День Святого Никогда - Фарб Антон (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
— Это что, я спрашиваю?.. — прокряхтел Бертольд, выволакивая из-под стола запихнутую туда Феликсом сумку.
— Сумка, — терпеливо ответил Феликс.
— Сам вижу, что сумка! — Бертольд, расшнуровав и откинув клапан матерчатой сумки, сунул свой сизый нос внутрь.
— Э… Бертольд… Я…
— Чье?! — свистящим шепотом сказал старик. В глазах его заплясал страх.
— Мое, — сказал Феликс, делая безуспешную попытку вежливо отнять сумку. — Вернее, Огюстена…
— Огюстен! — протянул старик и мечтательно улыбнулся. — Насобачился все-таки, стервец! Я всегда знал, что из него выйдет толк…
— Можно? — робко спросил Феликс, беря сумку за ремень.
К его удивлению, Бертольд безропотно вернул ему сумку и устало опустился на стул.
— Вот это, — сказал Бертольд и ткнул пальцем в эсток, — это меч. Славный меч. Честный меч. — Он погладил кончиками дрожащих пальцев тусклый, покрытый патиной клинок. — Береги его. А вот это! — Косматые брови съехались к переносице и указующий перст безо всякой дрожи ткнул в сумку, которую Феликс уже подцепил на спинку стула. — Это дрянь!!! — рявкнул старик.
На них заозирались, и Феликс сказал:
— Успокойтесь, Бертольд…
— Дьявольское зелье, адово снадобье, подарок Хтона, ловушка для дураков… — и не думал останавливаться старик.
От крика он перешел на бормотание, с каждой секундой становившееся все менее разборчивым, и Феликс решил согласно кивать до тех пор, пока Бертольд не выдохнется. Но не тут-то было!
— Выбрось! — снова рявкнул Бертольд, перегибаясь через стол и сгребая Феликса за плечи. — Выбрось это к Хтону!!! — заорал он ему в лицо и встряхивая его как ребенка.
«Все, — подумал Феликс, воротя нос от винных испарений. — Допился старик. Белая горячка. Черт возьми, но откуда в нем столько силы?!»
— Ты верь мне… — вдруг плаксиво протянул Бертольд. Глаза его увлажнились. — Я знаю… Это я во всем виноват! — надрывно выкрикнул он и стукнул себя кулаком в тщедушную грудь. — Я!!!
— Ну-ну, потише, зачем так волноваться? Ни в чем вы не виноваты…
— Виноват! Раз сказал — значит, виноват! И не спорь!
— Ладно. Не спорю. Только в чем ваша вина?
— Моя вина… Вот она, моя вина. — Он снова ткнул в сумку пальцем. — Вся здесь… — Взгляд Бертольда затуманился и он сказал в пустоту: — Это ведь я все придумал. В Китае. В провинции Сычуань. На Новый Год… Шутихи. Все началось с шутих. Там был дракон, да, дракон… Длинный, как змея. А внутри были люди. И они бросали шутихи. А те взрывались, и дракон танцевал в дыму и пламени. Как настоящий. И я подумал: почему нет? Почему нет?! Почему дракону даны и крылья, и когти, и пламя — а нам ничего? Где справедливость?..
Янис наконец-то решил вмешаться и ловко подставил под нос Бертольду кружку с пивом. Бертольд прервал свой пьяный монолог и смочил пересохшую от крика глотку. Потом подумал, осушил кружку до дна, и продолжил:
— Бес попутал. Бес… Воистину, сам Хтон был там! Но я не узнал его…
Феликс положил перчатки обратно в футляр и осторожно, чтобы не щелкнуть, закрыл крышку на оба замка. Пьяные излияния Бертольда могли затянуться надолго, и надо было улучить момент и смотаться, пока не поздно, но Янис что-то не спешил нести еще пива.
— И Хтон явился мне еще раз… Тогда. В тот вечер. Я впервые опробовал смесь. У меня… у меня ничего не вышло. И он подсказал мне…
На этот раз кружку перед Бертольдом поставил лично Готлиб. Пока Бертольд загипнотизировано, точно кролик, таращился на пенную шапку, грозящую перевалить через края кружки, Готлиб подмигнул Феликсу и мотнул головой в сторону выхода. Феликс быстро подхватил футляр с мечом, закинул сумку на плечо и, благодарно кивнув Готлибу, поспешил к двери.
— Куда?! — взревел Бертольд. — Стоять!
Феликс замер и мысленно досчитал до пяти.
— Бертольд, вы извините, но мне пора, — твердо сказал он. — У меня дела. Я потом дослушаю, хорошо? Завтра.
— Тебе не-ин-те-рес-но? — поразился Бертольд, берясь за кружку.
