Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары (СИ) - Шепелев Алексей А. (читать книги .TXT) 📗
Нижниченко не отказал себе в удовольствии немного поиграть: медленно вытер рукавом потный лоб, тяжело выдохнул и ласково, с луспекаевскими интонациями произнёс:
— Умойтесь, ребята!
А потом торопливо зашагал подальше от места стычки: «ребята» вполне могли повторить попытку нападения, или, что ещё хуже, навести на него других «ребят», числом поболее, ценою… да нет, не подешевле, а, наоборот подороже.
"Всё, хватит строить из себя крутого оперативника", — твёрдо сказал себе Мирон, оказавшись снова посреди портовой толчеи, где ему могли угрожать воры, но никак не бандиты. — "Поиграл немного — и будет. Каждый должен заниматься своим делом. Есть Йеми, есть Балис — вот пусть они информацию и собирают. А самому без крайней необходимости соваться чёрти куда незачем. Второй раз может ведь и не повезти".
Глава 6
В которой над Толой собирается гроза.
Если мяса с ножа ты не ел ни куска,
Если, руки сложа, наблюдал свысока,
Если в бой не вступил
С подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты был
Не при чём, не при чём.
— Ну, что, отец Тарло, как жизнь?
— Да потихоньку. Скуповат народишко в Толе, ох, скуповат. Маловато подают во славу Аэлиса. Совсем не думают о том, что станется с ними после смерти.
Старый жрец осуждающе покачал головой.
— Верно говоришь, Тарло, верно говоришь. Знай себе мошну набивают, а отдать священнику и храму — скупость заедает.
— Не к добру это, отец Ойер, ох, не к добру.
— Ясное дело, что не к добру. Недаром и знамение нам явлено.
Младший жрец с недоумением воззрился на старика.
— Это какое же знамение? Что-то я ничего про знамение не слышал.
Старик довольно хрюкнул.
— Больше времени надо на молитве в храме проводить, Тарло, да меньше неизвестно где шататься.
— Я по городу хожу не абы ради чего, не своей волей, но по велению отца Галена. Собираю милостыню на содержание храмов и капищ, — с обидой в голосе протянул отец Тарло. Младшему жрецу Аэлиса на вид было под сорок лет, его буйная шевелюра изрядно поседела, но совсем не поредела. Солидности добавляла и густая окладистая борода. В соответствии с правилами, принятыми среди служителей культа Аэлиса, одежда Тарло состояла из длинного серого балахона, да деревянных сандалий-калиг.
— Не больно много ты собираешь.
— Сколько подают. Или, может быть, мне ограбить пару лавок городских ювелиров?
— Не стоит, не стоит, — добродушно проворчал старик. — Но о знамении тебе следует узнать как можно быстрее.
— Так расскажи.
— Прошлой ночью отец Кромкамп, наблюдая звёздное небо, обнаружил в созвездии Серпа нечто похоже на хвостатую звезду. Нынешней ночью, не смотря на облачную погоду, отец Тиммер предался наблюдениям. Милостью Аэлиса через просвет в облаках он снова наблюдал новое светило. Сомнений нет: он обнаружил новую комету.
— А точно, что новую? Изучили ли таблички?
— Отец Кромкамп и отец Тиммер изучили таблички с большой тщательностью. Прежних записей об этой комете в них не содержится.
— А оракула вопрошали?
— Сегодня утром. Отец Гален принёс подобающие жертвы и вознёс молитвы. Молились и все, кого удалось собрать в храме.
Тарло потупил взор — всё утро он провёл далеко от храма.
— Увы, Аэлис не пожелал дать ответ.
— Значит, это может и не быть знамением. Или знамение послано иным богом?
— Всё может быть, — развёл руками старик. — Отец Гален отослал сообщение к Всеверховному Престолу, а так же известил старших жрецов городских храмов остальных божеств. Завтра они вопросят своих богов и, может быть, окажутся удачливее отца Галена.
— Будем ждать, — вздохнул Тарло.
— Ни в коем случае, — с неожиданной горячностью воскликнул отец Ойер. — Есть знамение или нет, но комета точно будет видна на ночном небе. Ступай к людям, отец Тарло, ступай к людям! Неси весть о появлении кометы! Пусть задумаются о бренности жизни. Пусть задумаются о тех муках, что ожидают их души после смерти. И пусть щедро жертвуют во славу Аэлиса, единого, кто способен избавить их от этих мук.
