Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его (СИ) - Смирнов Владимир (читать книги без сокращений txt) 📗
— Толково придумано. Только и тебе надо бы прилечь. Туда, поди, одним переходом не добраться.
Тихомир повернулся, кивнул. Вторак коснулся шеи Мечислава, тот непонимающе обернулся, откинулся на спину, глаза закатились. Вдвоём оттащили от края обрыва, волхв подложил под голову князя свёрнутое одеяло.
Проходящий мимо Огниво вскрикнул, метнулся, воевода приложил палец к губам, поманил. Сотник подошёл, недоверчиво зыркнул. Тихомир зашептал:
— Слушай сюда, Огниво. Князь устал, пусть отдыхает. На рассвете мы с ним идём на разведку, ждите нас… — глянул на волхва.
— Сутки. Или двое. Если не вернёмся, возвращайтесь домой.
— А как же мы? Мы же…
— Тихо. Войском тут не решить. Не на Змея наше войско. Глядя на нас он только и того, что от хохота помрёт.
Блиц
Лютнист хлебнул из глиняной кружки, утёр длинные усы, пробежал пальцами по струнам. Гвалт начал затихать, народ обратился в слух.
— Сыграй, Густав! — крикнул кто-то, но получил звучный подзатыльник. И так понятно: меттлерштадский певец просто так лютню в руки не берёт. Густав оглядел зал, улыбнулся своим мыслям, кивнул. Музыка набрала силу и уверенность. Голос — чистый, словно ключевая вода — начал выводить необычную для Кряжича мелодию.
В корчме яркий свет,
Пьяный угар,
Дико бесится пьяный народ.
В углу сидит одноногий райтар,
Он не весел, и тоже — пьет:
Не ходить ему больше в бой.
Не рубить мечом врага.
Столько лет на войне,
Как дальше жить?
Тара-там-там-там-там!
В поле осталась нога…
Мечислав улыбнулся брату, сидящему рядом. Тот кивнул в ответ. Ясное дело — хитрец Густав выбрал военную балладу, понимая, что воины, пропивающие заработанное, легче дадут именно за такую суровую и грустную песню.
Дверь отворилась,
Радостный крик
Встречает босого певца.
Почетный кубок давно налит,
Открыты навстречу сердца.
— «Спой о бедной любви пастуха!»
— «Спой о верности сладкой Энн!»
— «О янтарном кубке!»
— «Рубине вина…»
Тара-там-там-там-там!
…Возрадуйся, радуя всех».
Ирония богов: Густав решил спеть о сегодняшнем вечере? Интересно, как он будет теперь выкручиваться? Народ в недоумении оглядывается, лишь уверенный голос лютниста не даёт вот прямо сейчас побить его за обманутые ожидания. Где героические битвы, музыкант?
Осмотрелся гусляр,
Накидку снял,
Пальцы выбрали нужный аккорд.
И топот копыт, железа лязг
Услышал в корчме народ.
Надрывался голос певца!
Упивалась полетом стрела!
Радость битвы вернулась,
Слезу с лица…
Тара-там-там-там-там!
…Утирал одноногий райтар.
В корчме яркий свет, пьяный угар,
Дико бесится пьяный народ.
В углу сидит одноногий райтар,
Тара-там-там-там-там!
Теперь он
Бесплатно
Пьёт.
Взяв последний перебор, Густав оглядел прикрытыми глазами присутствующих, слабо подрагивающий подбородок показывал, что певец и сам растрогался от своей новой песни. Пьяные воины вообще не скрывали слёз, последнему «Тара-там-там-там-там!» подпевали дружно, громко, отстукивали ладонями по столам и ляжкам. Шмыгали носами, размазывали сопли по мордам, утирались рукавами, лезли за серебром. Судьба не любит скупых: кто из них сядет однажды в углу калекой?
Змеев сотник перестал созерцать Густава, обратил бледное лицо к братьям и подпёр подбородок сложенными «корзиночкой» пальцами.
— Ну, молодые воины, что скажете?
Мечислав ухмыльнулся: поняв, что в такой позе говорить неудобно, сотник приподнял брови, положил сцепленные руки на стол. Тверд вальяжно отхлебнул медовухи, жутко дорогой в этих краях, поджал губы, словно разговор ему был неприятен, вздохнул:
— Домой мы, конечно, хотим. Но есть три препятствия.
— Назовите их. Возможно, нам удастся что-то придумать.
— Кому — «нам»? — саркастически поднял бровь Мечислав?
