Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Попытка правителя показать зубы вызвала усмешку. Не рискнув расшевелить дворян, Адэр сделал ставку на простой люд: тёмный, сирый и доверчивый. Плебеи, прежде молчаливые и покорные, оказались легки на подъём. Тут и там собирались толпы, требующие разогнать секты, очистить церкви и монастыри от еретиков и приспешников тьмы.
Главы конфессий отправились в Лайдару, желая призвать правителя — зачинщика беспорядков — к благоразумию. Но их не пустили дальше Ворот Славы. Командир защитников герцог Кангушар передал им письмо, в котором старший советник Орэс Лаел сообщал святым отцам о плохом самочувствии правителя и советовал усерднее молиться о здравии Его Величества.
Руководители религиозных течений съехались в Ларжетай. К дому, где проходило заседание, сошлись возмущённые горожане. Священнослужители вызвали начальника охранительного участка и велели ему разогнать толпу. На что начальник ответил: «Староста города неделю назад санкционировал проведение митинга, а вы собрались без его разрешения, и стражи порядка разгонят скорее вас, чем законопослушных граждан».
Слухи о конфликте глав конфессий с сыном Великого грозили докатиться до вершины религиозного айсберга, который находился в Тезаре. Подчинив свою гордость рассудку, святые отцы составили список злостных неплательщиков «оброка» и обязали их погасить долг перед казной. Затем отлучили «вероотступников» от церкви, пресловутого члена секты отправили на лечение в психбольницу и попросили у верующих прощения за то, что вовремя не рассмотрели волков в овечьей шкуре.
Настоятель собора святого Турдоса ждал затишья как никто другой: близился день памяти мученика, чьё имя носила церковь. Хотя скандалы не коснулись настоятеля, косые взгляды прихожан впивались ему в сердце как шипы, неприятные вопросы бередили душу, а внутренний голос убеждал, что жадный и мстительный правитель не остановится, пока не уничтожит все святыни.
Две тысячи лет назад адептов религии ирвин подвергли жестоким гонениям. Горстка верующих нашла убежище в Дэморе, землях морун, и первым делом построила молитвенный дом. Молельня долгое время стояла посреди чистого поля как почтовый столб. Затем рядом с ней соорудили конюшню, где странствующие путники могли поменять лошадей. Потом какой-то делец открыл неподалёку гранитный карьер, и вокруг церквушки появились бараки. Через полвека рабочий посёлок превратился в большое селение. Сто лет назад, в годы распада, хозяин карьера обанкротился, и в городе бездомных собак стало больше, чем горожан.
При Адэре возобновилась добыча гранита, заработал песчаный карьер. И город воскрес. Ещё недавно священнослужители собора святого Турдоса благодарили Бога за правителя — теперь чувствовали себя обманутыми.
День памяти мученика выдался солнечным и безветренным. Настоятель прошёлся по залу. Проверил, прочно ли прикреплены к арочным проёмам гирлянды цветов, хорошо ли с улицы очистили окна от снега. Пролистал молитвословы, разложенные на столиках возле входа: не дай Бог в них окажутся записки с непристойными текстами. Посмотрел, как служки протирают оклады на иконах, готовя их к поцелуям. Надел старенькую шубу и вышел на крыльцо.
Перед собором выстроилась колонна горожан, готовых последовать за священником на Славное Поле: там, на пригорке, возвышался гранитный обелиск, служивший символом чистоты и незыблемости веры. В прошлом году, несмотря на морозы и снегопады, людей было больше. Сейчас кто-то поддался на уговоры детишек и повел их не к обелиску, а на открытие ледового парка.
Месяц назад, к всеобщему удивлению, в город съехались скульпторы и народные умельцы. Обнесли центральную площадь заграждением из брезента. День и ночь замораживали воду в странных блоках, пилили глыбы льда, склеивали водой детали сказочных существ. Над оградой росли горки и башни замка. А вчера на шпилях появились флаги Грасс-Дэмора.
