитесь, Даттам! Хоть один раз заработайте деньги честно!
– Мне не нужно често, мне нужно много, – ответил Даттам.
На следующий день договор был подписан.
Два дня не случалось ничего, о чем стоит рассказывать. На пятнадцатый день путешествия въехали в графские земли. Бредшо сказали, что земля и все, что на земле отсюда до границ, принадлежит Оско Стрепету. Никто, однако, не подумал ему объяснить: все, что на земле, – это одно, – все, что под землей – совсем другое. А все, что под землей, по-прежнему принадлежало богу Варайорту, шельмецу и обманщику.
Граф был, по общему мнению, человек алчный. жадный до денег и трусливый, потому что ему было нелегко убить человека. Крестьян своих он согнал с полей, обнес поля изгородями, а шерсть продавал храму. Кроме того, торговал с храмом серебром и железом. Даттам послал эконома Шавию вперед с известием, что к вечеру караван будет в замке, с Шавией поехали двое бывших дружинников Марбода: Торхерг Бычья Кость и его брат.
А Даттам и Бредшо ехали рядом, впереди каравана.
На Бредшо был парчовый кафтан с плетеной тесьмой, стянутый серебряным шнуром, красные штаны и поверх кафтана – легкая кольчуга, подарок Даттама. За спиной, – меч с серебряной перекладиной, сафьяновые сапожки. Конь под Бредшо был серый, с белой полосой по хребту, и заморский торговец уже выучился ловко на нем ездить. «Впрочем, какой торговец, – подумал Даттам, оглядывая спутника, – это если нельзя – торговец, а если можно – разбойник. У простых народов эти две вещи неотличимы, это только в королевстве вроде здешнего рыцарям запрещено торговать, а позволено лишь грабить».
– Расскажите мне о вашей империи, – попросил Бредшо, – сколько лет ее порядкам?
Даттам наклонился, потрепал по холке коня.
– Законы империи, господин Бредшо, вечны и неизменны, как она сама. Две тысячи лет назад император Иршахчан отменил в стране «твое» и «мое», и с тех пор из нее исчезли зависть, злоба, корысть.
Глаза Даттама сузились.
– Две тысячи лет назад! Запомните! И не путайте, пожалуйста, его с сыном основателя нынешней династии, тоже принявшим тронное имя Иршахчана и также отменившим «твое» и «мое».
Бредшо подумал.
– Ага, – спросил он, – стало быть, император Иршахчан Второй только восстанавливал законы, а не учреждал новые?
Даттам кивнул.
– И с тех пор за два столетия законы не менялись?
– Ни одной священной буквой. Правда, иногда приходится уточнять значения некоторых слов в законе.
– Каких же?
– Например, в законах Иршахчана сказано, что воины Великого Света не положат оружия, пока не дойдут до пределов ойкумены. Но государь Меенун пояснил, что «ойкумена» значит не «весь обитаемый мир», а «весь цивилизованный мир». А так как цивилизованный мир, как известно, совпадает с границами империи, то получилось, что войско уже дошло до пределов ойкумены и что по этому случаю можно отменить и войско, и налоги на его содержание.
– Экономно, но неразумно, – заметил Бредшо.
– Очень разумно, – возразил Даттам. – Государь Меенун немало посулил войску, чтобы оно возвело его на престол, и боялся, что кто-то посулит еще больше. Как сказано в официальной хронике, государь Меенун «умел отличать важное от второстепенного». Понимал: справедливый государь на троне – вот это важно, а одна-другая разоренная провинция – дело второстепенное.
– И с тех пор в империи нет войска?
– Никакого! Только охранные поселения. Это что! При государе Иршахчане и тюрем не было, были только покаянные проживалища.
Даттам помолчал, подправляя уздечку.
– Да, сначала слово, а потом толкование. Знаете, сколько тысяч жизней сохранил доклад о несовпадении объемов понятий «преступная взятка» и «добровольный дар признательного труженика»? Или, например, в законах Иршахчана Второго сказано: Государь должен «менять высшие посты каждые три года». И вот век назад языковеды выяснили, что при Иршахчане Первом фраза значила «утверждать высших чиновников каждые три года». Чувствуете разницу?