— Интересно. Но у меня дела, понимаете? Дела. А завтра…
— Нет. Не завтра. В День Святого Никогда! — провозгласил он и поднес кружку ко рту.
— Идет, — кивнул Феликс и двинулся к выходу.
За его спиной кружка гулко ударила об стол, и сиплый голос запел:
— Мы уже не в силах больше ждать! Потому-то и должны нам дать — да, дать! Людям тяжкого труда — День Святого Никогда, День Святого Никогда — день, когда мы будем отдыхать!
4
Еще одной приметой нового времени Феликс был склонен считать загадочное исчезновение уличных чистильщиков обуви. Шустрые мальчишки, прежде бойко помахивающие щетками чуть ли не на каждом углу и готовые всего за пару медяков навести глянец на обувь любой степени замызганности, как-то очень быстро и незаметно с улиц пропали, прихватив с собой свои ящики, щетки, тряпки и баночки с ваксой и гуталином. Почистить обувь теперь стало настоящей проблемой, ведь гуталин и вакса как волшебству испарились и с полок магазинов, а когда Феликс рискнул по старинке натереть ботинки дегтем, привередливый Огюстен взвыл от негодования — хотя если по справедливости, то уж что-что, а его химические опыты отравляли атмосферу в квартире куда сильнее…
Новые ботинки, если честно, были дрянь: Феликс не проносил их и двух месяцев, и левая подметка уже подозрительно ослабла, собираясь вот-вот запросить каши; ко всему прочему, погоды все лето стояли ненастные, то и дело приходилось шлепать по лужам, а отсыревшие башмаки Феликс ставил на ночь к вечно пылающему атанору, и дешевая кожа успела потрескаться, всем своим видом вопия о необходимости срочной смазки…
Феликс не знал, из чего делают гуталин, но исходя из ассоциативных цепочек на слова «черное» и «пахучее», предполагал, что и здесь не обошлось без проклятой нефти. Мелкие неурядицы с добычей «черной крови земли», как высокопарно называли эту гадость газетчики, начались еще весной, и особых опасений ни у кого не вызвали, но к лету они обострились до того, что впору было бить тревогу. И дело было даже не политической важности такого события, как образование независимого Аравийского эмирата — дело было в том, что без черной и вонючей крови земли обывателям приходилось терпеть массу мелких, но очень досадных неудобств. К примеру, мелькнули и моментально исчезли из продажи новые, не дающие нагара парафиновые свечи (вещь крайне полезная при частых отключениях газа); керосин для ламп подорожал втрое; смешно сказать, но даже нафталиновых шариков было не достать ни за какие деньги, из-за чего любимый замшевый пиджак Феликса здорово пострадал от моли.
Всякий раз, когда Феликс думал о зависимости всей современной цивилизации от нефти, ему на ум приходило сравнение технического прогресса с закоренелым морфинистом — вроде того типа, что поскребся однажды ночью в дверь аптекарской квартиры и упорно отказывался уходить, на коленях умоляя ссудить ему в долг хотя бы одну ампулу желанного препарата; Феликс спустил этого типа с лестницы, а потом, передернувшись от омерзения, сказал, что никогда раньше не представлял себе насколько сильно способен опуститься человек по собственному желанию — на что Огюстен ответил даже резче, чем обычно; на себя посмотри, буркнул сердитый со сна француз, и отправился досыпать, оставив Феликса в несколько пришибленном состоянии.
Он действительно сильно поизносился за это лето. И касалось это не только плохой обуви и поеденного молью пиджака; все эти месяцы после освобождения Бальтазара в душе Феликса накапливалась свинцовая усталость от постоянного напряжения, а когда причин для напряжения не стало, надсада от туго, до скрипа натянутых нервов сменилась прогорклым привкусом человеческой подлости. Он ведь соврал Освальду: он так и не смог к этому привыкнуть… Да, в первый месяц им пришлось тяжко: Патрик порывался бежать из Столицы, но Бальтазар едва перенес поездку из тюрьмы к доктору; тот сказал, что испанца нельзя перевозить, что ему нужен покой хотя бы на месяц, и Феликс с Патриком обеспечили ему этот покой — ему, но не себе… Они каждую минуту готовы были услышать, как жандармы ломятся в дверь. Это изматывало. Феликс так до сих пор и не знал, почему дело Мясника замяли, а побег спустили на тормозах… Было ли это продиктовано желанием Нестора оставить беспрецедентный случай нападения на канцлера в его собственном доме беспрецедентным и впредь? Или же, как теперь мог предположить Феликс, Нестор уже тогда был озабочен сменой мирской власти на духовную (ну не в один же день был построен этот дурацкий Храм!) и ему было не до погонь? Или он просто счел себя в должной мере отмщенным, вручив Феликсу тот злополучный конверт с доносом на Бальтазара, написанным рукой Йозефа и заверенным его же подписью…
