Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Кенеш? — Хатма свела белесые брови. — Кто это?
— Старуха. Она живёт в Приюте Теней.
— Мне нельзя туда ходить. Там я была один раз, когда разговаривала с матерью-хранительницей. Потом меня поселили в комнату рядом с твоими покоями.
Малику бросило в пот. Любая служанка может представиться чужим именем: её голоса никто не знает, а лицо спрятано под чаруш.
— Сколько у меня служанок?
— Личных — пять, — ответила Хатма. — Я и ещё четверо. У нас зелёные платья. Еду приносят прислужницы кухарки. У них синие платья. Бельём занимаются прислужницы прачки. Серые платья. Когда тебя нет во дворце, здесь прибираются сразу двадцать служанок. А на прошлой неделе нас закрыли в комнатах, а слуги мыли потолки и люстры.
Малика хлопнула ладонями себя по коленям:
— Так, ещё раз. Кому непосредственно подчиняешься ты?
— Старшей служанке.
— А старшая служанка?
— Сейчас вспомню. Я ведь здесь новенькая. — Виновато улыбнувшись, Хатма почесала висок. — Сначала идут прислужницы, потом старшие служанки, потом смотрительницы ведомств. Потом идёт старшая смотрительница.
— Которая подчиняется матери хазира.
Хатма кивнула:
— Правильно.
— Вы не выходите на улицу?
— Выходят смотрительницы ведомств, если раньше они не были кубарами.
Малика усмехнулась:
— В Ракшаде такое бывает?
— Если девушка до двадцати лет не становится чьей-то женой или кубарой, она может пойти в услужение. За это ей платят деньги. Но на улицу она может выйти только в большой праздник или когда состарится и снимет чаруш. Так во всех домах, не только во дворце.
— Хазир встречается с матерью?
Хатма замотала головой:
— Нет. Это запрещено законом.
— А со старшей смотрительницей?
— Не знаю. Наверное. Скорее, не хазир, а его помощники. Ведь кто-то приносит на женскую половину ткани на платья, продукты, посуду, мебель.
Надев чаруш, Малика вызвала старшую служанку и вместе с ней отправилась в Приют Теней. В голове роились вопросы. Зачем Хёск придумал историю про ненависть Шедара к матери? Хотел, чтобы шабира спряталась от Иштара в Приюте? Но чего ей бояться? Или Иштар нарушил какой-то закон, поселив шабиру в Обители Солнца, а Хёск этому противится?
После блужданий по лабиринту коридоров Малика наконец-то оказалась возле комнаты матери Иштара. Она ещё не знала, о чём будет говорить, но желание хоть немного разобраться в мире, который вдруг начал ей нравиться, вынудило постучаться в двери.
Из комнаты выглянула старая женщина. Без лишних вопросов посторонилась и жестом предложила Малике войти.
В комнате находились ещё несколько старух; узнать среди них мать Иштара не составило труда. И не потому, что она сидела в кресле, а все остальные стояли. И не потому, что она единственная, кто не поклонился шабире. Перед Маликой сидел Иштар, вмиг постаревший на десятки лет: окружённые сеткой морщин миндалевидные глаза, красиво очерченные губы, упрямый подбородок. Несмотря на преклонный возраст, взгляд старухи остался цепким, всепроникающим.
— Я пришла извиниться, Фейхель, — проговорила Малика, чувствуя себя неловко, обращаясь к старой женщине на «ты». В Ракшаде «вы» использовалось при обращении к нескольким собеседникам. — Я должна была прийти к тебе раньше, как только приехала. И скажу, почему я этого не сделала.
Откинувшись на спинку кресла, Фейхель сложила руки на животе.
— Я не знала, как относиться к женщине, которая дала жизнь двум дочерям и покорно ушла из их жизни. Я не знала, как смотреть на женщину, которая произвела на свет шестерых сыновей и не смогла четверых проводить в последний путь. Я не понимала — и до сих пор не могу понять, — почему эта женщина позволила себе стать для своих детей никем. А теперь смотрю на тебя, и мне хочется поклониться, — вымолвила Малика на одном дыхании и низко поклонилась.
Скрестив руки на груди, Фейхель спрятала ладони под мышки. Не хочет, чтобы дрожащие пальцы выдали её волнение? А умеет ли она волноваться?
— Мать-хранительница, разреши нам уйти, — проговорила женщина, которая открыла перед шабирой двери.