Бредшо подумал и сказал:
– Менять чиновника – надо обязательно на другого, а вот утверждать – можно того же самого, стало быть, теперь чиновнику сподручней получать… добровольные выражения признательности.
Даттам осклабился:
– Стало быть, теперь чиновник может думать о своих прямых обязанностях, а не о том, куда его загонят через три года.
Бредшо удивился такому рассуждению. Странно: Даттам, в конечном счете, рассуждал не как торговец, а как чиновник: образованный, радеющий, – но чиновник. И все приводимые им толкования облегчали жизнь чиновника, а не предпринимателя.
Какой, собственно, статус у этого человека, который в стране, лишенной частной собственности, вполне официально владеет миллионным состоянием? Теневого предпринимателя? Или теневого чиновника? Какую цену требует с Даттама его хозяин, экзарх Харсома, за возможность тысячекратной наживы?
Какую игру ведет этот человек? В этой поездке он набирает армию. Армия должна явиться к Весеннему Совету и слушаться приказаний Даттама. А какие будут приказания?
Надо сказать, что Белый Эльсил ничего не знал о том, что Марбод Кукушонок жив, и отдал своих дружинников, Торхерга Бычью кость и его брата, Даттаму. Те не возражали, потому что Даттам был удачливый человек. Это они поехали с экономом Шавией к замку, а утром поспешили обратно к каравану.
Когда они на обратном пути подъезжали к мосту через овраг, Торхерг вдруг увидел проповедника, убитого в Золотом Улье: тот стоял серым кулем и показывал под мост. Торхерг глянул и увидел, что под мостом стоит Марбод Кукушонок, иссиня-черный, и сам Торхерг, и вообще все вокруг полно мертвецами. Тут конь заржал, встал на дыбы и сбросил Торхерга.
– Ты ничего не видел? – спросил Торхерг брата.
– Нет, – ответил брат.
– Плохо дело, – сказал Торхерг, и рассказал все, как было.
– Это ты двойника перед смертью видел, – сказал брат. – Наверное это нам за убитого проповедника.
Тогда Торхерг подошел к крестьянам, рубившим неподалеку лес, и спросил:
– А вы ничего не видели?
Те отвечали:
– Нет, господин. А вы кто же будете?
– Мы, – сказал Торхерг, – были люди Марбода Кукушонка, а теперь – люди господина Даттама. Сдается мне, однако, – добавил Торхерг, – что нам нужно спешить обратно.
А Даттам и Бредшо все ехали и ехали рядом, и Даттам рассказывал Бредшо о последнем указе экзарха, дозволяющем частные занятия алхимией. Странный указ: а вот теперь не спросишь, откуда у человека золото. Даттам, впрочем, не упомянул, что указ экзарх выпросил у императора в обмен на голову хорошего знакомца Бредшо – Арфарры.
– Я гляжу, – сказал Бредшо, – экзарх Харсома очень любит торговцев, коль скоро даровал храму такие монополии. Надеюсь, когда он станет государем, его вкусы не изменятся?
Даттам откинулся в седле. Да, господин экзарх очень любил деньги. Даттам вспомнил его усталый, чуть хрипловатый голос: «Произрастающее из земли уходит в землю, и богатство страны остается прежним. Богатство страны возрастает тогда, когда она больше продает, чем покупает. При древних государях золото и серебро приходили из-за границы, потому что страна больше продавала, чем покупала. А теперь золото и серебро уходят за границу, потому что мы ничего не продаем, а только тратим настоящие деньги на подкуп князей». Хорошие слова – если не считать того, что экзарх Харсома всем говорит хорошие слова. Мыши он говорит «беги», а мангусте говорит «лови», и деньги он любит больше жизни, а власть – больше денег.
– Господин экзарх поощряет торговлю, – ответил Даттам, – потому что торговля – это государственное преступление. А с преступлений можно получить доход. Однако не такого государства, которое бы не обирало делового человека.
