Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Настоятель, удивлённый познаниями безбожника, смог только кивнуть.
— Две тысячи лет назад эта икона, написанная на доске, была настоящим произведением искусства, — продолжил правитель. — Затем её выставили в храме или в молельне и начали собирать у прихожан деньги, чтобы спрятать истинную красоту под сияющей бронёй. — Адэр прищурился, явно оценивая украшение. — Долго собирали.
Настоятель пожал плечами, предчувствуя, что разговор примет неприятный оборот.
— Лист золота, сапфиры, рубины, жемчужное шитьё, — произнёс Адэр, водя перед иконой пальцем. — Они скрыли одежду и фон. И теперь мы видим только лицо и руки святого.
— Мастер в точности повторил сложную композицию.
Адэр посмотрел по сторонам:
— Среди этого драгоценного оклада я не вижу лиц других мучеников.
Настоятель обвёл взглядом огромный зал. В свете свечей сверкала золотая роспись потолка и стен, блестели мраморные колонны, переливалась балюстрада верхней открытой галереи, искрились серебряные нити, удерживающие люстру в виде хрустальной кисеи — всё это говорило о силе веры и духовном богатстве религиозных людей. Благодаря их пожертвованиям молитвенный дом превратился в собор.
Настоятель внутренне сжался:
— Это собор святого Турдоса. Каких ещё мучеников вы ожидали здесь увидеть?
— Морун.
— Мой правитель… — выдохнул настоятель.
— Турдос прослыл скандальным врачевателем. Он вскрывал людей, когда те были живы.
— Грязные слухи! Он одним из первых начал делать операции…
— Его обвинили в колдовстве и сожгли на костре, — перебил Адэр. — Спустя две тысячи лет вы объявили морун ведьмами. Вы сжигали на кострах женщин, которые приняли сподвижников Турдоса и позволили религии ирвин окрепнуть. Вы одели своих сомнительных мучеников в роскошные одеяния, а имена истинных страдалиц втоптали в грязь.
Сложив перед собой ладони, настоятель замотал головой:
— Мой правитель, смилуйтесь.
— Вы не волк в овечьей шкуре. В противном случае я бы забрал ваши иконы и приказал разрушить собор.
Настоятель затряс руками:
— Мой правитель…
— Вы овца, которая бросает клоки своей шерсти в глаза другим овцам. А потому я не трону ваши реликвии.
Настоятель встал на колени:
— Благодарю вас, мой правитель.
— На открытии ледового парка я объявил горожанам, что собор святого Турдоса начинает строительство больницы для бедняков и закончит его к следующему дню памяти мученика.
Настоятель сел на пятки:
— Так и будет, мой правитель.
— В вашем городе жили моруны?
Настоятель уронил руки на колени:
— Да, несколько семей.
— Что с ними сделали?
— Утопили в проруби.
— И детей?
Настоятель поник головой.
— Я хочу, чтобы больница носила имя самой младшей моруны, — сказал Адэр и, развернувшись на каблуках, направился к выходу из собора.
Вздрогнув от стука закрывшейся двери, настоятель упёрся ладонями в пол и завыл.
Часть 20
***
В Ракшаде самым удивительным растением было еракли, что в переводе с шайдира означало «быстрое пробуждение». Дерево с ажурными листьями, похожими на листья папоротника, считалось священным и символизировало единство неба, моря и пустыни.
Поздней осенью на еракли появлялись лазурные цветы с резными краями, и природа погружалась в дрёму. Ветер утихал, солнце жгло не так яростно, ночи радовали прохладой, в городах, расположенных на берегу Тайного моря, шли тёплые бисерные дожди. Но стоило деревьям сбросить цвет, как тотчас начинался сезон штормов, и не дай Бог неискушённому путнику оказаться в это время в море или в пустыне.
В период обманчивого затишья за деревьями пристально наблюдали. Цветы — воздушные, полупрозрачные — темнели и превращались в восковые. Аромат — лёгкий, свежий — делался тягучим, медовым. Ветви, ранее смотрящие в небо, клонились к земле. Еракли предупреждали людей о скором пробуждении природных стихий.
