Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗

— Я не чужая. Я подруга шабиры. И вообще-то я разговариваю с Самааш.

— Тебе не мешало бы выучить наши правила.

Покосившись на Малику, Галисия недовольно повела плечиком:

— Её муж плохой человек?

— Бог обязывает любить мужа, — ответила Фейхель, — а плохой он или хороший — не нам судить.

— А кому?

— Богу.

Галисия выбралась из кресла и опустилась перед Самааш на корточки:

— Он тебя обидел? Да? Беременных женщин нельзя обижать. Когда-то я была в монастыре, и там говорили, что таких людей Бог наказывает. Скажи своему мужу, чтобы следил за словами. Всё плохое, что он тебе скажет, к нему и вернётся. А может, ты чересчур строга к нему? Может, он не хотел тебя обидеть, а тебе показалось? Я слышала, что беременные реагируют на всё слишком остро.

Самааш щёлкнула замком на зажиме и сняла чаруш. Отшатнувшись, Галисия с трудом удержала равновесие.

— Закрой лицо! — приказала Фейхель.

— Дай ей вздохнуть свободно! — осекла Малика.

— Ничего-ничего, это всё заживёт, — протараторила Галисия, рассматривая лопнувшие губы и разбитый нос Самааш. — Я как-то свалилась с садовой лестницы, всё лицо ободрала, и ничего. Как новая монетка. Я бы сняла чаруш и показала тебе, но твоей маме это не понравится. Сильно болит?

Самааш отрицательно покачала головой.

— Тут кровь засохла. Можно я вытру? Я осторожно.

Самааш кивнула.

Галисия ринулась в ванную, вернулась с влажным полотенцем.

— Знаешь, что я сделаю? Я продам свои украшения, куплю дом и заберу тебя. Я всегда мечтала о сестре. Ты будешь моей сестрой? — говорила она, бережно прикладывая уголок полотенца к щеке Самааш. — Тебе не нужен такой муж, а ребёнку не нужен такой отец. Мы сами справимся. У меня много украшений. На еду и одежду хватит.

Перекинув полотенце через плечо, подбежала к столику, вытащила из ящика рисунки и дала их Самааш:

— Это твой брат. Я напишу ему письмо и попрошу помочь с покупкой дома. Он не откажет. Не смотри, что здесь он строгий. На самом деле он очень добрый. — Галисия робко погладила женщину по волосам, заплетённым в косички. — Твоя мама будет приходить к нам в гости, и мы по очереди будем петь колыбельные. Я знаю много колыбельных, правда, на другом языке. Мне их пела бабушка. Знаешь, какая у меня была бабушка? Не бабушка, а песня. Я переведу тексты на шайдир, чтобы вы понимали, о чём я пою.

Галисия говорила и говорила милые глупости, будто боялась, что умолкнет и мечта растает. Малика наблюдала за Фейхель. Из-под пледа выпирали острые колени. Руки, сжимающие подлокотники кресла, еле заметно подрагивали. Тягучий взгляд прилип к Галисии. Так смотрят на чудную бабочку и раздумывают, как с ней поступить: пришпилить иголкой к стене или посадить в банку.

— Мы же никуда не торопимся? — обратилась Галисия к Малике.

— Нет.

— Можно я схожу с твоей служанкой в свою комнату? Возьму альбом и карандаши.

Малика кивнула и, когда за Галисией закрылась дверь, направила взгляд на Самааш:

— Где твой муж?

— Не знаю.

— Но он жив?

— Когда я садилась в паланкин, слышала его голос в саду.

— Иштара не видела?

— Нет. Ко мне пришла женщина, показала на своей ладони печать хазира и попросила снять чаруш и платье. До платья дело не дошло. Потом она ушла. Вернулась на следующий день и вывела меня из дома.

Малика повернулась к Фейхель:

— Ей бы на солнце. Раны быстрее заживут.

— На крыше есть площадка для сушки белья. Она туда не поднимется.

— Я попрошу дать нам носилки.

— Там винтовая лестница, — сказала Фейхель и, немного помолчав, спросила: — Она всегда такая?

Малика кивнула, хотя её удивила чуткость Галисии.

— Щебетуха, — проворчала Фейхель, но в голосе проскользнули тёплые нотки. — Мужчины не любят, когда женщины говорят. Не потому ли Иштар передумал на ней жениться?

— Голос женщины его не пугает.

