Иерусалимский покер - Уитмор Эдвард (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Мунк снова зевнул и посмотрел в свои карты. Ставить выпало ему.
Я пас, проговорил он, сунув руку под стол, чтобы почесаться. Джо тоже решил спасовать, Каир присоединился.
Подобострастный торговец коврами и французский иконокрад уже почти выигрывали. Но и бригадир‑британец, и нервный египтянин крепко держались весь вечер, а двое шумных большевиков так и вообще были на грани прорыва. Удача уходила к чужакам.
Эй, Мунк, позвал Джо через стол. Как у нас со временем в сей безнадежно нудный вечер?
Мунк вынул свои трехслойные часы и защелкал циферблатами. Наконец он нашел нужный и взглянул на него, а потом содрогнулся от оглушительной чесночной отрыжки.
Эй, Мунк, позвал Каир со своего конца стола. Что там?
Медленно, ответил венгр.
Правильно, сказал африканец.
Похоже на правду, пробормотал Джо.
Все трое неопределенно кивнули друг другу и вернулись к своим развлечениям: к чесноку, виски и грудям бывшей австрийской императрицы. Когда тасовали карты, Джо произнес вслух несколько строчек по‑гэльски.
Не узнаешь, Мунк? Каир? Я этот стих все про себя повторял, пока отплясывал джигу вокруг «черно‑рыжих». Он, грубо говоря, про то, что человек не должен сидеть сложа руки, когда дела идут туго. Вся суть в том, чтобы сменить точку зрения. Если ты у моря, вали в горы. Если ты в горах, вали на берег. Следишь за мыслью? Надо попасть туда, где ты побывал или мечтал побывать, вот тогда‑то и появится шанс, что что‑нибудь да произойдет. И вот это, джентльмены, и есть, вкратце, смысл моего стиха.
Хотя было всего одиннадцать вечера, Мунк и Каир закивали чрезвычайно сонно. Мунк зевнул и отпихнул стул, собирая немногие оставшиеся апельсиновые и оливковые расписки. И тут куранты, приделанные к солнечным часам, проснулись и пробили двенадцать раз.
Ранняя полночь – мне пора в кроватку, сказал Мунк. Думаю, никто не станет возражать, если проигравший выйдет из игры?
Никто не возразил. Мунк выплыл из комнаты, как раз когда снова начали сдавать. Ливиец сыграл по‑крупному и выиграл, француз сыграл по маленькой и тоже выиграл. Каир спасовал на следующей партии, и в его собственности остались всего две груди Марии Терезии.
Это вы в азарте так проигрались? промычал британский бригадир. Тоже не ваш денек?
Каир пожал плечами и вышел, прошуршав пышным арабским одеянием и оставив после себя сладковатый дымок последней кальянной затяжки. Куранты в передней комнате крякнули и удивительным образом снова пробили полночь, хотя была только четверть двенадцатого. Сначала спасовали русские, потом египтянин и бригадир. Следующий банк поделили педераст‑француз и хромой ливиец, причем ковровый вор сыграл по маленькой, а иконокрад – по‑крупному.
У Джо осталось всего три польских злотых, когда воин‑друз, стоявший на посту в переулке, вошел и встал по стойке «смирно» позади Джо.
Кажется, к вам вестовой, промычал бригадир.
Джо поднял голову, и воин‑друз вручил ему визитную карточку с золотыми буквами. Джо только взглянул на нее и от удивления открыл глаза. Он выпрямился и негромко присвистнул.
Что такое? спросил кто‑то.
Гос‑споди.
Новый игрок? спросил один из русских.
Во имя Отца, Сына и Святого Духа.
Три новых игрока? спросил другой русский.
Уже поздно, промычал бригадир, но все равно, если у кого‑то есть лишние деньги, место найдется, даже с избытком.
Джо присвистнул еще тише и постучал карточкой по столу, а потом откинулся на спинку стула и жадно облизнул губы.
Какая жалость, пробормотал он, что Мунк и Каир собрались и ушли. Хотел бы я сейчас посмотреть на их обалделые рожи.
Ну и? спросил кто‑то.
Ну потрясен я, что вы на меня так уставились, протянул Джо. Я только хочу сказать, кто бы мог поверить, что этот тип осмелится вновь показаться здесь, проиграв огромные деньги в двадцать четвертом? Уж не я точно, я и представить себе такого не мог. Сидел прямо вот здесь, на вашем месте, господин бригадир, и с самым что ни на есть невозмутимым выражением лица проиграл три виллы в Будапеште и две в Вене, со всеми сокровищами, картинами и статуями без числа – настоящие дворцы, понимаете? Да что там, он швырнул на стол поместье с охотничьими угодьями в Чехии, целый лес в Богемии и хорватское озеро, в котором рыба не переводится, а все из‑за двух тузов, представляете? Два туза! Так вот, он чертовски расточителен. Можно подумать, он бывший владелец Австро‑Венгерской империи, и пожалуй, это недалеко от истины. А еще в ту ночь он не поскупился и поставил на карту инструменты.
