Дождь в полынной пустоши. Книга 2 (СИ) - Федорцов Игорь Владимирович (книги онлайн полностью TXT) 📗
− Уж и приветить вас негде, − квохтал Васпиниан на бедность и скудость.
− Приветиться повеселей места найдутся, − Колин лихо свистнул вослед жопастой молодке. Эка, ты зараза! — Да и много нас, поить-кормить.
Васпиниан неодобрительно покачал головой, глядя на спутников юноши. Не первый раз приезжают, а разглядел только сейчас.
ˮОх, и дружков себе завел!ˮ
С самого первого дня, на строительство, унгрийца сопровождали двое. Тоффер и Стейнбек. Оба из ближнего круга Китца. Не самые-самые, но люди свои, надежные. И разные, что черный кот и белый пес. Тоффер прилипала. Ему во всем интерес, во все влезть, разнюхать, поучаствовать. Не спину гнуть, а команды отдавать. Такого приструнить, глотку сорвешь. Китц приструнил. Стейнбек другой. Без команды никуда. От сих, до сих и не шагом дальше.
Навязывая юному барону эскорт, канальщик готовился встретить сопротивление и несговорчивость. Колин отмахнулся.
− Лишь бы молчать умели.
Вот все требования.
Молчать люди Китца умели. Даже у бейлифа в подвале. После того как с одного говоруна содрали шкуру и вывесили под мост Святок. Для наглядности.
Покладистость унгрийца надолго лишила Китца покоя. Уж не удумал ли чего? Но подозрения подкрепить нечем, а беспокоиться есть о чем. Потому Колин под неусыпным присмотром Тоффера и Стейнбека. В монастырь только в их сопровождение и сие оговорено многократно и в деталях.
− Может еще страницу из Святого Писания сожрать, для верности? — издевался унгриец над хлопотами канальщиком не быть обманутым. Помогло бы, заставил бы сгрызть книгу целиком. Но не поможет. Первую встречу из памяти не вымарать. Потому Китцу оставалось лишь гадать, кого первого начнет обрабатывать неугомонный сопляк, и сколько иуде предложит. Сам Колин тоже рассматривал варианты переманивания надсмотрщиков. И если Китц грешил на Тоффера, то унгриец избрал Стейнбека. С собаками он умел замечательно ладить.
Что бы сказал Колин знай, заинтересовавший его человек благородного происхождения, а собачьи привычки приобрел, сидя на псарни собственного папаши. Старик, когда ему заходил в голову очередной бзик, отправлял отпрыска, впрочем, не его одного, к борзым и догам. Садил на цепь и кормил объедками. Последний раз Стейнбек провел на привязи три месяца. У собак нет привычки, сбегать от плохих хозяев, но он сбежал. И тысячу раз пожалел. В вольной жизни ему пришлось стократ солоней, чем в собачьем вольере. Но Стейнбек выжил, приспособился и научился понимать с полуслова. Китц держал его у себя нарочно. Нравилось канальщику помыкать благородным. Солидно.
ˮЭто как со шлюхой. Ей не нравится, а дает. Потому как за деньги, а не по любви.ˮ
Но это о человеке. Унгриец привлекало иное. В отношениях с кусающимися и лающими, главное показать кто хозяин. Утвердить право главенствовать. Этим Колин и собирался заняться в самое ближайшее время, преподать Стейнбеку урок эклектики.
По убытию с монастырского подворья, эскорт уведомили:
− Мне во дворец. Помимо прочего я еще и барон Хирлофа.
− По мне лучше в шинок, − намекнул Тоффер, отметить поездку и наметившиеся подвижки в предприятии.
− Про то, что лучше для меня, даже ОН не знает.
Тоффер и Стейнбек единообразно подумали про Китца. Что же, у каждого свой бог в этой жизни.
Визит к Серебряному Двору Колину удовольствие ниже среднего. Но инициатором оммажа выступал он сам. Никаких особых торжеств и празднеств не намечалось. Все келейно. Только свои. Узким кругом допущенных. Сатеник — коронный сюзерен. Фрей Арлем от Святой Церкви. Камерарий Липт свидетелем со стороны Поллака. Маршалк Гаус, полномочный представитель короны. Обряд не быстрый и Колин заранее попрощался с растраченным временем, уповая вечером растрату покрыть.
Не столь знаменательна, но не менее значима еще одна состоявшаяся встреча. К бейлифу прибыл Сеньи.
− Наконец имею счастье тебя лицезреть, − прорычал Акли, вставая из-за стола. − Соизволил откликнуться на мою нижайшую просьбишку?
