Жизнь коротка - Желязны Роджер Джозеф (читать полную версию книги .TXT) 📗
В комнате шла симфония ароматов, пассаж корицы из «Детства» Булашевского, ее любимое место; это придало ей смелости.
— Добрый день, сенатор.
— Здравствуйте, миссис Мартин. Счастлив приветствовать вас у себя дома. Прошу простить — не могу подняться.
— Вы так любезны, что согласились принять меня.
— Человек моего возраста в состоянии по достоинству оценить общество столь очаровательной и умной женщины, как вы.
— Сенатор, когда мы начнем разговор?
Он нахмурился и приподнял жидкую бровь.
— Не хотелось бы долго заниматься словоблудием. Ваш любезный прием обошелся мне в три тщательно подстроенные услуги и кругленькую сумму денег. Принимаете вы меня с нежеланием. Мне известно о восьми ваших любовницах; я по сравнению с любой из них жалкая замарашка. У нас нет времени, а дело — неотложной важности. Может быть, начнем?
Она затаила дыхание. Все, что ей удалось узнать о сенаторе, говорило о правильности такого подхода. Но так ли это?
Застывшее лицо разошлось в улыбке.
— Немедленно. Миссис Мартин, вы мне нравитесь, и это правда. Правда и то, что времени у меня мало. Чего вы хотите?
— Не догадываетесь?
— Пожалуй. Но я терпеть не могу догадок.
— Я категорически возражаю против законопроекта С-896.
— Мне это известно. Однако я допускаю, что вы пришли предложить сделку.
Она постаралась скрыть свое удивление.
— Какую же? Что дало вам основание так думать?
— Вы возглавляете очень крупную и влиятельную организацию, не стесненную средствами. Но кое-что мне непонятно.
— Что именно?
— Ваша цель. Ваши аргументы шатки и неубедительны, и все-таки вы продолжаете упорствовать. Мне неоднократно доводилось видеть людей, позиция которых казалась нелогичной. Однако всякий раз, стоило лишь копнуть поглубже, обнаруживалась истинная причина, скрытая логика. Здесь же… С-896 явно полезен и выгоден группе, которую, по вашим словам, вы представляете, — людям искусства. Вот и задумываешься невольно, какова ваша истинная цель. Допускаю, что вы уступите это дело об авторских правах в обмен на то, чего действительно побаиваетесь.
— Сенатор, я действительно выступаю от имени всех людей искусства и — в более широком смысле…
Он скривился.
— …«от имени всего человечества». Право, миссис Мартин, увольте.
— Знаю, эту фразу вы слышали чересчур часто, да и сами произносили нередко. — Сенатор мрачно усмехнулся. — Но как раз сейчас это сущая правда. Я уверена, что, если С-896 будет принят, человечество ожидает тяжелое потрясение.
Он поднял тонкую высохшую руку и оттянул нижнюю губу.
— Теперь, уточнив вашу позицию, я смогу сэкономить для вас немало денег — завершив встречу и вернув соответствующую часть суммы за неиспользованные минуты аудиенции.
У нее словно все оборвалось внутри, но голос прозвучал холодно и спокойно:
— Не поняв даже скрытую логику наших аргументов?
— Было бы жестоко и бессмысленно заставлять вас зря тратить время. Видите ли, я не могу вам помочь.
Она хотела закричать, но тут же взяла себя в руки. «Спокойно, еще не все потеряно», — шептала какая-то частица разума; а другая твердила, что такой человек не бросает на ветер слов «не могу». Но он наверняка ошибается. Не исключено, что это начало торга…
Ни следа внутреннего смятения не выражалось на ее лице.
— Сэр, я пришла сюда не для того, чтобы предлагать сделку. Я всего лишь хотела сообщить вам лично, что наша организация собирается сделать денежное пожертвование в размере…
— Миссис Мартин, пожалуйста! Я не могу помочь вам. Независимо от размера пожертвования.
— Сэр, это весьма крупная сумма.
— Не сомневаюсь. Не имеет значения.
— Сенатор, почему?! — Она знала, что ей не следовало спрашивать.
Он нахмурился.
— Послушайте, — начала она, уже не в силах подавить отчаяние. — К черту деньги! Я не брошу свое дело, не убедившись в полной его безнадежности. Ответить — быстрейший способ выдворить меня из кабинета. Вам известно, что при мне нет записывающих устройств. Скажите!
