Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит (полные книги TXT) 📗
— Мы в храме красоты, — шепотом сказал Тави. — Как жаль, что Санджати Кунгера не видят этого.
— А я думаю, что видят, — очищая его шлем и плечи от черного снега, возразил Ивара. — Думаю, их дерево сейчас тоже преображается, наполняется новой энергией.
Блики красного, желтого, зеленого света заплясали по стенам пещеры, отражаясь в золоте, в стекле скафандров, освещая волшебным сиянием лица людей. Но и черный снег продолжал идти. Его стало так много, что в некоторых местах под ним уже нельзя было увидеть золото. Хинта заметил, что новые черные хлопья на плечах его друзей начинают таять и впитываться в их скафандры — то же самое, должно быть, происходило и с ним. Он подумал, что перед этой тьмой они смогут устоять, ведь один раз им уже это удалось. Но там, впереди, Экватор затапливали потоки фиолетовой Бемеран Каас. Даже сквозь свет величественного древа Хинта видел, что скоро заслон станет невозможно преодолеть. А он знал, на что эта субстанция способна, помнил, как она пожирала, жгла, вмораживала в себя живых существ. Но он молчал. Общность между ним и его друзьями перешла на какой-то новый уровень. Они смотрели на жизнь светлого древа. Уже не имело смысла говорить о плохом. Черный снег ложился на их плечи — они устали его стряхивать. Их ноги тонули во тьме, поглотившей платформу под ними. Хинте пришло в голову, что все они сегодня погибнут, и что их смерть не будет похожа на смерть. Они зашли слишком далеко. Вокруг происходило что-то большее, чем просто катастрофа или катаклизм. Сама жизнь и само ничто сталкивались здесь, и уже нельзя было умереть обычной смертью. Смерть здесь означала бы какую-то форму слияния с тьмой или со светом, утрату себя, растворение в безумных снах.
— Мы ведь можем загадать желание? — тихо спросил он. — Загадать желание древу, как в это верят Санджати Кунгера?
— Я уже загадал, — ответил Тави.
— Само наше появление здесь, — сказал Ивара, — это знак того, что мы выражаем желание. А древо — это ответ. Оно — мое желание.
— А я прошу, чтобы к тебе вернулись твои друзья, — ответил Тави, — и…
Он замолчал. Ивара обнял его, прижал к себе.
— Тогда я прошу, чтобы среди воскресших тебе явился Джилайси Аргнира.
Тави надломленно рассмеялся.
— Я уже почти перестал об этом мечтать.
— Почему?
— Не знаю, — пожал плечами Тави. — Наверное, потому, что мы сами — герои. Потому что я уже связан с Джилайси. Не знаю. Я немножечко перестал себя понимать. Я чувствую, что все свершается, что все достигнуто, что мы там, где нам нужно быть.
— А я хочу, чтобы мы просто уцелели, — попросил Хинта, — чтобы мы смогли встретиться снова и увидеть друг друга в новом мире — там, где мы будем свободны от Бемеран Каас.
Он чувствовал, что с ним начинает что-то происходить. Тьма впитывалась в него, и та страшная мертвая страна, которую он увидел, когда падал к золотой реке, снова была совсем близко. Он все еще различал светлое древо, но ему стало казаться, что оно растет одиноко посреди бескрайней черно-фиолетовой равнины, озаренной светом пустых небес и мерцающих в них голубоватых радиоактивных звезд. Он почувствовал что-то темное рядом с собой — тени развоплотившихся существ, души, в которых не осталось ни капли света.
— Мы одно с Бемеран Каас, она приняла нас, — шептали они, — мы хотим вернуться, мы хотим тела, мы хотим твою жизнь, мы вечные, мы истинные правители миров, мы сверстники вселенной. Не верь золоту, не верь свету, ты для света ничто, твое существование оборвется в один миг, а твоя душа улетит без памяти и воли, словно увядший лист. Иди к нам. Истина у нас — на наших черных путях. Секрет бессмертия — под серой кожей наших слуг. Могущество — в наших пустых городах, в глухой тишине. Вершины цивилизации — на борту наших обсидиановых кораблей, среди спящих страшных машин.
— Я не хочу, — пробормотал Хинта.
