Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Вот же… и не побоялся Вотанов крест надеть! — удивился Лихо, пятно трогая. — Хотя, конечно, если с большего человек… крест его не спас.
— Но след оставил. Если крест был освящен должным образом, а судя по глубине ожога потерпевший не пожалел денег на полный обряд…
Панночка Белопольска к мертвяку прикасаться брезговала. И всерьез подумывала про обморок, потому как девице приличной видеть этакие ужасы было непристойно… и не пристало… и вообще мутило… а ежели вдруг да вывернет?
— Мед… и еще огурцы… вряд ли он огурцы закусывал медом… или мед огурцами? — Лихо продолжал рассуждать вслух. — Медом на Креплиной пустоши пахнет… хорошо так пахнет, сладко… так и тянет с коня сойти и прогуляться по лужку…
— И как, находились?
— Находились. Их потом на лужке и находили… улыбались вот так же, счастливо. Белый дурман, — Лихо поднялся и руки вытер о штаны. — Он же — навья хмарь… или навий морок еще… правда, чтобы вот тут… странно.
Себастьян согласился: странно.
— Думаешь, эта его знакомая, к которой он Еву собирался…
— Думаю, что все это до хренища сложно и непонятно, — Себастьян обошел труп с другой стороны. — Зачем он нужен был колдовке? Убила, когда попался? Он бы все одно попался… дурак же ж… а с дураками связываться, даже хитрыми, оно себе дороже… зачем тогда?
Лихо ждал, если и имелись у него свои мысли, то делиться ими он не собирался.
— Ладно, — Себастьян потер виски, потому как голова начала мерзко ныть, не то мигренью испереживавшейся за день панночки Белопольской, не то собственной, Себастьяновой, нажитой от избытка информации. — Свези-ка ты этого красавца Аврелию Яковлевичу. Пусть допросит… авось и повезет.
— А ты?
— А я не могу. Говорил же. Свидание у меня, чтоб его…
…часом позже многочисленные постояльцы коронной гостиницы, до того трагического дня, как поселился в ней Аврелий Яковлевич, имевшей репутацию самого спокойного в городе заведения, всерьез задумались о перемене места обитания. Хозяин же гостиницы, проклиная и собственную трусость, не позволившую отказать постояльцу столь сомнительному, и собственное же честолюбие, пил пахучие успокоительные капли и срывающимся шепотом проклинал всех ведьмаков разом. А заодно уж и королевских улан, напрочь лишенных, что такту, что вообще понимания.
Причиной же сего переполоха, после которого тихий Гданьск взбудоражили самые разнообразные слухи, один другого жутче, стал черный весьма зловещего вида экипаж. После говорили, что блестел он лаком и позолотой, а четверик коней вовсе дымы изрыгал. Впрочем, находились особы настроенные скептически, утверждавшие, будто бы карета оная была вида самого обыкновенного, разве что по некой странной причине лишенная одной дверцы…
И правил ей вовсе не мертвяк в форме королевского улана.
Что, дескать, кучер был очень даже жив, а местами чересчур. Он коней, к слову, не самых хороших, так, средней руки, остановил и, спрыгнув с козел, кинул швейцару:
— Аврелий Яковлевич тут обретается?
Мальчишка, который перенял вожжи, после говорил, что за работу ему улан целый сребень дал, и что от монеты этой, как и от самого странного посетителя, вовсю несло мертвечиною.
Врал, небось.
Швейцар вот ничего не утверждал, лишь скалился, демонстрируя на редкость ровные белые зубы, которыми втайне гордился, и ус покручивал.
Тогда же он ответил:
— Здесь-с… еще не встали-с.
Это швейцару было известно от горничной, которая в комнатах ведьмака прибиралась и за то получала от хозяина двойной оклад, а после того случая с дымами и призраками и вовсе выпросила себе премию на капли от нервов.
К известию о том, что Аврелий Яковлевич еще почивать изволят, улан отнесся без должного пиетета. Мальчишке кинул сребень, стало быть за хлопоты, велев:
— Отведи к полицейской управе, пускай займутся… погодь.
