Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Браслет он подарил?
Малика поправила на запястье платиновый браслет с изумрудами:
— Он.
Галисия откинулась на подушку и принялась наматывать на палец белокурый локон:
— У моего вечно недовольного отца был приятель. Богатый, молодой, весёлый. И тут он проигрывается в карты. Серьёзно проигрывается. От него уходит жена. В пьяной драке ему уродуют лицо и ломают ноги. В конце концов, он перебирается жить в меблированную комнатушку на окраине Градмира. И вдруг мой отец зачастил к нему в гости. Ты бы видела, каким он возвращался! Не отец, а птица счастья. Однажды он запел в ванной. Мы с мамой жутко перепугались. Думали, умом тронулся. А как-то он потрепал меня за щёку и сказал: «Галисия, детка, обязательно обзаведись подругой-неудачницей. На душе становится легче, когда кому-то хуже, чем тебе».
— Вы это к чему?
— Теперь у тебя есть подруга-неудачница. Приходи ко мне чаще, и Иштару не надо будет тебя дрессировать. — Галисия легла на бок и устремила на Малику тоскливый взгляд. — Я почти год его не видела. Какой он сейчас?
— Такой, как и раньше.
— Какой у него голос?
— Низкий.
— А руки?
— Сильные.
— А глаза?
— Карие.
— А губы?
— За год ничего не изменилось.
— Ладно, ты с ним не спишь. Но он же обнимает тебя, целует. Не стесняйся. Расскажи, как он это делает.
— Вам нравится над собой издеваться?
Галисия приняла грациозную позу:
— Я красивее тебя?
— Намного.
— И умнее?
— Однозначно.
— Что в таком случае он в тебе нашёл?
Малика шумно выдохнула. Это диагноз…
— Не знаю, Галисия. Возможно, ему нравятся глупые дурнушки.
Изобразив на лице недоумение, Галисия покачала головой:
— Почему я такая наивная дура? Ведь знала, что любить — это больно, и снова влюбилась. Знала, что мужчинам нельзя верить, и снова поверила.
Хоть это она понимает.
— А хотите, я вас кое с кем познакомлю? — спросила Малика.
— Хочу, но мне нельзя выходить из комнаты.
— Со мной — можно. Надевайте чаруш, берите портреты Иштара и идём.
Галисия вскочила:
— К нему?
— Нет, — сказала Малика, пытаясь сохранить спокойствие, но услышала в своём голосе жестяные нотки.
— Рисунки в спальне. Тебе придётся подождать, пока я приму ванну.
— К чёрту ванну.
Хохотнув, Галисия выбежала из комнаты. Вернулась, сжимая в одной руке альбомные листы, в другой — чаруш. За короткое время она успела сменить платье, уложить волосы и подвести глаза. Дворянка собралась к Иштару…
Служанка, ожидавшая шабиру в коридоре, провела их до комнаты Фейхель.
— Как мне себя вести? — спросила Галисия, глядя на дверную ручку и нервно прокручивая в ладони листы, свёрнутые в трубку.
— Не снимай чаруш. Им это не понравится, — произнесла Малика и открыла дверь.
Отложив документы, мать-хранительница отодвинулась вместе с креслом от столика и поприветствовала гостей быстрым движением руки: ко лбу, к сердцу и вперёд, вверх ладонью.
— Мама Иштара… — прошептала Галисия.
Придерживая на коленях плед, Фейхель с любопытством воззрилась на дворянку:
— Эльямин, кто это?
Малика не успела ответить.
— Меня зовут Галисия. А тебя как зовут?
— Тебе дали имя, чтобы Всевышний смог призвать тебя из толпы, а не для того, чтобы ты чесала языком, — проворчала Фейхель. — И с чего ты взяла, что я мать хазира?
— Он похож на тебя.
— Такой же старый?
— Такой же красивый. — Галисия положила старухе на колени стопку рисунков. — Посмотри.
Фейхель с недоверчивым видом взяла верхний лист:
— Это он?
— Да. Ты никогда его не видела?
— Нет. Я и себя никогда не видела.
— Даже на фотографии?
— Ракшады не фотографируются, — ответила Фейхель, рассматривая рисунки. — Фотография крадёт частичку души человека. По фотографии можно наслать на человека болезнь и даже смерть.
— Больше не буду фотографироваться, — пробормотала Галисия. Усевшись на подушку возле ног старухи, вытащила из стопки один из портеров Иштара. — Здесь он вышел лучше всего.
