Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Ты страдала?
— Мне некогда было страдать. Беременность, роды, уход за ребёнком. Но мне было неприятно.
— И ты ничего не хотела изменить?
— Если бы Всевышний хотел привязать мужчину к одной женщине, он не наградил бы его инстинктами охотника.
Галисия явно увлеклась. Фейхель отвечала на вопросы ровно, спокойно, но Малика видела боль в её глазах. Видела, как Самааш прижимает ладони к животу, словно пытается закрыть уши ребёнку.
— Давайте не будем превращать праздник в допрос, — сказала Малика.
Галисия рывком повернулась к ней:
— Конечно! Ты хочешь веселиться, а тут мы.
— С нами сидит беременная женщина. Ей не нужны эти разговоры.
Галисия перевела взгляд на Самааш:
— Прости.
— Ты хочешь быть женой Иштара? — спросила Фейхель.
— Для этого я сюда и приехала.
— Если это свершится, ты меня возненавидишь.
— Мы станем подругами.
Фейхель откинулась на спинку стула и улыбнулась:
— Не станем. Я буду подбирать ему девушек и управлять его кубаратом.
Галисия хлопнула ладонью по столу:
— Вот! Дело не в Боге, а в женщинах, которые потакают порокам мужчин.
— Я не видела Иштара тридцать четыре года, но чувствую его, словно он до сих пор в моём чреве. А тебя не чувствую. Так о ком я должна заботиться: о тебе или о нём?
— Ты не желаешь ему счастья?
— Мужчине нельзя привязываться к женщине. Он становится слабым.
— Ерунда! — возмутилась Галисия. — Любовь делает человека сильнее.
Взгляд Фейхель сделался высокомерным. Голос зазвучал с презрением:
— Кто в Краеугольных Землях женится по любви? Единицы. Остальные женятся по расчёту.
— Неправда!
— Не смотри, что я сижу безвылазно в четырёх стенах. Я умею слушать, читать и думать. У кого из ваших королей нет кубар или как вы их там называете? Любовницы, фаворитки, шлюхи. Жёны принимают своих мужей после грязных женщин. Рожают от любовников, а потом выдают бастардов за детей супруга. Это мерзко. Да, мне не нравилось, что муж пренебрегает мной. Я плакала. Но это лучше, чем жить в обмане и грязи. А теперь, — Фейхель придвинулась к столу, — давайте поедим.
— Ты думаешь, если Иштар привяжется ко мне, он всё равно будет изменять мне с кубарами? — не унималась Галисия.
— Конечно. И не считай это изменой.
— Со мной всё будет по-другому. Ты не боролась за своё счастье. А я буду бороться. Я буду писать ему письма. Спрашивать, как прошёл его день, что его огорчило, а что обрадовало. Буду рассказывать, как мне живётся без него. И когда-нибудь он ответит. А потом придёт. Не для того, чтобы дать ребёнку имя, а чтобы послушать, как его сын бьётся в моём животе. Я сделаю всё, чтобы он пришёл. А потом сделаю так, чтобы он пришёл ещё раз и ещё раз, а потом остался.
Фейхель улыбнулась:
— Он не ответит. Мужчины не пишут женщинам письма.
— Пишут. Иштар мне писал. Когда я жила в Тезаре, он передавал мне письма через Малику.
— Через меня, — объяснила Малика (Фейхель и Самааш не знали её настоящего имени) и взяла бутылку. — Как её открыть?
— Нужен штопор, — сказала Галисия. — Или протолкни пробку внутрь.
Пока Малика возилась с пробкой, женщины отведывали блюда и обсуждали тезарскую кухню. Малика наполнила бокалы.
— Это сок, — разочарованно произнесла Галисия, сделав глоток, и придвинула к себе бутылку. — Что здесь написано?
— Этот язык мне незнаком, — пожала плечами Фейхель и пригубила бокал. — Действительно, сок. Но Самааш лучше не пить. Слишком насыщенный вкус.
Малика попробовала напиток. Яркий аромат каких-то фруктов. Ну и ладно, подарок Иштара она выпьет сама.
— Почему ты ушла в монастырь? — поинтересовалась Фейхель, орудуя вилкой и ножом.
— Иштар писал: «В человеке спрятана вселенная, а человек спрятан во вселенной. Чтобы найти себя, надо переплыть через семь морей. Первое — море Потерь. Надо стать нищим и одиноким». Где я могла почувствовать себя нищей и одинокой? Только в монастыре. Бог не считается. Он везде с нами.
