Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Иштар прошёл вдоль статуй. Остановился возле последней:
— Шабир Тевако. Он добрался до Моря Просветления.
— Чем он прославился? — поинтересовалась Малика, глядя на скульптуру старого человека.
— Тевако сказал: «Мы защитники и освободители» и создал Лунное Единство. В него входят страны, которым надоело воевать — с трупниками, друг с другом — и которые согласны разместить на своей территории наши войска. Сейчас в Единстве семьдесят три Пустыни из ста семидесяти.
— Впечатляет, — проговорила Малика.
Иштар перешёл к противоположной стене и двинулся вдоль очередного ряда изваяний. Остановился возле крайней статуи человека, взирающего на кресло хазира:
— Мой прадед, Шейл. Он переплыл море Поиска.
— Во времена его правления в Единство вошли двенадцать Пустынь, — сказала Малика. — Тебе есть чем гордиться. Династия Гарпи…
— После его смерти династия Гарпи села в лужу, как ты выразилась, — перебил Иштар.
— Это я говорила о себе.
— Для деда я придумал море Лени. Для отца — море Глупости. Для Шедара — море Крови. Притом, его крови в этом море было всего-то одно ведро.
Малика посмотрела на висок Иштара. Гибкая ветвь с шестью листочками. Пять закрашены чёрным. По татуировке не догадаешься, что пятеро братьев умерли не своей смертью.
— Мой отец хотел переплюнуть моего прадеда. Но в итоге развязал войну и присоединил к Ракшаде одну Пустыню. Шедар перехватил знамя. Эта война длилась четырнадцать лет. Ещё сегодня утром там гибли наши воины и умирали местные жители.
— Длилась или длится? — переспросила Малика.
— Три часа назад я отправил Хазирад в отставку.
— Иштар…
— Воины могли стереть страну с лица земли за три дня, но Шедар нуждался в крови. Он сам провоцировал мятежи и заставлял воинов истязать мятежников. А Хазирад, который достался мне по наследству, поддерживал его. И не нашлось ни одного человека, кто бы провёл Шедара вдоль ряда статуй. Он наплевал на нашу великую историю, но никто не ткнул его носом в свой же плевок.
— Иштар, сейчас не слишком удачное время…
— Два часа назад я сформировал новый Хазирад.
— Хёск ушёл в отставку? — спросил Малика.
Глядя на статую прадеда, Иштар покачал головой:
— Он верховный жрец, и будет моим старшим советником, пока я не найду более верного жреца. Хотя я больше доверяю мёртвым.
— Альхара?
— Он твой легат. Я скажу тебе, если он надоест мне.
— Надеюсь, это случится не скоро, — произнесла Малика. — И… есть продолжение?
— Час назад Хазирад подписал приказ о прекращении боевых действий и выводе войск из Пустыни. И сообщил новость правителю.
— Он приехал на праздник?
— Конечно. В Ракшаде сейчас все: и враги, и друзья.
Малика скомкала в кулаке уголок чаруш:
— Теперь жди разделения Ракшады на два лагеря. Надо было поступить как-то иначе.
— Я обвинил советников в государственной измене. И собираюсь провести открытый суд, пока не утихла злость после твоего спектакля.
Малика сделала шаг назад:
— Ты казнишь их?
Оторвав взгляд от изваяния прадеда, Иштар повернулся к Малике:
— Придумай мне море.
Она попятилась к двери:
— Нет, Иштар, я в такие игры не играю.
— Конечно, у тебя всё серьёзно. А ведь так несерьёзно было на словах. Сражение, танцы. Потом женщины выразят мне своё почтение. Бабочки над площадью. Ты думала, что ткнула меня носом в мой собственный плевок?
— Нет, Иштар, нет!
— Думала, я дурак? Думала, я не вижу, что происходит в стране?
— Я хотела…
— Хотела, чтобы я щёлкнул пальцами, и женщины запорхали как бабочки? — Вскинув руку, Иштар указал на изваяния. — Сколько прошло времени, и сколько было принято законов, прежде чем женщины оделись в чёрное и легли на землю? Сколько должно пройти времени, и сколько мне надо отменить законов, чтобы они поднялись?
— Иштар, прости меня.
— Если завтра я скажу: «К чёрту вековые традиции, к чёрту правила», меня казнят, как Шедара, на стене Позора. — Он шагнул к Малике, схватил за локоть и притянул к себе. — Придумай мне море. Молчишь?
— Извини меня. Пожалуйста.
— Стоит провести с тобой час, и я снова заражаюсь безумием. С этим надо что-то делать. Идём к матери-хранительнице.