Он исчез в карете, в которой и вправду не хватало дверцы, и это обстоятельство само по себе премного швейцара смущало. Но он, обладавший немалым жизненным опытом, не стал заострять внимания на сем недостатке экипажа, равно как и на иных признаках, дававших понять, что утро у кареты не задалось. И улана пропустил бы безропотно, когда б…
Из кареты тот вышел не один.
В первое мгновенье швейцару показалось, что человек, которого улан с противоестественной легкостью нес на плече, пьян.
— Дверь открой, — бросил улан и сам же сапогом пнул.
Пинок пришелся в закаленное стекло, которое по приказу владельца гостиницы трижды в день натирали мягкой ветошью, дабы сохранить прозрачность.
На стекле остался след сапога.
И еще, кажется, раздавленный жук… но не это шокировало швейцара: среди гостей встречались и грубияны. Нет, он вдруг увидел, что руки господина в грязном, но явно не дешевом костюме, связаны за спиной, что рот его заткнут и ко всему перетянут ременной петлей, в которой не без труда узнавался форменный поясной ремень, благо, пряжка его с королевской пантерой поблескивала…
Швейцар открыл было рот, дабы выразить свое возмущение подобным поворотом дел: все-таки гостиница, отмеченная в путеводителе королевства Познаньского коронами, имела определенную репутацию, каковую этот улан мог разрушить.
— Что? — улан, верно, ощутил и возмущение, и гнев, охвативший добропорядочного и степенного служителя.
Повернулся он резко, опалив недобрым взглядом желтых глаз. А швейцар вдруг ясно осознал, что господин в некогда дорогом костюме ныне мертв. И от страха не нашелся сказать ничего лучше, кроме как:
— С трупами нельзя.
— Почему? — неожиданно заинтересовался улан.
— Не принято.
И видя сомнение на лице гостя, следовало сказать, что лице в целом симпатичном, несмотря на некоторую избыточную жесткость черт, добавил:
— Дамы-с… а у дам-с — нервы-с… труп их побеспокоит.
— Не переживай, — улан погладил мертвеца по спине. — Не побеспокоит он твоих дам. Он у меня вообще тихий…
И оскалился, демонстрируя внушительного вида клыки.
От обморока швейцара удержала лишь профессиональная честь и понимание, что, в общем-то, странный гость уйдет, а вот гостиница останется. И добре бы ему остаться при ней.
К чести улана следовало отметить, что труп его и вправду оказался нешумливым, и в иных обстоятельствах, при малой толике везения, сия престранная пара осталась бы незамеченной, но…
…княгиня Поташевска имела обыкновение выгуливать четырех своих шпицев аккурат в четверть третьего…
…а панна Кокусова, супруга купца первой гильдии, находившаяся в Гданьске на излечении подагры, спускалась в кофейню за ради беседы с давней своей заклятою подругой…
…и четыре кузины Одоленские собрались на полуденный променад по набережной…
В общем, дам в холле гостиницы скопилось с избытком…
— Лишек! — воскликнула княгиня, несмотря на преклонные года сохранившая и остроту зрения, и ловкость. — Ты ли это!
— Я, тетушка, — несколько нервозно признался улан.
Кузины Одоленские одарили его взглядами.
Купчиха неодобрительно покачала головой… что именно она не одобряла, впоследствии узнать не удалось.
— Что ты тут делаешь?
Шпицы княгини, рванувшиеся было к улану, попятились.
— Да вот… так… труп несу, — ответил тот, перекидывая тело с левого плеча на правое.
Кузины присмотрелись.
Купчиха охнула.
Шпицы взвыли, а княгиня лишь укоризненно покачала головой:
— Годы идут, а ты не меняешься, вечно всякую гадость домой таскаешь…
— Так… — улан, кажется, смутился. — Я… не себе… по службе… служебный труп, так сказать…
Это объяснение княгиню удовлетворило, чего нельзя было сказать о кузинах Одоленкских, к созерцанию трупов, служебных аль вольного характеру, вовсе не расположенных…
Девицы завизжали.
Купчиха молчаливо и солидно лишилась чувств, осев на руки молоденького коридорного, коий в последние дни за нею увивался…
Впрочем, улан на суматоху внимания не обратил.
Он прежним бодрым шагом пересек холл, поднялся по лестнице, оставив на дорожке вереницу пыльных следов.
