Чёрный шар (СИ) - Шатилов Дмитрий (прочитать книгу TXT) 📗
С этими словами он отпустил Цинциллера, тот вздохнул и принялся собирать разбросанные бумаги. Это была не первая вспышка Царады, ее следовало переждать, как пережидают короткий майский гром.
– Цинциллер, я прошу прощения, — сказал Царада, плюхнулся на стул и весь обмяк, явив двойной подбородок и брюшко под кителем. – Цинциллер, не злись на меня. Только не злись добровольно, а не потому, что я приказываю не злиться. Хотя, конечно, я могу и приказать. Но дело не в этом, нет. Это ведь был превосходный план – взорвать мерзавца… Как вы там его называете?
-- Призрак, – ответил Цинциллер, который как раз закончил наводить порядок и теперь всматривался в окно. – Белый Призрак, вот как мы его зовем, господин лейтенант. Не знаю, почему вас не устраивает это имя. В конце концов, почти так же называет себя и он сам.
– Да-да, – сказал Царада и принялся массировать свои глазные яблоки с таким остервенением, будто его кургузые пальцы могли победить бессонницу последних полутора недель. – Проклятый урод. Почему меня не устраивает это имя… Цинциллер, ты с ними или со мной? – взорвался он снова, но это были всего лишь остатки пороха. – Я знаю тебя целую вечность, я доверяю тебе, как себе, но где весь твой гнев, черт бы тебя побрал? Он же убил Мартелло! Мартелло – тебе его не жаль? Это был храбрый парень, храбрее всех нас вместе взятых! И у него были причины ненавидеть этих ублюдков. Ему было наплевать, понимает он их или нет! Он хотел их убить, вот и все.
– И он не сумел, – сказал Цинциллер. – Смотрите, господин лейтенант – он снова вьется над башней, третьей из правого сектора. Я уверен, после нашего отступления он соорудил там себе гнездо.
– Кто вьется, Цинциллер? О ком ты говоришь? Ты вообще меня слушаешь? Мне напомнить, как погиб Мартелло? Напомнить, что с ним стало?
– Я видел, как он погиб, господин лейтенант, – ответил Цинциллер. – Я был тогда вместе с вами.
И это была чистая правда. Великий, уничтожить которого решил лейтенант, называл себя Белым Мстителем, и под этим комиксовым именем скрывался белокожий, удивительно красивый юноша, способный проходить сквозь стены, становиться невидимым и одним своим присутствием выводить из строя электроприборы. План, разработанный тогда Царадой, был одним из великого множества его планов, крепко задуманных, осуществленных вплоть до последней буквы, но, в силу роковой природы его врагов, обреченных на оскорбительный неуспех. Для исполнения плана Царада пожертвовал последней рабочей рацией. Расчет был на то, что Мститель соблазнится возможностью уничтожить единственный источник связи и угодит в поставленную ловушку. Завлечь его вызвался рядовой Мартелло, потерявший при штурме правого крыла – мы называем это «штурмом» потому, что другое слово для случившегося подобрать трудно – обоих братьев и всякое желание жить.
За ходом операции Царада следил на мониторе – и капрал Цинциллер действительно был рядом с ним. Мститель шел у Мартелло за спиной, всего в пяти шагах. Там, в коридоре, его присутствие выдавало лишь слабое преломление света. Он мог уничтожить камеру, но почему-то не сделал этого.
Небрежность?
Насмешка?
Дефиле?
Мартелло знал, что Мститель идет за ним, но не мог выдать свое знание, поскольку рисковал не только собственной жизнью – а против Мстителя он не смог бы устоять и секунды – но и успехом операции. Передатчик в его руке была настоящий, и настоящим был аккумулятор для него, ожидающий в комнате. Белый Мститель не купился бы на фальшивку – вот почему Царада и не думал его обманывать. Реальность – вот какое угощение он приберег в тот день для этого гостя; прочная, надежная реальность, верная опора в жизни, лучшее утешение в эти безумные дни. Так говорил Царада, а за словами его скрывались четыре ящика лучшей взрывчатки, оторванные, как и рация, от многострадального сердца.