— Я не говорила, что он чего-то боится. Если мужчина будет слушать женщину, он перестанет слышать Бога.

— Это Бог посоветовал Марошу избивать твою дочь?

— Возможно, Богу понадобилась душа нерождённого ребёнка. Мы же этого не знаем.

— Тогда я правильно сделала, что от него отвернулась, — сказала Малика и заметила, как Самааш изменилась в лице.

Фейхель не успела ответить: пришла Галисия. Примостившись в ногах Самааш, принялась рисовать бабочек с человеческими тельцами, цветы с пухленькими губками, птиц с потешными глазками.

— У меня ничего нет, — говорила она, ловко орудуя цветными карандашами, — а мне хочется сделать твоей дочке подарок. Я сошью листы, и получится детская книжка.

Ближе к вечеру Малика и Галисия попрощались с женщинами и последовали за служанкой. Малика потирала грудь, физически ощущая тесноту и отсутствие воздуха. Коридор будто уменьшился в размерах: стены сдвинулись, потолок опустился, окна сжались, и с вентиляцией неполадки. Раньше Малика думала, что человека может душить злость или зависть. Оказывается, не только. Дыхание сдавливало от решения оградить себя от чужих проблем.

— Теперь и у меня появилась подруга-неудачница, — произнесла Галисия, шагая рядом. — Но мне не стало легче. Я бы сказала: мне стало хуже. Радоваться чужому горю способен только мой отец. Теперь я верю, что фотография забирает частичку души. У отца десятки альбомов с его снимками. Вся его душа в них. А если альбомы сгорят, душа вернётся?

— Не знаю, Галисия. Сомневаюсь.

— Эта злая старуха не фотографируется, но у неё тоже нет души.

— Фейхель не злая. Она не знает, как вести себя по-другому.

— Она так запросто говорила о естественном отборе, словно разговор шёл не о дочери, а о какой-то крольчихе. В природе выживает сильнейший. Всё верно. Но мы люди. Мы не можем уподобляться животным, — проговорила Галисия и резко сменила тему. — Через два дня новый год. Как-то странно: в Тезаре весна, а здесь вечная жара. Для меня новый год — это снег, мороз, конфетти в волосах и запах хлопушек. И как его к Ракшаде привязать?

— Новогодняя ночь самая тихая. Она так и называется: ночь Лунной Тишины.

— Самая-самая тихая?

— Не знаю.

Галисия взяла Малику за руку и замедлила шаг:

— Давай проверим вместе. Или ты встречаешь новый год с Иштаром?

— Меня никто не приглашал.

— А если пригласит — пойдёшь?

Малика сдержала горький вздох. Она отправила Иштару письмо, где благодарила его за сочувственное отношение к сестре; прошло пять дней, а ответа не было. Смешно после этого надеяться на дружескую встречу.

— Не пригласит.

— Это хорошо. Давай позовём Самааш.

— Фейхель её не отпустит.

— Тогда позовём её вместе с матерью.

— Фейхель вряд ли к тебе пойдёт.

— А к тебе? Давай отпразднуем новый год в твоей комнате.

Увидев, в каких хоромах она живёт, Галисия либо окончательно потухнет, либо её ревность вспыхнет с новой силой. Как объяснить ей, почему спальня украшена живыми цветами, шкафы ломятся от одежды, а на столиках лежат горы украшений? Закрытая дверь не удержит Галисию: она слишком любопытна.

Мелькнула мысль: встретить новый год у Фейхель. Но Малика отмела её. Во-первых, в покоях матери-хранительницы она не хозяйка. Придётся играть по чужим правилам и следить за настроением старухи. Во-вторых, прогулка по коридору и смена обстановки отвлечёт Самааш от грустных мыслей. И в-третьих, терраса… Можно установить стол напротив открытых дверей и разговаривать, глядя в звёздное небо. Если темы для разговора иссякнут, можно просто слушать лунную тишину.

Утром Фейхель получила письмо, в котором Малика интересовалась: не нарушит ли она правила, если примет в своих покоях гостью. Решив, что речь идёт о Галисии, мать-хранительница собрала помощниц и вместе с ними проштудировала своды правил и законов. Шабира, конечно же, может принимать гостей. Это даже не обсуждалось. Под вопросом стояла территория. Часть Обители Солнца, где жила дева-вестница, до сих пор относилась к мужской половине дворца.