Блаженны алчущие (СИ) - Шизоид Агнесса (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
— Когда я хочу кого-то убить, — презрение в голосе Кевина стало таким едким, что могло бы проесть дыру в металле, — то иду и убиваю. Чего вы тогда ждали?
— Это был я, — повторил Фрэнк, но никто его, кажется, не слушал.
Комар с вызовом оглядел соратников. — Красавчик с Грассом были вроде приятелей. А нам он был другом. Разве можно было стерпеть, что гад этот спокойно дышит одним с нами воздухом?
Остальные согласно загудели.
— Мож быть такое, что это я прикончил душегуба, — заявил вдруг Старик, выпячивая подбородок.
— Или я, — буркнул угрюмый Борден.
Воздух наполнился голосами Ищеек, рвавшихся сознаться в преступлении. Фрэнк был тронут тем, как они защищали друг друга, даже ненавистного им Грасса. Все же даже в их темных душах скрывалось немало хорошего. Глядя на Старика, Фрэнк в который раз подивился противоречивости человеческой натуры.
Роули слушал подчиненных с гримасой кислой, как уксус. — Когда я сказал "ежели", я не думал, что кто-то окажется настолько… отважен, чтобы признаться. Окажите милость, заткните пасти. Что ж, раз стольким людям чудится, что Франта прикончили именно они, я скажу так: похоже, что эта толстая дура, кухарка, по ошибке добавила вам в жратву мухомор или два. А Франт издох сам, потому что Темный Властелин не мог дождаться, когда заполучит в когти такую отменно гнусную душонку. Вот только жаль, что бедняга умер, не дождавшись угощения, приготовленного ему нашим Алым Генералом. Ему предстояла такая казнь, каких мало — урок всем злодеям, что умышляют покуситься на представителей закона.
Старик важно огладил усы, как часто делал, прежде чем изречь нечто глубокомысленное: — Этой беде легко помочь. У нас все еще есть тело для поругания. Я скажу так: четвертовать Франта прилюдно и оставить труп кормить мух. А сердце его черное сжечь на перекрестке, штоб и после смерти он не знал покоя.
Его слова заставили Фрэнка поморщиться. По крайней мере, тело — все, что им осталось. Душа бедняги улетела уже далеко.
На этом с Франтом было покончено.
Лето 663-го
Новые сапоги, приятно поскрипывавшие на ногах, были темно-красными, цвета запекшейся крови. Над головой простиралось вечернее небо, серое, как глаза человека, которого он убил.
Эту работенку Кевину подбросили в Своре. "А чего ты ходишь в старых тряпках, как нищий? Я гляжу, у тебя скоро подметки отвалятся", спросил его как-то Доудер, корноухий мужичок лет сорока.
Ответ Кевина так насмешил Доудера, большого весельчака, что недожеванные куски мяса вылетели из его рта с раскатами хохота. "Ежели мужчина умеет держать в руках меч али нож, он никогда не останется без золота", пояснил он потом. У Доудера были добрые глаза, и, для одного из Своры, неплохой характер. В волосах уже хватало седины, косматая борода, скрывавшая пол-лица, смешно топорщилась на подбородке. Кевин не знал, за какое преступление ему обрезали уши, но Чокнутый Марч сказал, что последнего, кто прошелся на этот счет, Доудер бил головой об стол, пока от лица не осталось кровавое месиво.
Они подкинули ему возможность подзаработать по доброте душевной, хотя никто не заподозрил бы Свору в ее избытке. Для Доудера и его приятелей выполнить такую работенку было как комара прихлопнуть. Даже проще — комары летают, юноша — теперь мертвец — летать не умел.
"Какому-то дядюшке надоел племянник", так сказал Марч. "Ты не представляешь, сколько их в городе — наследников, уставших ждать, обманутых мужей, родичей, осточертевших друг другу."