ˮПусть бы сидел,ˮ − предвидел Сеньи долгий, трудный и неприятный разговор. Когда бейлиф на ногах, лучше и не загадывать, чем день окончится.
− Я пришел саин, как только смог, − почтительно поклонился сыскарь.
− А пораньше? — плохо справился с раздражением и недовольством Акли. — Потому как жду непозволительно долго. Можешь объяснить почему? Нет-нет. Почему жду, а не почему ты пришел? С этим как раз все понятно.
− Саин, я более не служу под вашим началом. Мое прошение об отставке вы приняли.
− Не припомню, такого прошения. Выгнать выгнал. За твои возмутительные требования.
− С вашего разрешения, саин….
− Вот и прошлый раз ты препирался, пока я не вышвырнул тебя за дверь, устав от твоего непомерного ослиного упрямства. Из этой самой комнаты. За вон ту самую дверь!
− Вы запамятовали саин.
− Мне решать, что памятовать, а что крепко держать в котелке. Ты мне нужен. Прямо сейчас. Не говоря о том, что нужен и день, и два, и три назад.
− Саин….
− Когда я говорю, прочие молчат. Заткнись и ты. За последнее время я столько наслушался, что с души воротит. И ладно бы путного, внятного или дельного. Одно вранье, пустые обещания и словесная вода. А я хочу правды. Её хочет король. Этого достаточно взялся за дело?
− Саин…
− То есть тебе недостаточно?
− Саин, поверьте…. Я бы с огромной радостью выполнил ваше приказание, но обстоятельства не позволяют мне этого сделать. У меня очень больна дочь.
− У меня болен младший сын и что? До этого болел старший. Болела жена и теща, и много кто. Но я хожу сюда хрен знает сколько лет и ничьи хвори не мешают мне исполнять возложенные короной обязательства. Выполнять их, начхав на все, что препятствует их выполнению. Так вот Сеньи, я не желаю слушать о причинах не заниматься делами короля, ибо в противном случае засуну тебя в такую жопу, что твоя малютка вырастит полной сироткой. И не при монастыре Святого Варфоломея и не под крылышком добреньких алексианок, а у Гелендера. Именно у него. Старая мразь все еще калечит детишек и заставляет просить милостыньку у церквей и рынках. Или отдам мамаше Лидицэ. Как ты думаешь, за сколько она загонит дырчонку твоей крохи? И сколько раз.
− Саин. Я безпорочно служил вам и королю, и теперь прошу только одного. Позволить быть со своим ребенком.
− Передоверь её кормилице, сиделке, новой жене. Кому угодно!
− Саин, я объяснил вам, она больна. Я не могу вернуться на службу.
− Полная чепуха. Он не может. Сможешь. Главное хотеть, остальное приложится. Так я понимаю? Я прав?
− Да, саин. Но все же прошу оказать милость не возлагать на меня поручений.
− Значит Сеньи ты ни хера не понял из того, о чем перед тобой тут распинался. И когда только отупел? Так вот, с сегодняшнего дня, этого часа и сей минуты, ты занимаешься расследованием хлебного дела и делом языкастого нищего с паперти Святого Хара, бывшего актера Алтуса. Что за козерог его прибодал к дверям, а, не, скажем, утопил или придушил. Попахивает публичной казнью. А тут еще колокольня долбанная рухнула! В нечистого я, в отличие от многих, не верю. Зато хорошо знаю людскую сучью породу, чья изворотливость даст фору самим Небесам! Докладывать будешь каждый божий день. Каждый божий день я хочу видеть твою свиную морду здесь, у себя. И не дай бог твое присутствие окажется пустой тратой моего драгоценного времени. Мне нужна полная картина произошедшего, подкрепленная собранными фактами и выводами из оных фактов. И ничто тебя не должно смущать или останавливать в твоей работе. Ни высокие должности фигурантов, ни их знатность, ни их связи, ни деньги, которые они тебе предложат. А такая коллизия может возникнуть. Особенно с серебром. Потому что хлеботорговцы неплохо поживились. Неплохо это я так, не сорваться кого-нибудь из них вздернуть. А один из них, как ты, наверное, слышал, преставился. Так вот, я и король, желаем знать, в какую сумму оценили голову Брисса? И кем? Братца можешь не приплетать. Он и против курицы в супе заговор не составит. Хотя если подумать, первый интерес в гибели родственника за ним. Опрошенные утверждают, помер Брисс от остановки сердца. То же твердят лекаря. Но им верить? Слишком удачно помер. Так что принимайся за дела.
