Словами огня и леса (СИ) - Дильдина Светлана (читать хорошую книгу txt, fb2) 📗
Ни разу не вытворил что-либо и отряд не покинул — и то хорошо.
Когда послышались голоса, первым различил в их гуле голос брата, напрягся весь. Но вперед не рванулся; и чуть позже, нахохлившись под пристальным, удивленным взглядом янтарных глаз, позволил все рассказать Тарре — а сам наблюдал издалека, маленькими шагами продвигаясь к старшему. Настороженно, медленно.
Къятта собирался спокойно перехватить Кайе и Нъенну на полдороги и отправиться еще в одно место, благо, деду стало лучше. Но весть о мощном верховом пожаре в том месте, где мог оказаться младший, заставила его лететь сломя голову. Леса-то огромны, но и пламя так полыхало, что дым с багровыми искрами видели из нескольких деревень и охотничьих лагерей. А с чего бы такому пожару разгореться, когда все вокруг еще полно влаги?
Трудно было не выдать своих чувств, когда услышал от Тарры, что произошло. Но, кажется, удалось. А чувств было много — сперва просто оторопь и неверие, потом ужас — сделать такое и остаться в живых, не упасть мертвым прямо там, на середине брода? Но нет, он жив и вполне себе цел… что же за огненная бездна там, в этом мальчишке?! Къятте впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Точно ли человек его брат, или какая-нибудь недобрая сила, принявшая человеческий облик?
Отошел к ближайшим деревьям, постоял, глядя в никуда, будто разглядывал трещины на коре, пока не совладал с собой. Тарра и прочие не трогали, понимали, наверное.
Потом повернулся, направился к брату. Тот стоял в стороне от прочих.
Струной вытянулся, голова чуть опущена, лохматая челка закрывает глаза. Подначка в облике, вызов — ну, скажи, что я ошибка природы, меня надо в клетке держать! Ну, давай, что тебе стоит? А губы вздрагивают, и он закусывает их. Губы выдают другое — протяни руки, позволь мне уткнуться в плечо и не думать о том, что я сделал! И не мольба уже, требование — скажи, что я прав!
— Зверье не скоро заселит тот лес, — недобрый смех переливается в голосе Къятты. Вот и все, что сказал брату. Потом он отворачивается, отходит и начинает беседовать с Таррой.
Чувствует — пальцы вцепились в косу.
— Ну чего тебе еще? — чуть раздраженно, свысока и немного устало. Через плечо.
— Ты не хочешь поговорить со мной?
— Потом как-нибудь. Не до тебя. Ты всегда под рукой, если что.
— Если что?! — поворачивается и одним прыжком скрывается в лесу.
Къятта проводил его задумчивым взглядом, пальцами потирая щеку. Не сомневался — мальчишка найдется. Сам не прибежит, не та натура. Но непоправимого не натворит, пока верит, что старший придет за ним… и не торопился. Чувства испытывал весьма смешанные, к злости, беспокойству и растерянности примешивалось удовольствие. Малыш так себя показал… и ему хоть бы что. А в Астале жарко будет теперь, ой, жарко…
Пока что прямо спросил Тарру, собирается ли тот говорить о пожаре, получил столь же прямой ответ — да. Ладно, Тарра знал обо всем лишь со слов Нъенны; спасибо, удружил троюродный братец! Мозгов не хватило, сплести правдоподобную историю. Впрочем, он растерялся, может, и не стоило его особо винить — когда перед тобой оказывается исчадие Бездны и не только земля, но и небо горит, растеряешься тут. Но все равно — скорее Кайе возглавил бы Род к его славе, чем этот болван.
Спустя час все же отправился на поиски.
Младшего обнаружил сидящим на бревне, глубоко в чаще. Тот отдирал твердые кусочки коры — ногти все обломал, наверное, — и бросал тут же, возле ноги. Очень хмурый, тихий и очень злой.
Жилетка-околи валялась рядом, с виду тряпка уже, кожа была исцарапана — верно, вдоволь побегал по колючим кустам.
Къятта шагнул к бревну, подобрал брошенную вещь.
— Оставь, — буркнул мальчишка.
— Как скажешь, — презрительно отбросил жилетку. — Все равно теперь только стойло грис мыть годится. И штаны твои — подумал бы хоть, как на тебя посмотрит народ Асталы. Оборванец из Рода Тайау…
— Заткнись!
