Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Потребуется очень твердая древесина, − выдвинул Колин обязательное условие. — Дуб мягковат.
После недолгого, но отчаянного торга, сошлись на дефицитнейшем ятоба, предназначенном для церкви Святого Мартина. Унгриец попросту перекупил экзотическое древо, оставив собор без новых врат.
− А для чего такое? — чесал макушку столяр над проекциями пустотелой колоды.
− На небо смотреть, − отговорился унгриец, отсчитывая немалое серебро.
Больше вопросов не последовало. За выплаченную сумму заказчик волен разглядывать хоть луну, хоть дождевых червей.
,Рыбаряˮ не пройдешь и не проглядишь в сонмище ветхих, вросших по окна, халуп; вековых, в проказе облупленной известки, завалившихся фахверков; в теснотище бездонных складов и дешевых лавок с кустарной дребеденью. Беглый осмотр позволил распознать в именитом шинке бывший храм. Весьма древний и скупой на детали и декор, со сбитыми лапами контрфорсов и бельмами заделанных витражей. Плитовый лестничный марш нескончаем вверх. К богу всегда высоко и трудно подниматься. Кругом шинка непролазная грязь пополам со снегом, лужи с нечистотами, неистребимая вонь, полчища крыс, стаи голодных дворняг и подозрительные субъекты, склонные к насилию. Босяки чувствовали себя вольготно. Лиц не прятали и оружия не стеснялись. Разговаривали в голос. Приставали к бесстыжим девкам. Блядво не отмалчивалось, похабно и задиристо отвечало. И те и другие не упустили придирчиво рассмотреть унгрийца. На предмет состоятельности и возможности влегкую разжиться деньгами. Вооруженным мужчинам зернщик* добычей не показался, о чем они вовсеуслышание и объявили. Шлюхам до косомордого опускаться — ославиться перед обществом и товарками. Досталось барону сальностей и от них.
Колин вбежал по ступенькам, не мешкая нырнул в сырой сумрак и неровный многоголосый гул. Окунулся в какофонию бряканья, шкрябанья и стука. Оружный люд, преимущественно с расшитыми цветными коленями шосс, ел, пил и пробавлялся словесной жвачкой. Многим скучно и тоскливо.
Пиликает неженка виола, бренчит лютня, рыдает голос, выжать из дырявых карманов и скупых жмень редкие медяки.
Ты платье сняла, но, дрожа от стыда,
Не хочешь раздеться совсем.
Но если задернута штора всегда,
Окно было делать зачем?
Двое в проходе, оттаптывая ноги наблюдателей, испытывали преимущество фальшиона перед мечом. У,фальшионаˮ получается неплохо, потому как плохо у, мечаˮ.
− Сегодня отменная гусятина, − ненавязчиво рекомендовали унгрийцу. — Под фриульским острым соусом из белых грибов.
− Если только позже. Хьюб аф Ассам здесь? — выискать самостоятельно в людском скопище нужного человека не реально, даже с учетом запоминающейся внешности чулочника.
− Впервые в Рыбаре? — любопытствует шинкарь (или помощник шинкаря), зная ответ наперед.
− Понятно. Кусака где?
− Вам зачем?
− Король прислал.
Шинкарь шуткой проникся. Уважал шутников со стесанной вполовину харей и шнепфером на поясе. Даже последнюю хохму помнил. Мастер Тонзур*.
− На второй этаж поднимитесь.
Не жест в нужном направлении, подъем, уводящий на галерею и коридоры, не заметить.
− Второй от начала.
Монетка за информацию не разорит. Там где торгуют все и всем, не рядятся в одежды бессребреников и не прячутся за маски бескорыстия. Отчего высоким договаривающимся сторонам легко достичь взаимного понимания или ясно представлять условия его скорейшего достижения.
− С ним саины Асмус Готье и Перри аф Боссуэлл, − предупредил шинкарь, отрабатывая щедроты приметного владельца приметного шнепфера. Монетку он отложил на удачу. Бывший хозяин ею не обижен, небось и ему перепадет.
− Учту.
− Уж, пожалуйста. Буду вам весьма признателен. И не только я.