Так же нахмурившись, он кивнул.
— Что ж. Я отказываюсь от вашего пожертвования, потому что уже принял предложение другой стороны.
Самый ужасный ее кошмар воплотился. Все кончено. Паника и напряжение исчезли, замененные скорбью столь великой, что сердце ее чуть не остановилось.
Слишком поздно! О Боже, я опоздала!
— …чувствуете, миссис Мартин? — говорил старик, и искреннее участие звучало в его голосе.
Она призвала на помощь все свое самообладание.
— Хорошо, сэр, спасибо. Благодарю вас за прямой ответ. — Она встала и разгладила юбку. — И за…
— Миссис Мартин.
— …любезное гостепр… Да?
— Поделитесь вашими соображениями. Почему я не должен поддерживать С-896?
Она моргнула.
— Вы только что сказали, что бессмысленно тратить время…
— Подай я вам хоть малейшую надежду — да. Впрочем, если у вас нет времени, я не буду настаивать. Но мне интересно.
— Отвлеченное любопытство?
Он, казалось, выпрямился еще больше.
— Миссис Мартин, я принял решение добиться определенной цели. Это не означает, что мне безразлично, благая это цель или вредоносная.
Дороти на миг задумалась.
— Если я сумею убедить вас, вы меня не поблагодарите.
— Знаю. Я видел выражение вашего лица минуту назад и… Оно напомнило мне одну ночь много лет назад. Ночь смерти матери. Если ваша скорбь столь же велика… Садитесь.
Она села.
— Скажите, что ужасного в том, что законы, охранявшие авторское право, будут приведены в соответствие с действительностью современной жизни? Обычно я стараюсь выслушивать обе стороны перед тем, как принять пожертвование, — но тут дело казалось настолько простым…
— Сенатор, этот законопроект — кошмарное бедствие для всех творческих людей на Земле и за ее пределами.
— О каком бедствии вы говорите?
— О самой тяжелой психической травме в истории человечества.
Он обвел ее пристальным взглядом и снова нахмурился.
— В ваших материалах нет и намека на подобную возможность.
— Это бы только ускорило потрясение. Сейчас даже в нашей организации лишь горстка людей знает правду. Я делюсь с вами, потому что вы попросили и потому что убеждена, что наш разговор никто не записывает, кроме вас. Готова поспорить, что вы сотрете запись.
— Ну-ну, — с сомнением произнес сенатор. — Дайте-ка я устроюсь поудобнее. — Он опустил спинку кресла и потер затекшие ноги. Его глаза были закрыты. — Продолжайте.
— Вы знаете, сколько лет искусству, сенатор?
— Я полагаю, оно ровесник человечества.
— Можно указать более конкретно; скажем, около пятнадцати с половиной тысяч лет. Таков возраст самого древнего произведения искусства, сохранившегося до наших дней, — наскальной живописи в пещере Ласко. Несомненно, люди пели, танцевали и слагали былины — но песни, танцы и былины оставались только в памяти. Наверное, именно сказители вслед за художниками научились сохранять свое искусство. Однако бесчисленные поколения пройдут с тех пор, прежде чем найдется надежный способ нотной записи. И лишь в последние столетия нашли способы хоть как-то запечатлеть свое мастерство танцоры.
Появилась письменность. Человеческая память, хранившая события нескольких предыдущих поколений, стала регистрировать все. Но поддержание всеобъемлющей памяти требовало громадных усилий, а дикари, войны и стихийные бедствия легко уничтожали рукописные документы. Очевидным решением был печатный пресс — возможность размножить такое количество экземпляров, чтобы хоть некоторые пережили любую катастрофу.
Но вместе с печатным прессом родилась новая идея. Искусство внезапно вышло на массовый рынок и стало приносить доход. Писатели решили, что право копировать их работу должно принадлежать им.
За последние сто пятьдесят лет произошли крупные качественные перемены в технике записи. Зрительная: фотография, кинематограф, ксерокс, голография. Звуковая: высококачественная многоканальная со звукоснимателями всяческих видов, вплоть до лазерных. Потом появились компьютеры — последнее слово в хранении информации. И каждый метод порождал новые формы искусства.