— Хей, Бликс, иди-ка перекуси. Я постою.
Мако рыгнул так громко, что откуда-то сверху, из-под сводов надвратной башни, ему откликнулось эхо.
— Что нынче на обед?
— Гороховая похлёбка с копчёной грудинкой, кровяная колбаса и пиво.
— Подходяще, — повеселел Бликс. — Пойду, заморю червячка. А тебе вон тех путешественников потрошить.
— Тоже дело, — сытный обед настроил Мако на миролюбивый лад. Прислонив гвизарму к стене, стражник сощурил глаза, пытаясь определить, кто направляется в город и что можно от них ожидать. Четверо всадников, телеги нет. Значит — не купцы. Плохо. С простых путников за вход в Толу денег не берут. А путешественники — люди не бедные: рядом с конями бежит невольник-нечка.
Вот путников скрыла от взгляда стражника лощина, а когда они её миновали, то Мако чуть не застыл от удивления. Во главе отряда ехала женщина. В кожаной куртке с нашитыми круглыми металлическими бляшками и высоких кожаных сапогах. С длинным мечом на поясе. Благородная лагата? Мако потряс головой. Морриток он видел в своей жизни не раз и не два, но никогда — в таком виде. В Море уделом женщины традиционно считался домашний очаг и семья, а война всегда была делом мужчин.
Что-то тут было не так. Стражник ещё раз вгляделся в приближающихся путников. Остальные выглядели, словно обыкновенные наёмники. Но женщина… Что-то в ней было неправильно. Но что? Что?
И только когда всадники были уже совсем рядом, Мако понял причину своего беспокойства. Вспотевшими руками схватился за древко гвизармы, встал поперёк ворот, словно желая собой закрыть пришельцам путь в город.
— В чём дело, стражник? — спросила женщина, по-прежнему державшаяся впереди. Голос у неё был чистый и звонкий, удивительно красивый. Да и вообще всё у неё было красивое. Замечательная фигура, тонкая, гибкая и крепкая одновременно. Мако успел подумать, как было бы приятно обнять эту девицу на ложе. Бледное, но удивительно красивое лицо. Прекрасные голубые глаза необычной миндалевидной формы. Роскошные серебристые волосы, заколотые так, чтобы подчеркнуто открыть острые уши.
Женщина была нечкой! Нечка на коне и с мечом на поясе собиралась открыто въехать в город. Мир сошел с ума, а он, Мако, оказался в центре этого безумия. О боги, за какие грехи?
— В чём дело, стражник? — повторила женщина, теперь уже в вопросе слышалась угроза. Затянутая в перчатку правая рука путешественницы опустилась на рукоятку меча, на лицах остальных всадников и пешего нечки появились нехорошие усмешки.
— Тревога! — заорал Мако неожиданно тонким голосом. Женщина в ответ только расхохоталась громким мелодичным смехом, будто зазвенел серебряный колокольчик.
В арку ворот вбегали один за другим стражники: восемь солдат и сержант Коку. Только от обеденного стола, ошалелые, кое-кто с перепачканной гороховой похлёбкой бородой, они перегородили арку живой цепью и замерли, не зная, что делать дальше.
— Во, нечка… — зачем-то произнёс Мако.
— Ага, — женщина кивнула. — А теперь посмотрите сюда.
Она вытянула вперёд левую руку, поверх кожаной перчатки на указательный палец был надет железный перстень с гербом Императора. Мако недоумённо хлопнул глазами.
— Кто из вас главный? — спросила таинственная незнакомка.
— Я главный. Сержант городской стражи Коку.
— Целуй.
Коку хмыкнул, приставил гвизарму к стене, подошел к страннице и почтительно поцеловал перстень. Он решительно не понимал, что происходит, но был твёрдо уверен в том, что целование перстня с императорским гербом ему никто в вину не поставит. А если такой человек и найдётся, то тем лучше: пострадать за преданность Императору удаётся далеко не каждому сержанту городской стражи в отдалённой провинции, и вознаграждают за такие страдании очень и очень недурно.