Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (читать книги без сокращений txt) 📗

— Помню. Но как они вернутся? У него же армия. Воробей, Вырвибок, ещё бояре.

— Они не будут воевать на его стороне. Мы собрали армию не для него.

— А для кого?

— Для Кряжича. Войска уже возвращаются в город. Вечером сюда придут бояре и скажут жёнам Четвертака, чтобы они собирались. Через неделю Четвертака пустят в терем забрать их и детей. И тогда он может попробовать отомстить. Тебе нужно переехать к нам. Понимаешь?

— Понимаю, дедушка. А как же?.. — Милана показала на живот.

— Это твоё дитё. — Кордонец посмотрел в глаза Миланы, поправился, — наше дитё. Мы его примем. Всё будет хорошо.

— Всё будет хорошо? — Милана говорила тихо, сил не осталось, всё, чего она добилась, рушилось, словно песочный замок под дождём. Или под пяткой Мечислава. — Кому я теперь нужна, дедушка? За кого я теперь пойду?

— Не бойся деточка, всё будет хорошо. Но тебе надо вернуться в наш терем.

— Хорошо. Завтра…

— Нет. Сегодня, сейчас.

— Почему?

— Ты узнала то, чего знать нельзя. Я приказал запрягать для тебя повозку, сейчас она приедет. Позови мамку, скажи, что хочешь погостить.

— Хорошо, дедушка. — Милана повернулась к входной двери, — Мамка, мамочка!

Дверь распахнулась так быстро, будто мамка ждала прямо за дверью. Впрочем, кто её знает, ведьму. Переваливаясь с ноги на ногу, бабка ковыляла к скамеечке, причитая на ходу:

— Чего тебе, деточка, чего милая? Водички или ещё чего?

— Соскучилась я мамка, по-своим. Отпусти в родной дом, повидаться.

— Да кто же тебе запретит, миленькая? Езжай! Только смотри, не растрясись в пути. Кордонец, пригляди за внучкой, ладно?

— Пригляжу, мамка, пригляжу.

Милана недоумевающе посмотрела на мамку, на прадеда, но от подозрений её отвлёк топот копыт. Повозка, запряжённая двойкой лошадей, остановилась около ворот. Кордонец поднялся с хрустом в коленях, протянул правнучке руку. Возница спрыгнул, подбежал, помог дойти, забраться. Улыбнулся Милане, посмотрел на хозяина, дождался кивка. Мигом очутился на облучке, схватился за вожжи. Пока не тронулись, Милана сделала несколько едва заметных жестов мамке, та едва заметно кивнула.

— Н-н-о, родимые!

Всю Восточную проехали молча, качка убаюкивала, Милана не сразу поняла.

— Мы же не в терем едем, дедушка?

— В терем, милая. Только за город. Не терем — настоящая крепость. Там мы будем в безопасности.

— В безопасности. Да, в безопасности.

Милана ещё какое-то время смотрела на дома, на городские ворота и когда уже выехали, вдруг подхватилась.

— Дедушка! Как она так легко отпустила, а? Ведь никогда такой доброй не была! Вы с ней договорились?

— Договорились. Как бы она отказала?

— Значит, там — опасно?

— Только для тебя, моя милая, только для тебя.

Доннер

Чувствовалось напряжение города, готового проглотить очередного князя.

Во дворе собрались прибывшие наёмники. Не было только сабельщиков: те после пира, на утро, уехали в Озёрск. Взяли расчёт и толпой отправились пропивать. Или, на что там серебро тратят? А эти, пришлые со Срединограда, хмурые, собранные, в полном доспехе и… растерянные? Точно, растерянные.

Восточная пуста, лишь в переулках на колодах сидят такие же растерянные копейщики, да у самых ворот мужичьё снова поднимает проклятый щит. Теперь уже крепят намертво, на длинные кованые гвозди. Впрочем, уже закрепили, последний плотник бросил молоток на землю и начал, кряхтя спускаться по верёвке.

Протолкавшись сквозь строй лучников, Милана ступила на лесенку. Не её здесь место, но наёмники расступались, давали пройти. Впрочем, не особенно она и скрывалась, добыча княжья.

— Дела городские, брат, — услышала голос Тверда. — Только и успел одним глазком узреть.

После короткой паузы снизу раздался знакомый голос:

— Понимаю, понимаю.

К самой стене протолкнуться не дали, растерянно осматривалась, искала щёлочку. Наконец, снизу раздалось:

— Чего надумал, серьга?