Неистовый ливень над святой спиралью встревожил Хёска. В этой части пустыни часто сверкали в раскалённом небе молнии, но никогда не шли дожди, и жрец счёл беспрецедентный каприз погоды предвестником свирепой песчаной бури. И лишь в Кеишрабе понял, что ошибся: ветви еракли сгибались под тяжестью цветов, однако ни одно соцветие не упало на землю.
Досадуя на собственную оплошность, Хёск предложил Иштару побывать на Острове Шабир, пока море спокойно, а уж потом посетить храм Джурии, который находился недалеко от столицы. Но Иштара задержали срочные дела, и у Малики появилось время, чтобы прийти в себя после «болезни».
Уже к концу первого дня она чувствовала себя отдохнувшей, словно не путешествовала две недели, а беспробудно спала. Ужасные видения стёрлись из памяти, как будто их не было.
Следующий день походил на погружение в безбрежный океан удовольствий. Малика не могла насладиться видом с террасы, надышаться ароматным воздухом, налюбоваться небом, насытиться изысканными блюдами и волшебными напитками. Когда служанки принесли ковёр, сотканный из цветов вербены, и вознамерились украсить им стену за изголовьем кровати, Малика велела постелить его на пол и в безмятежном блаженстве спала на нём всю ночь.
Утром возникло нестерпимое желание увидеться с Иштаром, взять его за руку, посмотреть ему в глаза и поблагодарить за чуткость и заботу. Для полного счастья ей не хватало его улыбки.
Малика надела лучшее платье, провела ладонями по вышивке на лифе — жаль прятать такую красоту под чаруш — и сжала ткань в кулаке. Она ведь подумала не о шитье, а о груди… Что это с ней?
Заставив себя покрыть голову накидкой, вышла из спальни и заметила в зале служанку, прильнувшую лбом к витражному окну.
— Что ты делаешь?
Обернувшись, служанка упала на колени:
— Я слушала дождь, шабира. Накажи меня.
Малика выглянула на террасу. Моросящий дождь искрился в солнечных лучах подобно алмазной пыли. Мокрая мраморная площадка блестела как лёд на реке. Погода чудесная, но совсем не подходит для встречи с хазиром.
Малика с досадой закрыла двери. Почему её счастью постоянно что-то мешает? Посмотрела на служанку:
— Я такая страшная?
— Нет, шабира.
— Тогда почему ты дрожишь?
Служанка опустилась на пятки и уткнулась лбом в пол:
— Накажи меня, шабира.
— Встань, — приказала Малика.
Девушка поднялась. Чаруш стекала с пышной груди, тонкую талию стягивал поясок, фалды на юбке подчёркивали стройные бёдра. Природа была благосклонна к ракшадкам, наделив их красивыми фигурами. Даже телосложение старухи Кенеш вызывало восхищение.
— А теперь объясни, за что я должна тебя наказать.
— Нам нельзя интересоваться тем, что происходит за стенами дворца.
— Как тебя зовут?
— Хатма, моя госпожа.
Имя девушки кольнуло в сердце и выдернуло Малику из безмятежного состояния. Она пыталась думать, что перед ней служанка, причастная к доносам на Галисию, а в голове стучало: это пассия Иштара.
Малика уселась на кушетку и жестом подозвала Хатму:
— Давно служишь во дворце?
— Два месяца и три недели.
Значит, совсем недавно Иштар пользовался услугами кубар. Малика нахмурилась. Почему это её так задело?
— Сними чаруш, — приказала она и удивилась просьбе.
Появилось странное чувство, будто она столкнулась с соперницей и теперь хочет убедиться, что для тревоги нет причин. При этом она понимала, что бывшая кубара завоевала благосклонность Иштара отнюдь не лицом.
Хатма сняла с шеи зажим, стянула с головы накидку. Перед Маликой стояла девушка, не похожая на ракшадку: светлокожая, русоволосая, белесые брови и ресницы, на лице россыпь веснушек.
— Откуда ты родом?
— Из Ракшады, — ответила Хатма, теребя в руках чаруш.
— А твоя мать?
— Из Ракшады.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Ты пробыла в кубарате четыре года?
— Двенадцать лет. — Заметив, как резко отпрянула Малика, Хатма поспешила добавить: — Господин не брал меня, пока мне не исполнилось тринадцать. Я просто жила в кубарате. Моему отцу нужны были деньги, и господин выручил его.