Колин воздержался уточнять, почему один плебейски Готье, а второй благородно аф Боссуэлл. Расспрашивать шинкаря, обращать нездоровое внимание. На них уже косились с подозрением. Шоссы с заплатами на коленях, плащ отобранный у нищего − кастовый признак своего. Голодранство, как показатель благонадежности. Колин явно выпадал из общей фактуры, что естественно не могло не привлечь желающих начать ссору. Найдутся и зрители ссору поддержать и судьи мешаться. Иерархия социума базируется не на авторитете, а на готовности в нем усомниться и оспорить глоткой или оружием. Впрочем, от нечего делать, такое тоже происходит и не настолько редко, как о том рассуждают.
Лестница истошно скрипела под шагами. Перила ходили ходуном, а к ним не притрагивались. Вид сверху в некотором смысле познавателен. На клетках белого и черного мрамора, незамысловатая партия, люди против людей. В конце концов, к подобному противостоянию всегда и сводиться.
Алтарь заменен прилавком, иконостас навесными полками с шеренгами колотых кувшинов и короткогорлых бутылок. Пивная вместительная бочка замещала крестильную купель. Сказались ли перемены на жизни прихожан? Не факт. Человеку одинаково хорошо и в храме и в питейне. В кабаке даже лучше. Говорить можно на равных сколько угодно и о чем угодно, глухих не услышать нет.
В коридоре своя музыка. Под любовниками скрипит и долбит в стену спинка кровати. Отчаянно ругаются. Играют в кости. Поют. Женский голос весьма приятен. Во многих комнатах отсутствуют двери. Оригинальный способ продемонстрировать открытость миру и гостеприимство входящему.
Кусака отыскался в пятой коморе, по левой стороне. За занозистым елового теса столом, скромно, по бедности, сервированным. Чашка с увядшей зеленью, крупно покромсанный сыр, тарелка с объедками. Кости выгрызены добела. Ни жилки, ни хрящика. Пара емких кувшинов с вином. Рекомендованную гусятину или не любили, или экономили на ней. Вместо нежного жаркого, расковырянный пальцами — вилок нет! соленый свиной паштет.
− Колин аф Поллак, барон Хирлофа, − назвался унгриец, переступая порог. Дыра в полу, несомненно, являла собой условность разделительного рубежа пространств комнаты и коридора, именуемую порогом.
− И что дальше? — зыркнул через плечо собутыльник Кусаки. Когда жизнь все время против шерсти и у беспородной брехливой шавки вздыбится львиный загривок.
− А дальше содержательный, надеюсь на то, разговор, − ответил унгриец, не уточняя, с кем именно собирается говорить, но красноречиво поглядывал на калечного чулочника и кольцо марешаля на большом пальце левой руки. Самозваный сотник цацкой игрался. Крутил.
− Тогда спустись вниз, − щелчок беспородного по кувшину. — Начать диалог о поводе сюда заявиться.
− Именно диалог. А когда из двоих одни не пьет, не пьет и второй, − напомнил Колин этикет, принятый у наемников.
Хьюбу не по нраву сказанное. Его, марешаля, приравнивали к простому бандиту.
− Нас − четверо! — упрямится и настаивает беспородный, неверно истолковав реакцию Кусаки.
− Да, ну!? — подивился Колин вовсе не причислению себя к компании чулочников, а не желанию плебея понимать о чем разговор.
Недоброе молчание и отличная возможность разглядывать троим одного, одному − троих. Готье и Боссуэлл не сговариваясь развернулись к унгрийцу. Хьюб обозревал гостя без помех.
Прежде Колин этих двоих с Кусакой не видел. В ту, первую короткую встречу, Ассама сопровождали совершенно другие люди. Намеренная ротация среди верных сподвижников? Или шаткость рядов, лишенных герба и наследства, обусловленная рядом скрытых причин. Их не может быть много. Причин. Вдруг марешаль хороший командир, а вольница не приемлет жесткого подчинения. Или герой Всполья больший самодур, чем готовы от него терпеть. Более вероятно он — заурядно нищ! Чем не фактор несостоятельности долгосрочных с ним отношений. Место человека определяет успешность. Неудачники с амбициями похожи на рыб, на мгновение выпрыгнувших из воды. Плеску много, падение неизбежно, до облаков не дотянуться, от месяца не откусить.
В Рыбаря Колин пришел нанять Ассама. Не самый разумный шаг, но не требующий от него каких либо сверх усилий. Сразу же неприятное отрезвление. Не получится. За чужую идею, такие не бьются. У них своя имеется. Прибаюканная, пригретая, взлелеянная и, конечно, неисполнимая. Так что марешаль Ассам, по личным качествам, не подходил для предполагаемого сотрудничества.