Прищурившись, Фейхель поднесла рисунок к глазам, покрутила так и этак. Наконец положила на колени:
— Ничего от отца.
— Я же говорю: он твоя копия.
— А ты неплохо рисуешь.
— Где Самааш? — поинтересовалась Малика.
— Спит, — сказала Фейхель и принялась перебирать листы. — Можно какой-то оставить?
— Бери все, — ответила Галисия. — Я ещё нарисую.
— Она в порядке? — вновь спросила Малика.
— Пока — да.
— Что значит «пока»?
Фейхель протянула Галисии стопку:
— Спрячь в стол.
— Фейхель? — произнесла Малика, повысив тон.
— Скоро её отправят к мужу.
— Кто так решил?
— Жена должна рожать в доме мужа. Иначе отец не признает ребёнка.
— Бред!
Галисия задвинула ящик в стол:
— О ком вы говорите?
— Таков закон, Эльямин, — сказала Фейхель, пропустив вопрос дворянки мимо ушей. — Этот закон Иштар ни за что не отменит.
— И ты её отдашь?
— А кто меня спросит?
Малика на цыпочках прошла через ванную и заглянула в приоткрытую дверь спальни. Лёжа на кровати лицом к стене, Самааш обводила пальцем нарисованное на обоях гибкое деревце. Палец замер, сполз вниз. Рука потянулась к чаруш, брошенной на деревянное изголовье.
— Я не собиралась подглядывать, — проговорила Малика. — Просто боялась тебя разбудить. Прости.
Самааш села на край кровати, отточенным движением надела чаруш и защёлкнула на шее зажим.
— Когда тебе рожать, милая?
— Через двадцать три дня.
— Тебя осматривал врач?
— Нет.
— Фейхель! — крикнула Малика.
В передней комнате скрипнуло кресло. Послышались шаркающие шаги.
— От тебя сегодня столько шума…
— Почему ты не вызвала дочери врача?
Появившись в поле зрения, Фейхель уперлась рукой в дверной косяк:
— А никто не придёт.
— Почему?
За спиной старухи возникла Галисия:
— Здесь сестра Иштара?
— Если ребёнок сильный и здоровый, он родится без чьей-либо помощи, — сказала Фейхель. — Ракшаде не нужны больные и слабые.
— Какая дикость! — воскликнула Малика, чувствуя, как по венам распространяется огонь.
Обойдя старуху, Галисия заглянула в спальню:
— А душно-то как.
Малике и самой хотелось вбежать в комнату, схватить стул и разбить окно, сдёрнуть с головы беременной женщины тряпку и снять с неё тесное платье. Она перенесла ногу через порог… и сделала шаг назад. Этак она никогда не уедет из Ракшады. Погрязнет в бесконечной войне, сгорит и погаснет как остывший уголёк. Пора ей махнуть на всё рукой, подавить внутренний бунт и подумать о себе.
Упираясь в край перины, Самааш с трудом встала. После бессонной ночи раскалывалась голова. И сильно болела спина. Самааш даже слышала, как трещат кости. Беременность протекала тяжелее, чем предыдущие. Трёх детей муж «выбил» брусками мыла, сложенными в наволочку, а этот малыш цеплялся за жизнь, высасывая из матери жизненные соки.
— Отдыхай, Самааш, — сказала Малика. — Потом поговорим.
Но сестра Иштара неровной походкой вышла из спальни.
Женщины расположились в передней комнате. Посматривая на Самааш, Малика понимала, что та встала с постели из уважения к гостям. Глядя на Фейхель, радовалась, что старуха не видит гнева в её глазах. И уговаривала себя не вмешиваться в ход безжалостных событий.
Разговор не клеился, и Галисия взяла инициативу на себя:
— Кого ты ждёшь: мальчика или девочку?
Самааш пожала плечами.
— Живот острый — значит, будет мальчик, — отозвалась Фейхель.
— Девочка, — возразила Малика и отвернулась к окну, коря себя за несдержанность. Если спросят: почему она так решила — она не сможет объяснить.
— Имя уже придумала? — поинтересовалась Галисия.
— Имена дают отцы, — сказала Фейхель.
— Несправедливо… — пробормотала Галисия. — Почему ты ушла из дома?
— Мы не обсуждаем семейные дела с чужими, — вновь откликнулась Фейхель.