Настоятель несколько раз ходил в ратушу, но староста остался глух к его просьбе о переносе даты или времени начала небывалого мероприятия. Чтобы хоть как-то подсластить горькую пилюлю, староста пообещал, что его семья и государственные служащие обязательно примут участие в шествии. Он не обманул — в голове колонны рядом с десятком дворян топталась когорта чиновников, сжимая в рукавицах белые пластмассовые цветочки. Настоятель присоединился к певчим и повёл процессию по улицам.
По тротуарам в сторону центральной площади топали шумные семейства. Заметив шествие, ретиво сворачивали в подворотни, забегали в магазины или примыкали к колонне — если некуда было прятаться, — но через пять-десять минут исчезали. Настоятель вдыхал студёный воздух полной грудью и на выдохе выдавал мощный по звучанию речитатив, желая достучаться до сердец, наполненных верой не до краёв, не под завязку.
Процессия миновала окраину города и вышла в поле, где прислужники заранее протоптали дорогу. Голоса певчих полетели вширь и вдаль. После такого рвения им придётся молчать неделю. Снег искрился на солнце, как россыпь самоцветов. Мороз хватал за уши и щёки. Мамаши поднимали детишкам шарфы до глаз и натягивали шапки на брови.
Когда до обелиска оставалось порядка ста метров, процессию догнал всадник. Придержав лошадь возле чиновников, громко объявил, что на открытие ледового парка прибыл правитель. Настоятель на секунду умолк и не обернувшись пошёл дальше, вознося молитвы святому.
Певчие пели невпопад, служители собора шли вразнобой и всё время оглядывались, а настоятель смотрел на обелиск и, сдерживая слёзы, убеждал себя, что глаза слезятся из-за снега и блеска прожилок в сером камне. Дойдя до обелиска, окинул взором тех, кто устоял перед соблазном увидеть правителя.
Изрядно поредевшая толпа возложила цветы к памятнику и направилась в храм. Теперь прохожие не прятались в подворотнях — размахивая руками, горячо обсуждали, как Адэр катается с детворой с горок, как печёт на самодельной печке блины, как смеётся, шутит, ходит… И настоятель с ужасом подумал, что правителя отделяет от Бога весьма тонкая грань. Горожане говорили об Адэре восторженно, самозабвенно, словно он спустился с небес. Будто это он откликнулся на их молитвы и наполнил их существование смыслом. Люди отказывались понимать, что не стоит поклоняться тому, кто завтра о них забудет. Адэр уедет — Бог останется.
Вернувшись в собор, настоятель совершил службу, ничем не выказывая перед прихожанами смятения. Когда зал опустел, рухнул на колени и повёл беседу с Богом. Мольбы о прощении заблудших овец, ослеплённых величием правителя, переплетались с благодарностями за солнечный день и за мир в стране. Просьбы о придании выдержки перетекали в прошения о здравии всех людей.
Отрешившись от мирской суеты, настоятель не заметил, как на город опустились сумерки. Прочитав заключительную молитву, с удивлением осмотрелся. В подсвечниках горели свечи. Неужели кто-то решил загладить вину перед святым?
— Ад снаружи, рай внутри, — прозвучал усталый голос.
Настоятель поднялся на ноги, потёр колени и лишь тогда обернулся. Сложив руки на груди, правитель рассматривал одну из икон. Пшеничные волосы лежали на плечах спутанными прядями. Огоньки свечей, отбрасывая блики на чёрный меховой плащ, создавали вокруг статной фигуры зыбкий ореол.
— Когда народ бедствует, все проклинают правителя. Когда жизнь налаживается, благодарят Бога. Разве это справедливо?
Вцепившись в ворот хитона, настоятель пытался вспомнить: он молился мысленно или вслух?
— Это святой Турдос? — спросил Адэр.
— Да, мой правитель. На всех иконах Турдос.
— Дорогая икона.
Вытерев со лба испарину, настоятель приблизился к Адэру:
— Она бесценна. Ей две тысячи лет.
— Зачем же вы одели её окладом?
— Так принято. В память о давно минувшем.
— Всё равно не понимаю, зачем создали эту драгоценную перегородку между верующими и святым.
— Сверкающее одеяние иконы символизирует исходящий от неё небесный свет, — пояснил настоятель.
— Серебро — это чистота. Золото — божественная благодать. Драгоценные камни — символ богатства души святого. Верно?
