Земля в иллюминаторе (СИ) - Кин Румит (полные книги TXT) 📗
Наконец, Хинта удобно оделся, но потом к нему вернулось чувство растерянности. Он не знал, что делать дальше, не мог решить, стоит ли будить Тави, или взрослых, если те сейчас спят. Он предполагал, что еще слишком рано. В огромном доме царила обманчивая тишина, но он уже понял, что здесь почти всегда тихо. Эти стены были построены так, чтобы сквозь них не проникал лишний шум. Огромный сад тоже скрадывал звуки, вбирал их в свою шуршащую листьями глубину.
Пытаясь успокоиться и придумать какой-то простой план, Хинта начал ходить по комнате. Он нарезал маленькие медленные круги, скользил вдоль полок, нежно и опасливо прикасался к чужим вещам, маленьким и осиротевшим. Комнату прибрали наспех, за рядами игрушек тонким слоем лежала годовая пыль — особая, приятно пахучая, сырая пыль, которая могла появиться только в этом зеленом доме.
Постепенно в душе Хинты пробудился интерес к внешнему миру — думать о себе и своих делах было слишком утомительно, и он начал думать о прежнем владельце комнаты. Тот был чуточку младше, чем они с Тави. Как он жил, ради чего взрослел? Эти игрушки казались такими дорогими; в Шарту не было детей, настолько заласканных жизнью, настолько богатых, окруженных таким изобилием. Здесь были фигурки героев — их руки и ноги гнулись, но при этом они казались цельными, живыми, словно уменьшенные копии реальных людей; маленькие терминалы для разных игр, а впридачу к ним — очки виртуальной реальности и хитрые сенсорные манипуляторы для рук, подобные тем, с помощью которых Ивара управлял робофандром; игрушечный монорельсовый поезд, причем ножки монорельса регулировались, а сам монорельс тянулся, и его можно было превращать в петлю любой степени сложности; конструктор, позволявший создавать самые разные машины; стол для виртуальной лепки — и еще десятки других потрясающих вещей. Некоторые из этих предметов Хинта даже не решился бы назвать игрушками — они были такими красивыми и сложными, что скорее подходили для взрослого хобби.
Еще не так давно Хинта мог бы разозлиться на эту роскошь, начать испытывать зависть. Но вчера в нем что-то сломалось. Он не завидовал этому мальчику, лишь понимал, что был бы очень рад три года назад, без жертв, получить вот такую комнату в свое распоряжение. Однако мир не делал бесплатных подарков; чтобы попасть сюда, пришлось потерять слишком много. И еще Хинта понимал, что прежний владелец этой комнаты, возможно, не всегда чувствовал себя здесь счастливым. Тот, кто получил все это от рождения, мог не видеть прелести в этих вещах. Итака просто жил здесь, а его разум был направлен на мир взрослых. Он смотрел на отца и на мать, сопереживал, когда чувствовал, что те запутались в своих делах, страдал, когда видел, как их тяготит власть. Он стремился к большему, хотел понимать, знать — и упросил старших отвести его на секретную демонстрацию, и там погиб — погиб так же легко, как если бы был бедняком и каждый день ходил в плохом скафандре под отравленным небом.
Постепенно Хинта начал различать следы в узоре пыли — следы прощаний и чужой боли, следы руки, которая бродила здесь до него, прикасалась к этим игрушкам. Продвигаясь вдоль этих крошечных отметин, он вдруг обнаружил предмет, который принесли сюда совсем недавно. Это была странная штука, похожая на черную таблетку — крошечный карманный проектор. Никакой системы управления у него не было, лишь одна-единственная кнопка. Машинально, бездумно Хинта включил вещицу. Он сделал это даже не из любопытства, а просто потому, что его руки привыкли к работе с устройствами, его пальцы всегда хотели все включать. Он ничего не ждал, и вздрогнул, когда из проектора полыхнул яркий луч голографического лазера. Ослепленный, Хинта зажмурился, а когда открыл глаза, то обнаружил, что половина комнаты залита дрожащим светом. Повсюду плыли изображения. Некоторые из них были очень маленькими, другие — очень большими, они накладывались на стены, на потолок — скользящие обрывки неба, какие-то люди, здания. Это был целый мир, и весь он выливался из этой крошечной черной таблетки. Раньше Хинта даже не подозревал, что устройство таких размеров может создавать изображения такого качества. Это был целый ламрайм, умещавшийся на одной ладони.
