Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Мерцающая в гнездышке своем!
Хвала тебе, о в счастие проем,
Мою отныне утоливший горесть!
Теперь с крылатым лучником не ссорюсь,
Что был моим жестоким палачом:
Мне власть его почти что нипочем,
Раз ночью я опять к тебе пристроюсь.
О, прелесть-дырочка, опушена
Кудряшками нежнейшего руна,
Ты и строптивца превратишь в овечку;
И все любовники перед тобой
Должны б колени преклонять с мольбой,
Зажав в кулак пылающую свечку!*
Её смех. Почти детский. Легкий и беззаботный. Счастливый.
− Про свечку здорово, − Лисэль сменила позу. Теперь она полусидела, опершись на отставленные назад руки, а пальцами ног придумала трепать кисею балдахина. Мастерство дразнить мужчин, она освоила давно и превосходно. Утолиться женщиной еще не удалось ни одному из них.
− А сам стих?
− Еще никто не додумался сочинять во славу моей дырки!
− Не припишу себе чужих талантов, − отказался Колин от авторства фривольных рифм.
− Для любовника ты слишком честен, − не хвалят его, а подозревают в утонченной хитрости. Но хитрость ему зачтется.
− Я всегда честен с женщинами, − готов убедить любовницу унгриец. Готов поступиться толикой времени. Иначе, зачем он здесь, с ней?
− Даже с которыми спишь? — спрашивают, но не собираются верить.
− С ними обязательно, − серьезен Колин. Женщины любят слышать о своей исключительности. Но, сладкоеˮ хорошо в меру, не приучить к нему.
Камер-юнгфер крутнулась на бок, подставив ладонь под щеку и чуть прикрыв бедра покрывалом. Скромная обнаженность столь же убийственна для любовников, сколь и бесстыжая нагота. Она готова опробовать на Колине весь неисчерпаемый запас своих уловок. Отобрать наиболее действенные на него.
ˮОтчего старухи старательно изображают игривых девочек?ˮ — не обязательный вопрос унгрийца ни к кому. − ˮНе потому ли, будучи еще наивными девочками, из кожи лезли выглядеть многоопытными курвами?ˮ
− Гляжу, прибавился увядший букет, − указал Колин за стекло в узорах предзимья. — Выгнала беднягу Фосса? Подозреваю, всякий раз, выставляя ненаглядного, цветы отправляешь мерзнуть на балкон. Там уже целый ледяной розарий.
− Другим наука, − предупредила Лисэль. Она ведь так и поступала. Надоевшего любовника в одни двери, букет в другие.
− И в чем она?
− Не быть скучным и заурядным! — открыли рецепт успешности у женщин.
− Начинаю сожалеть, что я из какой-то там Унгрии, − дразниться Колин. Любовная игра его нисколько не забавляла, но таковы непреложные правила подобных игр.
− Это поправимо, — обещают унгрийцу самым серьезным тоном, и усомниться в обещанном не приходиться. Он волен понимать обещание по-своему. Любимый попугай на жердочке, с цепкой на лапке. Какие перышки! Какой носик! Незавидная участь многих. Скажи, здравствуй. Скажи, до свидания!
Лисэль перекатилась на живот, по-кошачьи грациозно потянулась, приподнимая зад. Поморщилась. Зашипела изласканной кошкой.
− Ты самый развязный любовник! — пожаловалась женщина на дискомфорт. − У меня все болит!
Но это приятный дискомфорт, вызывающий феерию воспоминаний. Прежние любовники теперь казались ей мертвыми и параличными, серыми и никчемными, ни к чему не способными, не на что не годными.
− С лестницы не падала? — полон насмешливого участия Колин. — В детстве или на днях.
− Ему весело! Я встать не могу. И сесть!
− Тебе не следует много пить вина. Твои фантазии, − унгриец стыдливо прикрыл глаза рукой.
− Ах, оказывается, я же виновата! — игриво возмущена камер-юнгфер. — А ты паинька?!
− Меня воспитали в строгости.
− В строгости? А откуда паинька умеет Маслобойку?
Колин пошлепал ладонь по воде. Вот так? Ему весело. Не из-за затеянных словесных игрищ с Лисэль. Не столь давно, из ушата, с ним разговаривала гранда. Какую встречу считать трагедией, а какую фарсом?
− Спрошу о том же уважаемую эсм камер-юнгфер. И про Ножницы. И про Многоножку. И про…
Лисэль шутливо погрозила ему, замолчать.