— Что?.. Нет, останьтесь. — Фейхель вновь устремила взгляд на Малику. — Ты пришла поклониться? Мне?
— Не тебе — твоему почтенному возрасту. Я хочу, чтобы ты знала: я не буду женой хазира. И прошу тебя пресечь слухи.
— Чем мой сын тебе не угодил? — В голосе матери-хранительницы прозвучали металлические нотки.
— Я уважаю его как хазира, но не более.
— И что?
— Я не люблю его.
Казалось, что Фейхель подавилась воздухом и закашлялась, но вдруг запрокинула голову и расхохоталась. Совсем как Иштар. Глядя на хихикающих старух, Малика сжала кулаки: как они смеют потешаться над моруной?
— В Ракшаде не принято набивать себе цену, — сказала Фейхель, успокоившись.
— Мать-хранительница, — отозвалась одна из её помощниц. — Смею напомнить, что шабира прибыла из Краеугольных Земель. Они там все такие: цены себе не сложат.
— Умом не блещу, а гонору… — добавила другая старуха и обратилась к Малике: — Не принимай на свой счёт. Мы говорим о недостатках тамошнего воспитания. Ваши матери расчётливы и лживы, а ваши отцы наивны и доверчивы. Какие у них могут получиться дети?
— Такие. — Малика сняла накидку. — Моя мать была замечательной женщиной и полюбила достойного мужчину. Я не позволю говорить о ней в подобном тоне.
Фейхель нахмурилась:
— Нельзя открывать лицо, шабира. Ты нарушила закон.
— И не только этот. Я нарушила много законов.
Фейхель покачала головой:
— Не надо этим хвалиться.
— В чаруш я занимала более выгодное положение. Я читала в твоих глазах твои мысли, а ты не могла читать мои. Мне показалось это несправедливым.
Фейхель жестом подозвала помощниц; те встали за её спиной и уставились на Малику.
— Что скажете? — спросила мать-хранительница.
— Хёск зря волнуется, — откликнулась одна из старух. — Иштар не возьмёт её в жёны.
— Не возьмёт, — подтвердили другие.
Опираясь на подлокотники кресла, Фейхель с трудом встала и подошла к Малике:
— Как ты познакомилась с моим сыном?
— Не помню. Иштар был другим человеком, которого я забыла.
— Верховный жрец рассказывал мне о паломничестве. Ты его очень расстроила.
Малика кивнула:
— Я обещала Иштару молчать, но подвела его. Некрасиво получилось.
— Ты расстроила жреца, но не моего сына. — Фейхель притронулась холодными пальцами к её подбородку. — Прости меня, Эльямин. Мне надо было пригласить тебя в гости, как только ты приехала. Знаешь, почему я этого не сделала?
— Знаю. Ты считала меня расчётливой и лживой. Тебе стало обидно, что твой младший сын, твоя гордость, вдруг превратился в доверчивого простака. Но это не так, Фейхель.
Мать-хранительница вернулась в кресло, укутала ноги пледом:
— Иштар не возьмёт тебя в жёны. Хёску предстоит серьёзно поволноваться.
— Не понимаю, о чём ты говоришь.
— Мой муж посещал мою спальню одиннадцать раз. Я родила одиннадцать детей. Трое умерли в младенческом возрасте.
— Муж приходит к жене только ради зачатия?
— Рождение детей — святая обязанность жены. Беременность должна протекать в спокойствии. После родов женщина должна восстановиться и подготовить организм к очередному зачатию.
Малика потёрла лоб. Она совершенно ничего не знает о Ракшаде. Думала, что жена по рангу выше кубары, а получается, что супруга — это всего лишь свиноматка. Муж посещает её раз в два года, а все остальные ночи проводит в доме наслаждений.
— Почему верховный жрец волнуется? — спросила Малика.
— Его дочери уже восемнадцать. Ещё пару лет, и она пойдёт в чей-то дом служанкой. Но Хёску стоит волноваться по другому поводу: как бы Иштар не изобрёл для тебя новый статус.
— Это как?
— Сейчас у мужчины есть кубары и жена. А может появиться ещё кто-то.
Малика отвела взгляд. Иштара меньше всего заботит правовое положение женщины, его интересует лишь положение её тела. Но если матери-хранительнице хочется думать о своём сыне как о новаторе — пусть думает.