— Остынь, — сказал Къятта. — Ехать скоро. Тебя такого я к людям не подпущу. К своим — к северянам сколько угодно.
— Неужто? — младший немыслимо изогнул руку, высвободился. Сверкнули зубы, сопровождая блеском злое шипение.
— Уймись, говорю! — Къятта вновь перехватил его запястье. — Ты ведешь себя, как младенец!
Протянул руку, извлек из взъерошенных волос мальчишки большого паука. Посадил на ладонь, рассматривая.
— Прекрасно… с ним вы нашли общий язык. Пауки, сколопендры, энихи… кого я забыл?
Договорить не успел — вскрикнув, мальчишка бросился на него. Къятта увернулся, посадил паука на землю.
— Ты… я так ждал тебя! — со слезами ненависти выкрикнул Кайе. — Я ждал, я…
— Чтобы брат пришел и исправил все, что ты натворил? Как всегда, защитил тебя перед всеми и перед самим собой? Того, к чему обязывает кровь, я сделал уже вот столько, — провел рукой выше головы. — И мне надоели твои выкрутасы. Стоило бы вовсе развернуться и уехать сейчас.
— Зачем же тогда явился?
— Надеялся, может, ты сгорел и я наконец от тебя избавлюсь.
— Ты… тварь! — снова кинулся, на искаженном лице одно желание — вцепиться в горло.
Хоть и более опытным был Къятта, на короткий миг стало не по-себе. А потом потемнело в глазах — будто на него снаружи обрушилась базальтовая плита, а изнутри кипящий гейзер ударил. Чудом успел отразить большую часть удара; спасибо хоть не огонь.
— Совсем сдурел? — выдохнул Къятта, едва получился звук.
Мальчишка презрительно и гневно дернул головой. Опустился на траву, на одно колено, оперся на пальцы — вроде свободно так, мягко — а готов кинуться, снова ударить в любой миг. Вызов в каждой клеточке тела, вызов и ненависть… только к кому, не понять. Он бы сейчас убивал и своих, позволь ему Къятта очутиться в лагере. Так просто: убить в ответ на любую душевную боль… не на боль даже, на неудобство. Если сейчас его не связать, потом будет поздно.
— Всё, хватит! — отвлек внимание брата брошенным в сторону ножом, а сам метнулся за спину и цепко ухватил его за руки сзади. Дышать было тяжко и горячо, но об этом потом. Ступал на едва видимую тропинку, а младшего протащил через кусты, не заботясь, каково ему. Переживет. Тот пытался вывернуться, но не мог; еще раз несколько раз попробовал нанести удар Силой своей, но что-то, видно, еще соображал — поджечь кусты и сейчас не решился, оба сгорят. Бил прицельно по Къятте, желая сердце остановить, только сосредоточиться на сей раз не мог — то ветка чуть в глаз не попала, то шипы полоснули по шее.
И все же Къятта едва сумел отразить удары. В эти мгновения брата он ненавидел. Оказавшись возле ручья, бросил того в воду, лицом в глубокую выемку, и так держал изо всех сил, пока тело под ним не перестало выворачиваться, после и вздрагивать; не до атак, когда умираешь. Затем поднял, положил на колено, нажал на спину, выталкивая воду. Потом еще и еще. Наконец мальчишка закашлял, выплеснул воду из легких. Пальцы пару раз слабо царапнули землю, застыли.
— Честное слово, я буду так делать, если продолжишь сходить с ума, — сказал Къятта очень устало. Пальцы скользнули в густые короткие волосы, сухие лишь на затылке. Поглаживали голову, шею, прошлись вдоль всего позвоночника, пока младший наконец не зашевелился. Кашлянув еще пару раз, перетек на землю, свернулся на боку, бесцветный и тихий, похожий на уголь, который опустили в воду, а потом выбросили.
Еще бы Къятту самого не трясло, а так почти все в порядке. Но младший сейчас был важнее. Знал, как можно привести его в чувство; когда через час вернулись, для спутников был уже не опасен. Как раз успели — обоих уже собирались разыскивать.
Дорога обратно — длинна, а грис легко переступают раздвоенными копытами. Им все равно, кого ни везти. Даже энихи-оборотня — не чуют, глупые твари.
— Тебе придется давать объяснения. Я за тебя говорить не смогу. Без Совета здесь не обойдется, но прежде всего с тебя спросит дед.