Сотник пожал плечами:
— Мне и вам, мне и другим торговцам, нам с вами и — моим товарищам. Вы же не считаете, что я предлагаю это от себя лично?
— А от кого?
— Я же сказал. Четвертак стал для нас слишком дорог. Мало того, что он не выполняет условий, так вдобавок решил, что его княжество слишком мало, и начал собирать армию для расширения кряжицких земель. Мы, торговцы, прибегаем к войне в самом крайнем случае, когда уверены, что затраты перекроются выгодой.
— А так бывает?
— Бывает. К примеру, если бы Четвертак взял Озёрск приступом, с условием, что его князь подпишет с нами договор, но при этом останется князем, это принесло бы прибыль.
— Как с Дмитровым? — догадался Мечислав.
— Как с Дмитровым. Но Четвертак собирается присоединить Блотин к себе. А это — бунты, разбойники, усмирение бояр, смута на долгие годы. Мы не сможем проводить караваны по этим землям, значит — не будем давать деньги на такое предприятие.
— А нам вы деньги давать будете?
— Будем. Вы наберёте наёмников, пройдёте через Озёрск и Блотин, заключите с ними договора.
— Договора? Теперь это так назывется?
— Назовите иначе, значения не имеет. Если Ульрих с Тихомиром учили вас только драться, вы мне не подходите.
— Это почему же?
— Мне нужен князь, а не бешеный медведь, ибо бешеный медведь сейчас сидит в Кряжиче и смотрит на соседей. Мы не собираемся менять одного на другого.
— Погодите-погодите, — Тверд выставил руки. — Это разумно, мы действительно не собираемся драться только ради того, чтобы лить кровь. Дмитров — доказательство. Мы даже раненых не добивали.
— Об этом я и говорю. Человеческая кровь слишком дорога для нас, чтобы лить её из-за чьих-то растущих аппетитов.
Сотник выжидающе посмотрел на братьев, те даже поёжились: пронзительные чёрные глаза казалось, копались в мозгах, искали в душе самое сокровенное. Тверд встряхнулся, поёжился. Надо что-то сказать, пока брат что-нибудь не ляпнул.
— Ну, с первым вопросом разобрались. Серебро Змеево племя нам даст.
— Даст.
— Второй вопрос такой: кем мы будем выглядеть, если зайдём домой с огнём и перебьём половину народу?
— Никем. Этот вопрос решён.
— Никогда не поверю, — подхватил Мечислав, — что Четвертак не выставит людей на стены.
— Повторяю — этот вопрос решён. Ваше дело: идти с юга, присоединить к Змеевым землям два княжества и выйти к Кряжичу… скажем… к следующему лету. Или к середине. Да. К середине лета.
— Это же полгода!
— Девять месяцев. Сейчас лишь середина осени. Вы собираете рать на юге, проходите Озёрск, Блотин, и — выходите к Кряжичу. Ещё вопросы?
Мечислав наклонился через стол, пристально посмотрел на сотника.
— Четвертака поддержали бояре.
— Он их обманул.
— А смерть отца?!
— Месть? Ты хочешь мести?
— Я хочу правды!
— Я сказал правду. Но если хочешь мести, дай им хотя бы высказаться. У вас хватает законов, чтобы наказать бояр за предательство.
Мечислав с сотником уставились друг на друга. Твердимир поглядывал на них, понял, что пауза затянулась, отхлебнул из кружки, бухнул ей о стол, от чего собеседники перестали играть в гляделки, повернулись в его сторону.
— Ну, хорошо. Интерес торговцев нам понятен. Скажи-ка мне вот что. Зачем всё это нам? Месть местью, она царапает, но это и всё.
— Тверд, как ты можешь?!
— Погоди, Меч! Ты старше, но сотник знает что-то ещё. И я хочу, чтобы он это сказал! Я не хочу играть вслепую, понимаешь?
— Да? — Мечислав осёкся, на миг задумался, сжал кулаки, опустил на стол и обратился к сотнику, — что скажешь, караванщик?
— Ещё я знаю, что Четвертак не прекратил покушения на вас. И что Тихомир с Ульрихом пока что пресекают исполнителей, стараясь, чтобы вы знали как можно меньше. А ещё я знаю, что Четвертак не остановится, и однажды, пока вы ещё не набрали достаточно сил, ударит открыто. Плюс к тому, я знаю, что единственный способ от этих покушений избавиться — ударить по нему первыми. Если бы не наше предложение, вы не могли бы напасть на него раньше, чем через три-четыре года. И Четвертак считает, что у него есть это время. Этого достаточно?