И был еще лаз, ведущий из комнаты, лаз за стенной панелью, отодвинуть которую было легче легкого. Лаз был надежен, и Царада сперва вызвался быть приманкой сам. Но Мартелло настоял на жеребьевке, ненависть звала его отомстить, и он не собирался уступать эту честь даже своему командиру. Мститель должен был подойти близко, достаточно, чтобы его поле повредило рацию, после чего двери за ним следовало захлопнуться, а у Мартелло осталось бы около пяти секунд, чтобы укрыться от взрыва в стене.
Это была честная игра, партия с реальными ставками, и Мартелло вынужден был играть честно просто потому, что к этому его вынуждали обстоятельства. В конечном счете, человек играет честно всегда, поскольку подчиняется правилам существующего мира и действует исключительно в заданных рамках.
Но для Великого этих рамок просто не существовало, и в честности он не испытывал нужды. Поэтому то, что должно было произойти по замыслу Царады – не произошло. Едва дверь захлопнулась, как кирпичная кладка, ящики, стол, аккумулятор на столе и рация в руках Мартелло, лицо несчастного – все потекло у лейтенанта на глазах, словно тающий шоколад или горячее масло. Мартелло закричал, Царада отпрянул было от монитора, но усилием воли заставил себя смотреть.
Казалось бы, на экране творилось безумное, непостижимое, и все же, если в истории существовал человек, обративший воду в вино, почему бы сегодня не существовать тому, кто заставляет течь металл и камень? Ассоциация была непристойной, она не делала чести приверженцу Древней Сильной веры, каким был Царада, но отделаться от мысли о сходстве этих явлений у него не оставалось сил.
Да, Царада мог только смотреть, Царада не мог иначе. Он чувствовал невольное облегчение от того, что это не его тело плавится сейчас под воздействием неведомой воли, казнил себя за это и потому считал своим долгом не отстраняться от жестоких чудес. В тот день он и сам еще надеялся на понимание, на то, что мир в итоге уляжется в приемлемую картину, и всем его спазмам найдется место в порядке вещей. В тот день он открыл ежедневник на закладке «Белый Мститель» и добавил к невидимости и электромагнитному полю еще и способность топить пространство, словно лед. Подобное досье имелось у него на каждого Великого, и Царада вел их упорно и безнадежно, словно каждая новая запись действительно сообщала что-то о непостижимом. Ежедневник описывал, что могли Великие и чего не могли, но это отнюдь не мешало им превозмогать невозможное и забывать о том образе действий, которого они придерживались ранее.
Быть может, план не удался просто потому, что они прочли его мысли – или даже читали их всегда.
Быть может, это с самого начала был их план, а вовсе не его. И таким образом они гарантированно лишали его последней рации, в то время как он всего лишь надеялся уничтожить Белого Мстителя.
Людям свойственно надеяться – не в конкретной ситуации, а вообще, с прицелом на неизвестное будущее. Царада надеялся, хоть и глядел на экран, где надежда догорала и превращалась в липкую лужу.
Смотрел на экран и Цинциллер – пока не сгорела камера, пока не скрылся за густым черным дымом изящный абрис врага.
А теперь – или тогда, или позже, или раньше – как перепуталось время! – он смотрел в окно и видел что-то уже в сером небе, в новом пространстве бессмысленной битвы. Царада встал рядом с ним: над третьей башней кружилась точка. Летун. Боже, подумал Царада, что же мне делать?
– Что делать? – спросил он, пока Летун вился вокруг брошенной башни и бомбардировал ее своими смертоносными снарядами, от которых она превращалась в подобие решета, но все не падала и не падала, словно ее, наравне с Царадой, держало желание оставаться тем, чем она пока еще была.
Башня желала оставаться башней – конструкцией из камня, построенной людьми. Это было глупое упрямство, смешное упрямство, упрямство из ряда вон. Оно не делало камню чести – если бы у камня могла быть какая-то честь.
– Что делать? – повторил Царада. – Все непонятно, все неизвестно. Как, кто, почему – туман. Может быть, ничего и не надо. Но что-то же быть должно? А? Цинциллер? Я иду стрелять. Да, я уже пытался. Мы все пытались. И ничего не вышло. Но… Да что ты там бормочешь, черт возьми?!