Почему — «серьга»? Причём тут серьга? Но Тверд, видимо понял, ответил упавшим голосом:

— Так будет лучше, серьга. Не место двоим в городе.

Милана нашла местечко у бойницы меж двух Змеевых воинов, выглянула.

Мечислав поймал её взгляд, улыбнулся:

— А вот и суженая моя. Не бойся, встань в полный рост.

Сразу появилось место, стало свободно, девушка вытянулась, опёрлась о частокол.

— Ну, что, суженая. Гонит нас брат.

Долго не знала, чем ответить, бежала развести, примирить, исправить, но губы ответили против воли:

— Почему «нас», Мечислав? Меня никто не гонит.

Гул, ропот воинов, где одобрительный, где гневный, придал девушке сил.

— Я — кряжицкая боярыня, воин. Моё первое дело — город. И если моего слова хватит, чтобы ты его не спалил, прошу — не пали мой город.

На плечо легла сухая рука, тихонько сжала, Милана обернулась, посмотрела в глаза прадеда — скорбные и одобряющие. Повернулась к Мечиславу, тот словно осел в седле, спина сгорбилась, плечи опустились. Наконец, встрепенулся, расправился, повертел головой в разные стороны, подбородок горделиво задран.

— Ну, что ж. Слово боярыни — закон. Ухожу я, Тверд. Твоя взяла.

Воин развернул коня, пустил по мосту, провёл между расступившихся товарищей. Прошёл по дороге шагов двадцать, обернулся:

— Эй, дружина! Осады не будет. На брата я не пойду. Снимаемся, идём счастья искать!

Подождал, осмотрел хмурых воинов, глаз зацепился за Ерша.

— Ну? Ёрш! Что же ты?

Ёрш помялся, передёрнул плечами, наконец, решился:

— Я, Мечислав, своё серебро в казну города сдал. Получается, присягнул.

— Вот оно что… — бывший князь окинул взглядом остальное войско. — Кто ещё остаётся?

— Не обижайся, Мечислав, — сказал другой сотник, не знакомый Милане, — ты нам платил из Змеевой казны. Чем теперь заплатишь?

Мечислав лишь развёл руки:

— Ничем. Нет ни города, ни серебра. Есть только дальняя дорога. Больше нет ничего.

Воины, вначале робко, потом смелее начали покидать строй, отходить к мосту, словно защищая его от остальных. Как же так легко бросают предводителя. Или труднее всего было ей, Милане, да чуть легче Ершу? Осталось не более сотни во главе с Тихомиром.

— Тихомир. А ты? Как братьев делить будешь?

Воевода набрал в грудь воздуха, казалось, сейчас закричит. Удержался.

— Моя воля, я бы вас обоих пополам разделил. Чтобы четверо стало.

И пустил коня к Мечиславу. Милана вздрогнула от крика Тверда.

— Тихомир! Ты-то куда? Оставайся!

— На кудыкину гору, — крикнул воевода так громко, словно стоял с Миланой рядом. — Вас вон сколько, а я завсегда за слабых был. Да и не платил ты мне. Ни сам, ни серебром Змеевым.

Воевода смачно плюнул на дорогу и поскакал догонять Мечислава. Пристроился справа, положил руку на плечо, тряханул. Тот накрыл своей ладонью, похлопал.

Тверд не решился открывать ворота, велел пропускать воинов по одному, опасаясь засады. Оставшаяся на стороне Мечислава сотня долго не могла сдвинуться с места, словно разрывалась между долгом и тёплым домом. Человек тридцать выбрали дом, остальные поскакали к изгою.

Калитка втянула в себя войско, те спешивались, отдавали оружие новому князю, целовали его меч, присягали на верность Кряжичу и боярам, а Милана всё стояла на городской стене и смотрела вслед Мечиславу, что уже почти пропал за пригорком. А если она от него уже понесла? Сейчас-то не выяснишь. Надо на всякий случай…

***

Топот копыт от терема вывел из раздумий. Волхв скакал к воротам, словно удирал от Змея. Осадил Звёздочку рядом с Твердом, откинул длинные волосы:

— Бывай, князь! Рядом с твоим теремом дом чахлый стоит. Сегодня ночью его хозяин помер. У него сын есть, Жмыхом зовут. Присмотрись к нему, славный воин может получиться.

Волхв дёрнул повод, и на полном скаку так ловко выскочил в калитку, что показалось, будто прошёл сквозь дубовые доски.

***

До леса оставалось несколько сотен шагов, вошли в низину, Кряжич спрятался за холмом.