— Уже поздно. Она спит, — проговорила Малика, желая подготовить старуху к долгожданной встрече с сыном. К встрече, которая ничего хорошего не сулила.
— Её предупредили, — сказал Иштар и подтолкнул Малику к двери.
Фейхель выбралась из кресла, уронив с подлокотника клетчатый плед. Распласталась на полу, раскинув руки. Выдержав несколько секунда, встала на колени.
Иштар обвёл комнату взглядом. Уставился на мать. Текли минуты, а он не произносил ни слова. Малика вытерла взмокшие руки о платье. С усилием переступила с ноги на ногу — они будто примёрзли к паркету.
— Я тебя совсем не помню, — проговорил Иштар. — И день, когда родила Самааш, плохо помню. Ты была там? Да?
— Да, мой повелитель, — ответила Фейхель охрипшим голосом.
— А ты меня помнишь?
— Я никогда тебя не забывала. Ты был…
— Запрещаю, — оборвал Иштар.
Фейхель сжалась, сгорбилась.
— Я разрешил тебе видеться с Самааш и видеть внучку.
— Спасибо, мой повелитель.
— Разрешаю тебе увидеть Саизель.
Глаза Фейхель влажно заблестели. Она торопливо вытерла лицо рукавом:
— Спасибо, мой повелитель.
Иштар расстегнул плащ и вытащил из чехла на поясе стилет:
— Сделай нас с Эльямин кровными братом и сестрой.
Малика вытаращила глаза:
— Зачем?
— Это меня остановит, — произнёс Иштар и жестом приказал матери встать.
— Где? — спросила Малика, с трудом соображая.
— У твоей постели.
Она думала, что всё закончилось. У Иштара теперь большой кубарат, и его мужская неудовлетворённость в прошлом. Их встречи проходили спокойно, голос и взгляды не выдавали его плотских желаний. Она ослепла, оглохла или потеряла дар чувствовать людей?
Фейхель с трудом встала на ноги и протянула руки к Иштару, словно прося подаяния. Он сделал глубокие разрезы на основании её ладоней. Взял левую руку Малики и вспорол ей кожу под бронзовым знаком шабиры. Такой же разрез сделал у себя на правой руке.
Фейхель приложила ладони к окровавленным ладоням Малики и Иштара. Затем соединила их руки:
— Из одной крови, из одной плоти, из одного чрева.
Иштар сцепил пальцы с пальцами Малики в тугой замок и крепко сжал. Кровь смешалась, заструилась по запястьям, окрашивая рукава плаща и платья.
Малика не ощущала боли, только сильное жжение. Чувствовала тяжёлый взгляд Иштара, но не поднимала голову. Что он хотел увидеть сквозь чаруш? Огорчение или радость? Он увидит равнодушие. Малика была уже не здесь. Мысли, душа и сердце несли её к берегам Грасс-Дэмора. Этот ритуал для неё ничего не значил. Одним шрамом больше, одним шрамом меньше. Плоть не душа — пострадает и забудет.
— Ты останешься? — спросил Иштар, продолжая сжимать руку Малики. — Или вернёшься во дворец шабиров?
— Вернусь к себе, там все мои вещи. Завтра я уезжаю.
— Завтра день памяти. Ни один корабль не покинет порт.
— Хорошо, — кивнула Малика, глядя в пол. — Тогда послезавтра.
— Не хочешь посмотреть собачьи бои?
— Не переношу издевательств над животными.
— А спортивные состязания? Народ не поймёт, почему тебя нет.
— Хёск им объяснит.
Продолжая сжимать ладонь Малики, Иштар стянул свободной рукой с её головы чаруш и заглянул в лицо:
— Уедешь через три дня. После состязаний. — И выпустив пальцы, удалился.
Малика упала на стул и уткнулась лицом в ладони. Ещё три дня. Огромных, нескончаемых три дня.
Часть 45
***
Адэр переступил порог храма. В лёгкие хлынул запах горячего воска, лилий и влажного меха.
Слуга закрыл чёрный зонт и, вытянув руку, склонился:
— Сюда, Ваше Величество.
Расстегнув плащ из чёрной норки, Адэр осмотрелся. Спины, головы… В проходах между рядами скамеек, стульев и кресел покачивался молчаливый чёрный поток. Люди на миг замирали, когда кто-то садился, и вновь продолжали движение. Кругом были гвардары — военные, обеспечивающие порядок в Партикураме. Их серые фуражки с узким металлическим козырьком плавали на поверхности чёрного моря.