— Чего ты не хочешь? — издалека спросил его Тави. Хинта обернулся и словно в черном тумане увидел силуэты своих друзей, а потом вдруг заметил на их шлемах и плечах проблески золота.
— Он спас нас, — сказал Хинта. — Аджелика Рахна спас нас от тьмы. Тави, на тебе золото.
— И на тебе, — восхищенно откликнулся Тави. — И на Иваре.
Их полускафандры начали покрываться благородным металлом, обретая новые детали, трансформируясь и усложняясь, получая красоту и мощь древних лат. Воздух внутри стал удивительно чистым и приятным для дыхания — каждый вдох дарил телу силу, а разуму ясность. Хинта ощутил, как тенета Бемеран Каас спадают с его сознания. Голоса начали стихать, зароптали и исчезли. Черно-фиолетовой равнины тоже больше не было. Черный снег стал казаться полупрозрачным, он больше не скрывал красоту преобразившейся реки и величие растущего над ней светлого древа. Дыхательные маски исчезли, распавшись узорами пикселей, стекла шлемов стали такими прозрачными, что теперь они все могли видеть лица друг друга.
— Вот, значит, как появляются золотые вещи! — сказал Тави. — Я чувствую, как оно движется по мне, под обшивкой моего скафандра!
Он произносил эти слова, и в эти же самые мгновения его шлем удлинялся, оперяясь тонкими, изогнутыми серебряными лепестками. На наплечниках появились легкие накладки, стрелками расходящиеся в стороны. Торс комбинезона подтянулся, баллоны с газом на спине будто бы вовсе исчезли. На серебряных пластинах возникли узоры и рисунки невероятно тонкой работы. Они изображали все, чем Тави жил, о чем мечтал — там были картины древних городов и битв, лица героев, звезды с протянувшимися в бесконечную даль лучами. А на груди, став абсолютным средоточием композиции, засияло изображение самого центра вселенной с проступающим из него ликом Образа. Вся фигура Тави обрела какую-то особую хрупкость и стремительность; его новый скафандр подчеркивал его природную грацию, соответствовал его манере двигаться. Тави стал похож на птицу древней земли — свободную, легкую, способную часами парить, рассекая крыльями чистый воздух, любуясь простором, купаясь в лучах солнца и потоках ветра. Многоцветные блики волшебного света играли в легком благородном металле его брони, и сам он будто светился неярко зелено-золотым сиянием.
Одновременно менялся скафандр Ивары. В отличие от скафандра Тави, он стал почти полностью золотым, но с серебряными узорами. Легкости в его одеяниях оказалось меньше, зато величия было больше — строгие ступенчатые накладки появились на шлеме и наплечниках, мощно поднялись пластины кирасы, защищающей грудь. Серебряные узоры на броне отчасти совпадали с узорами на латах Тави, однако в большей мере были посвящены не вселенной, но моментам человеческой истории: не героям, но правителям и мудрецам; не битвам, но скорбным временам после битв. Моменты скорби были и на скафандре Тави, но здесь они преобладали, а в самом центре композиции находился мемориал с изображением друзей Ивары, которые на своих руках поднимали вверх огненный шар с танцующим Аджелика Рахна.
Последним перемену внутри своего скафандра ощутил Хинта. Тысячи золотых лепестков мягко скользнули по его коже; все сдвинулось, исчезло всякое чувство дискомфорта, тесноты. На мгновение мальчик даже ощутил себя нагим, но сразу понял, что одежда все еще на нем, просто теперь это было нечто особенное, до мельчайших деталей подогнанное к форме тела. Внешне обновленный скафандр Хинты был словно завершающая часть триптиха. Серебра ему не досталось — в узорах на его латах черный металл в равных пропорциях чередовался с золотом. И эти узоры почти целиком были посвящены возможному будущему: в центре композиции находились Великие Врата, из которых выходили тысячи людей, а вокруг расцветала природа и разворачивались сцены жизни — люди и животные бродили среди неведомых растений и необычных машин, корабли плыли по водам, поезда ехали по рельсам, ракеты взмывали в небо, а звезды своими лучами словно бы указывали им всем путь.
Ни один из них не мог охватить взглядом всего, что на нем было, поэтому каждый рассказал другим, что он на них видит. И слушая реплики Тави и Ивары, Хинта вдруг испугался.