Это оказалось слишком легко — вот, пожалуй, от чего на душе у Кевина было скверновато. Да, пришлось постараться, чтобы выследить жертву, улучить момент и завязать ссору, найти место для дуэли подальше от любопытных глаз. ("Стража смотрит в другую сторону", поучал Доудер. "Но не всегда.") Зато, когда дошло до дуэли, стало ясно, что молодой купчик зря нацепил на пояс меч. Он разоделся как дворянин — шляпа с лисьим хвостом, шпоры на сапогах, золоченые ножны — дрался же, как подобает сыну торгаша. Кевин предпочел бы, чтобы это больше походило на схватку и меньше — на работу мясника. У купчика не было ни единого шанса, и он сам это понял, когда второй удар Кевина выбил из его руки меч, а третий — разрубил ему запястье. Искаженное страхом и болью, лицо с пушком на верхней губе стало вдруг совсем юным, и даже смерть не прогнала ужас из остекленевших глаз.
Кевин не дал ему закончить мольбу о пощаде. В поручении ясно говорилось — убить. Острие вошло в незащищенное горло, как нож в масло.
Этот хрип… Он до сих пор стоял у него в ушах.
Зато теперь по аллейной дорожке во дворец Кевин шел, запахнувшись в новый плащ из хорошего сукна. Шляпу украшали пушистые белые перья, сапоги не черпали воду, а над ними виднелась полоса шелковых чулок. Дублет он надел старый, — серая ткань лоснилась на сгибах, но при свечах еще сойдет.
Больше не надо будет делать вид, что не замечаешь недоумевающих и презрительных взглядов, устремленных на твою потрепанную одежду и обувь. Брови холеных слуг не поползут вверх, лакеи не будут прятать смешки. Филипу не придется за него краснеть и предлагать унизительные подачки. Ради этого Кевин готов был прирезать сотню купчиков.
Разумеется, по грязным улицам он не стал тащиться в новых сапогах, поэтому мешок со старыми пришлось оставить у привратника. Что ж, так поступали и люди побогаче, чем Кевин, если не держали лошадей.
В холле его встретил главный лакей, напыщенный толстяк в ливрее из золотистой парчи, каждая сверкающая пуговица которой стоила больше, чем все, чем владела семья Ксавери-Фешиа-Грасс. С высоты своего величия лакей окинул Кевина снисходительно-оценивающим взглядом, какой никогда бы не позволил себе обратить на гостя более богатого и знатного. Но во дворце Картморов все слуги знали, кто такой Кевин Грасс и откуда. Причуда Филипа, предмет покровительства, господин Никто.
— Давно вас не видели, господин Грасс, — В добродушной улыбке было больше фамильярности, чем почтения. — Гости Его Милости собрались в Самоцветном салоне. Вы помните, где это, или вас проводить?
Разумеется, он помнил.
Кевин пришел точно в назначенное ему Филипом время — еще бы! — и все же застал веселье в полном разгаре. Уже порхали смычки скрипок, шумело и пенилось в бокалах игристое вино. Кавалеры, обступив красоток, шептали выспренние комплименты, делая вид, что верят в их правдивость, а красотки жеманились, притворяясь, что не верят.
Здесь собралась обычная компашка Филипа — его друзья, приятели, и приятели приятелей из Академии. Этим ни к чему было скрывать свое отношение за опущенными ресницами и кислыми минами. Презрение, раздражение, удивление, — вот что читалось на лицах при виде нежданного гостя. Конечно, думали, что больше не придется терпеть рядом с собой нищего солдатского сына в потертых сапогах.
Но больше бесил хищный восторг, вспыхнувший в глазах разнаряженных капризуль, подружек Денизы, которым она наверняка наболтала много интересного. Восторг в предвкушении скандальчика, сочных новых сплетен. Девицы болтали со своими ухажерами, и все же каждая не преминула с любопытством покоситься в его сторону. А эта дура Иветта Милан, в пышном зеленом платье похожая на кочан капусты, испуганно ахнув, обернулась к Денизе и начала делать ей знаки веером.
Дениза… Она сидела на кушетке, у ее ног — в прямом и переносном смысле — Гидеон, опустившийся на одно колено.
Леди Клери блестела зубками и сверкала глазками, глядя на Берота так, словно… словно напрочь разругалась с Филипом. А Гидеон, влюбленный болван, млел и улыбался с видом, достойным деревенского дурачка.
Когда Дениза, наконец, заметила Кевина, взор ее вспыхнул чистой ненавистью. Взаимно.
Что, коли Филип заставит публично молить ее о прощении? Кевин сглотнул. Без очередного унижения не обойдется, это уж точно. Что ж, у него нет другого выхода, как выдержать это. Заслужил.