Щурясь, чтобы не повредить лазером глаза, Хинта поставил проектор на пол в центре комнаты, отошел назад и сел на край неубранной постели. Теперь он увидел больше. Запись шла без звука. На ней был огромный бассейн и впечатляющий белокаменный дом — не усадьба Ливы, а чье-то еще большее аристократическое владение. Вечернее солнце золотисто сияло сквозь немного затемненный купол. Сначала Хинта решил, что это другой купол Литтаплампа, но потом изображение повернулось, и он увидел голые красные скалы прямо за стеклянной стеной. Это было где-то в незнакомом ему месте, возможно, на другом краю ойкумены.
И там были люди. Хинта сразу узнал их всех, хотя они ужасно изменились. Инка — молодая, с ясным, горящим от веселья лицом, кружилась в объятиях Ливы, пока тот не столкнул ее в бассейн. Лива был без бороды. Он хохотал, она в ответ брызгала на него водой из бассейна, вспыхивавшей на солнце искрами света. Еще двое, которые были в бассейне, присоединились к ее игре. Ивара и Амика поливали Ливу, который бегал по берегу и что-то изображал. Все они кричали — без звука. Потом Амика, Ивара и Инка выбрались из бассейна и начали гоняться за Ливой, чтобы тоже окунуть того в воду.
Наблюдая за их забавами, Хинта на несколько минут забыл обо всем. Фигуры, очерченные лазером, носились перед ним по комнате — удивительно объемные, удивительно настоящие, хотя один из них давно лежал мертвый на морском дне. На них были одни лишь купальные костюмы. Длинные мокрые волосы Инки взметнулись от движения. А все трое парней вокруг нее были красивы, и все — разной красотой. Они были в отличной форме — развитые мышцы придавали мокрым телам потрясающую рельефность. Амика в этой четверке казался самым крупным. Он смотрел на свою сестру и на других ребят с каверзной улыбкой доброго задиры. В нем было что-то героическое, что-то дикое. Его кожа была очень загорелой, почти медной, глаза — яркими. Лива наоборот, был бледным, кровь легко приливала к его лицу, он быстро раскраснелся от бега. Он пылал здоровьем, страстью и совсем не походил на того усталого, ссутулившегося, удлинившегося человека, каким Хинта узнал его вчера. Но больше других Хинту удивил Ивара — потому что в Иваре было что-то царственное. Он смеялся и играл с божественной грацией и гордостью. Легкий, стремительный, весь как натянутая пружина, он обходил других. И хотя Амика, пожалуй, изредка специально ему поддавался, но Инка и Лива точно отставали от Ивары. Он был их солнцем, их движущим механизмом; это его жаром дышали их лица, это он вселял дикий задор в глаза и улыбку Амики.
Эти счастливые полуголые люди были такими естественными в своем танце, что, глядя на них, Хинта долгое время не испытывал никакого смущения. Он забылся, наслаждался, комната для него исчезла, и остался лишь этот виртуальный мир давно минувшей радости. А потом произошло то, чего он не предвидел. Ливу изловили и сбросили в бассейн. Инка прыгнула на него сверху. Амика и Ивара остановились, торжествуя победу. Вдоль воды на круглых белых пьедесталах стояли статуи героев. Амика встал между ними, обнял мокрыми руками гладкий камень. Его лицо было между лицами героев, и сам он выглядел как ожившее творение художника. Ивара подошел к нему, и они начали целоваться. Вода текла по их плечам. Инка несколько мгновений смотрела на них из бассейна — такая же завороженная, как и Хинта, но потом Лива развернул ее к себе и тоже поцеловал — другим, легким поцелуем.
В этот момент, к великому смущению Хинты, дверь детской отворилась, и появился Тави. Он замер на пороге. Хинта смотрел на друга, а Тави смотрел на трехмерные фигуры, на льнущих друг к другу молодых мужчин. По полу и стенам бежала рябь лазерной воды. Потолок сиял, как настоящее небо. Тави был не один — над его плечом в полутьме коридора проступило лицо Инки. Свет проектора падал и на них тоже, и они теперь светились, как и все вокруг, как и сам Хинта, должно быть, светился для них.