Что? промычал бригадир.
Вот‑вот, скрипки, виолончели и все такое. Того, что он проиграл, хватило бы на десяток струнных оркестров. Лично я не рискнул бы поставить даже жалкие два злотых на двух тузов в игре вроде нашей, но он просто удержу не знал. Он совсем голову теряет, как завидит хоть одного туза. У него, наверное, что‑то навсегда повредилось в башке, если он решил вернуться в игру, ведь огребет‑то он все то же самое.
Джо недоверчиво помотал головой. Все за столом наблюдали за ним. Он открыл жестянку ирландского масла и щелкнул пальцами. Воин‑друз, следивший за порядком, подтащил к столу тяжелый бесформенный мешок. Джо порылся в нем – там оказалась холодная вареная картошка, – выбирая штучку себе по вкусу.
Кто же этот сумасшедший богач? спросил кто‑то.
Джо разломил картофелину пополам, потыкал в нее пальцем и щедро намазал маслом.[36] Он попробовал, решил, что маслица стоит добавить, и принялся задумчиво жевать. Наконец он наклонился к слушателям и произнес заговорщическим шепотом.
Кто он, спрашиваете? Не хочу посеять ни в ком зерно тревоги – Господь ведает, у нас за столом попадаются всякие‑разные мошенники и головорезы. Но этот парень – покруче будет, и если бы у меня шла сегодня карта, я бы поставил все против этого дуралея. Смекаете, о чем я? Когда он видит туза, то просто теряет всякий здравый смысл. Всегда ставит на туза, а на остальное и не смотрит. Сбрасывает по три короля в надежде получить хоть одного туза, вот что это за сумасброд. Конечно, это преступление – вот эдак швыряться деньгами, но он чертовски богат, так что ему все равно. Просто обрушивает на стол деньги, вроде как урожай оливок будущего года. Говорю вам, эх, если бы мне только сегодня везло.
Никто не пошевелился. В комнате стояла полная тишина. Джо шумно высморкался и изучил свой носовой платок. Он откусил еще кусочек холодной картофелины и начал жевать.
Какой шанс, пробормотал он с набитым ртом. Человек, который поставит такие деньжищи на двух одиноких тузов? Я рассказал об этом моему другу, монастырскому пекарю, и тот немедленно послал меня к мессе. Берегись, сказал он мне, твоя душа в смертельной опасности. Любой, кто так швыряется деньгами, наверняка продался дьяволу. Искушает бедные души грязными деньгами и низвергает их в бездну, вот что он делает. Иди‑ка ты и хорошенько покайся, хотя обычной мессы тут будет маловато. Так сказал священник‑пекарь, чтоб мне провалиться.
Джо энергично кивнул. Остальные шестеро не спускали с него глаз. Он вытащил остатки масла из жестянки, намазал на картофелину и закрыл глаза, чтобы насладиться мгновением.
Замечательно, пробормотал он. Лучше не бывает.
Но кто он? прошептал кто‑то.
Простите, не понял?
Господи, да новый игрок. Ктоон такой?
Ах, этот. Хуже разбойника не выползало из Центральной Европы, вот он кто. Не то чтобы он был родом из Центральной Европы, начнем с этого, его черная душонка для этого слишком порочна, а Центральная Европа – это слишком просто для такого, как он. Нет, он родом откуда‑то с востока, с Волги, говорят. Или даже из Закавказья, кто его знает.
Двое русских едва заметно прищурились.
В любом случае, впервые он появляется в Будапеште перед войной, а потом переезжает в Вену, где делает карьеру с помощью лжи и еще раз лжи и каким‑то образом входит в доверие к императорской фамилии. Как? Во‑первых, он вроде как исцеляет молитвами. Потом начинает советовать, куда вкладывать деньги. И все время интригует, наушничает, тут намекнет, там умаслит. Может быть, чтобы дела шли легче, он добавлял немного зелий в безобидную чашечку чаю, и вот уже герцоги и герцогини и шагу без него ступить не могут. Я в смысле, если вы слышали, что в туманах Центральной Европы рыщут оборотни и вампиры, забудьте. Это дьявольское чудовище будет похуже. Так вот, он вел свои темные делишки решительно и, говорят, связался с Троцким. Расширял свои горизонты, что называется – ловил момент. Вот такая картина.