− А я спрошу о том же нескромного паиньку.
− Это допрос? — Колин спрятался под подбородок в воду. — С пристрастием?
− Пока нет.
− Зачем?
− Хочу знать тебя лучше.
− На вкус? — продолжалась игра в любовные царапки.
− Это уже мое дело.
− Звучит угрожающе.
− Рада, что понимаешь, сколь опасно мне перечить, − вяжутся тенета слов. В мастерстве их создания каждый мнит себя непревзойденным ловчим, но не простофилей угодить в них.
Колин поднял руки — сдаюсь!
− Я приглашена к Юдо, − доверительно поведали унгрийцу. − Просили прихватить и тебя.
Не очень тонко. Прихватить. Но очень верно. Статус барона и советника гранды не причина пускать в приличный дом. То, что он унгриец ничего не прибавит к желанию его видеть. Скорее убавит. Все решает количество сплетен. Их направленность к осуждению или похвале. Злодейство и добродетели равно востребованы. Недоброе в предпочтениях.
ˮЧем гуще слюна, тем дальше плевокˮ − не притязал на откровение Колин.
− Достойные люди?
− Колин! — рассмеялась Лисэль. — Ты несносен! — маленькая подушечка шмякается не поразив цели, но свернув со стола подсвечник. − Юдо из вердюров. И родня Гелстам. Это те, у которых родословная длиною в аршин и земли, десятая часть королевства. Кстати, по легенде, именно Гелсты уступили короне кусок пустоши возвести столицу.
− Дерьма не жалко.
− Колин!
− И что мне у них делать?
− То же что и остальным. Заводить знакомства, набиваться в приятели. Искать друзей среди врагов. У тебя они уже имеются. Друзей предавать. Тут проще, у тебя их нет. Улыбаться неприятным, но полезным людям и отворачиваться от приятных, но бесполезных. Прославиться дуэлянтом и не обнажать клинка против обидчика. Но кидаться в драку на безобидных шутников. В упряжке чести и серебра, коренным всегда выступает презренный металл.
− Из твоих слов делаю вывод − у них дочь! Прелестный ангелочек на выданье. Розовенький пупсик, засидевшийся в светлице за вышиванием и лузганьем семечек. Или она предпочитает орехи? Ей нужен Щелкунчик? — унгриец плотоядно клацнул зубами.
− Колин! — Лисэль нравилось повторять его имя. Нравилось с ним говорить, устраивать пикировки. Укус на укус. Говорят, так ласкаются змеи. Яду не должно быть много, но достаточно, острее ощущать яростную страсть и мимолетность жизни.
− Значит, имеется.
− Пупсик не про тебя. И ей пятнадцать.
− Обидно, − признался Колин, чего по его виду никак не скажешь.
ˮИ это он не врет женщинам!ˮ − разоблачают унгрийца, но не подают вида.
− Тебя намерены посмотреть, − объявили в общем-то не сакральное. Лисэль умышленно не стала нивелировать действительность. Пусть привыкает подбирать крошки с руки. С её руки.
− Я только оденусь. Или не обязательно?
− Наглец! — рассмеялась Лисэль, представив любовника голым в гостином зале.
− С чего вдруг надумали меня лицезреть?
− Подозревают, ты в фаворе у короля.
− А почему мне об этом неизвестно? И известно ли о новом фаворите Моффету Завоевателю?
− Баронство за дурака Гусмара-младшего, слишком много. Тем более для дикаря из Унгрии, в не зависимости по какой такой причине хлопотали и кто хлопотал. К тому же еще и феод в придачу! У Моффета легче выпросить попользоваться его очередной шлюшкой, − Лисэль и не пыталась скрыть свое раздражение.
ˮЧто у тебя с ней?ˮ — захотелось вызнать Колину. Не сейчас, но позже. Две мартышки, лучше чем одна. Их труд продуктивней. Каштанов больше.
− Ты его видела? Мой феод?
− Приглашаешь? − хитрой кошкой щурится Лисэль.
− Подожди стены побелят и потолки от копоти отскребут. Говно из углов выгребут. Выведут крыс, кошек и голубей.
− Многие склоняются, королевское пожалование тебе − ссуда на будущее.
Про Анхальт не сказано ни слова, но ведь и ничего другого не предлагали и не подразумевали.
− Либо расчет за прошлое, − иначе преподносит Колин обретение титула.