Сузив глаза, Фейхель отложила вилку:
— Второе море?
— Море Познаний. Надо наблюдать за людьми и явлениями природы. Заново их переосмысливать, чтобы получить новое знание о мире.
— Третье море?
Галисия виновато улыбнулась:
— Я не помню очерёдности. Это было давно. Помню, было море Поиска. Человек должен найти единственного друга и единственную женщину. Иштар не просто так написал: «единственную женщину». Значит, ему не нужен кубарат.
— У каждого ракшада есть единственная женщина — это жена, — отрезала Фейхель.
— Ты слышала что-то о семи морях? — обратилась Малика к старухе.
— Это потерянная часть из Святого Писания.
— Потерянная или уничтоженная?
— Сейчас разве разберёшь? Ни в одной книге я не встречала названий этих морей, я даже не знаю, о чём эта часть. Откуда это знает Иштар?
— Не забывай, его друг верховный жрец.
Фейхель с сомнением покачала головой:
— Хёска многие считают другом, но у него нет друзей. Он сам по себе.
Галисия вдруг встрепенулась:
— Я же приготовила вам подарки! Где моя папка?
Войдя в коридор, Малика достала с козырька вешалки коробку, приоткрыла крышку. Красное платье. Нащупала в ворохе шёлковой ткани брошь — герб Грасс-Дэмора — и сжала в кулаке. На какой-то миг ей показалось, что брошь сохранила тепло пальцев Адэра. Всего на миг…
Малика поставила коробку на место. Пошарив по козырьку рукой, взяла папку и вернулась в зал.
Галисия вытащила из папки несколько альбомных листов, исписанных красивым округлым почерком, и протянула Самааш:
— Я перевела две сказки на шайдир. Если сшить с рисунками, получится настоящая книжка. — Достала ещё один лист и вручила матери-хранительнице. — А здесь я нарисовала тебя.
Малика и Самааш приблизились к старухе и склонились над её плечом.
С портрета смотрели карие миндалевидные глаза Иштара, окружённые вязью морщин. Фейхель стискивала руками край клетчатого пледа, лежащего на коленях, и горделиво сжимала полные губы. За её спиной разливала густые краски поздняя осень. Многоцветьем горел сад, роняя листву. Тяжёлое небо припадало к паутине полуобнажённых ветвей. В просветах между разбухшими от влаги тучами просматривалось солнце. Лучи дарили земле последнее тепло.
Старуха долго разглядывала портрет. Наконец сказала:
— Это я?
Малике стало тоскливо. Идиотский закон, который принял какой-то идиот-хазир, запрещал женщинам смотреться в зеркало. Фейхель дожила до глубокой старости и не знает, как она выглядит. Молодость и красота прошли стороной, ничего не оставив в памяти.
— Ты, — кивнула Галисия.
— Зачем мне рисунок?
— Я рисовала не для тебя, а для твоей внучки.
— Нужен он ей, — буркнула Фейхель и взялась за край листа, явно желая его разорвать.
— Мама, — еле слышно промолвила Самааш, забрала у неё портрет и положила вместе со своими листами.
Недовольно покряхтев, Фейхель поднялась со стула:
— Нам пора. У Самааш режим.
К такому повороту Малика была не готова.
— Подождите. — Обойдя стол, приоткрыла двери, ведущие на террасу. — Мы в раю… — И распахнув двери настежь, впустила в зал бездонную тишину.
Над садом зависла огромная луна. Тёмно-сиреневое небо было усеяно звёздами-астрами. Вдали, над кронами деревьев, блестела серебром крыша закольцованного дворца.
Фейхель схватилась за спинку стула:
— Сейчас же закрой!
— Почему?
— Это сад хазира. Если кто-то узнает, что мы смотрели на сад, нас накажут. И меня в первую очередь.
— Я возьму вину на себя.
— Ты прожила здесь полгода, но так и не поняла, что мы… нам нет места под солнцем. — Фейхель взяла Самааш за руку и повела через анфиладу залов.
Уронив голову на руки, сложенные на столе, Галисия разрыдалась. Бросив взгляд на луну, Малика с досадой закрыла двери. Праздник закончился именно так, как она хотела, но почему так тошно на душе?
Подошла к Галисии и обняла её за плечи:
